А на занятиях под названием «Мы учимся трезвости» узкий круг собравшихся вновь и вновь перечитывал большую синюю книжку Билла Уилсона от корки до корки, каждый раз начиная с того места, на котором остановились в прошлый четверг. Добравшись до конца, они возвращались к «Рассказу доктора Билла» и начинали все с начала. Обычно за одну встречу одолевали страниц десять. На это уходило примерно полчаса. Остававшееся время полагалось отводить обсуждению прочитанного. Иногда у них это получалось, но частенько разговор уезжал куда-то в сторону, как спиритическая доска под пальцами нервного подростка.

Дэн вспомнил об одном таком вечере четверга, на котором он присутствовал после уже почти восьми месяцев воздержания. Обсуждалась глава «Обращение к женам», содержавшая много давно устаревших предрассудков, которые почти всегда вызывали бурные протесты у молодых женщин. Они неизменно вопрошали, почему за все шестьдесят пять лет со времени первой публикации «Книги» никому не пришло в голову добавить главу «Обращение к мужьям».

Когда в тот вечер руку подняла Джемма Т. – дама лет тридцати, которая неизменно выглядела либо злой, либо недовольной, – Дэн ожидал услышать очередную феминистскую тираду. Однако она заговорила гораздо более спокойно, чем обычно:

– Мне необходимо с вами этим поделиться. Я все держала в себе с тех пор, как мне исполнилось семнадцать, и если я не выговорюсь, то никогда не смогу надолго завязать с коксом и выпивкой.

Группа ждала.

– Я сбила на машине человека, когда возвращалась домой пьяная после одной вечеринки, – начала Джемма. – Мы тогда еще жили в Сомервилле. Я так и оставила его лежать на обочине дороги, не зная, жив он или погиб. Мне это до сих пор неизвестно. Я все ждала, что придут копы и арестуют меня, но они не пришли. Мне все сошло с рук.

Она вдруг расхохоталась, словно услышала особенно веселую шутку, а потом уронила голову на стол и разрыдалась так, что сотрясалось все ее костлявое тело. Для Дэна это стало первым наглядным уроком, насколько ужасным может быть принцип «правдивости во всем» на практике. Он сразу подумал (как и всегда) о деньгах, украденных им из кошелька Дини, и о мальчике, тянувшем руку к остаткам кокаина. Он даже немного позавидовал смелости Джеммы, но понял, что сам на такую предельную откровенность не способен. Если бы перед ним встал выбор: рассказать эту историю всем или выпить…

Я бы лучше выпил. Это точно.

2

Нынешним вечером они читали «Уличную браваду» из оптимистичного раздела «Они потеряли почти все». Сюжет Дэн уже выучил наизусть: хорошая семья, воскресные походы в церковь, первая рюмка, первый запой, пьянство губит бизнес, необходимость все время лгать, первый арест, нарушение обещания исправиться, вступление в АА и счастливый конец. Все «житейские» истории в «Большой книге» заканчивались благополучно. В этом заключалась ее притягательная сила.

Погода стояла холодная, но в комнате было слишком тепло, и Дэна начал смаривать сон, когда вдруг доктор Джон поднял руку и сказал:

– Мне приходится врать своей жене, и я не знаю, как положить этому конец.

Дэн мгновенно очнулся от дремы. Доктор всегда вызывал у него симпатию.

Как выяснилось, жена подарила Джону на Рождество часы, причем очень дорогие, а когда пару дней назад спросила, почему он их не носит, Джону пришлось сказать, что он забыл их у себя в кабинете.

– Но только их там нет. Я уже все перерыл. Как сквозь землю провалились. Вообще-то мне часто приходится консультировать по разным больницам, и там я переодеваюсь, пользуясь шкафчиками во врачебной раздевалке. На них есть цифровые замки, но я почти никогда не запираю их, потому что стараюсь не носить при себе много наличных или ценных вещей. Часы были, наверное, единственным исключением. Только их и стоило красть. Не помню, чтобы когда-либо снимал их с руки в таких случаях, но другого объяснения не вижу. И дело ведь даже не в их стоимости. Просто эта пропажа всколыхнула столько неприятных воспоминаний о тех днях, когда я упивался до одури каждый вечер, а утром курил травку, чтобы быстрее привести себя в чувство.

Выслушав рассказ, присутствующие сочувственно покивали головами, а потом посыпались их собственные истории о том, как им приходилось обманывать близких. Никто не смог ничего посоветовать доктору. Общение продолжалось в привычном ключе. Товарищи по несчастью считали своим долгом лишь поделиться личным опытом. Джон слушал их, понурив голову и зажав ладони между коленями. Потом он пустил по кругу традиционную корзинку («Мы финансируем себя сами за счет добровольных пожертвований членов»), поблагодарив каждого за вклад, хотя по его виду было заметно, что особого толку от этих вкладов не было.

Встреча закончилась, как всегда, общей молитвой. Дэн убрал остатки печенья и потрепанные тома «Большой книги» в шкафчик, помеченный буквами АА. Несколько человек задержались перед входом, чтобы выкурить по сигарете – иногда это в шутку называлось «беседой после беседы», – а Дэн и доктор остались в комнате одни.

Дэн не слишком внимательно слушал других рассказчиков – после истории доктора Джона в нем происходила нешуточная внутренняя борьба. Сияние не проявлялось в последнее время особенно ярко, но оно никуда не делось. Более того, выполняя свои добровольные функции в хосписе, Дэн чувствовал, что сияние стало сильнее, чем когда-либо со времен раннего детства, хотя сейчас он вроде бы научился контролировать его. В итоге оно перестало пугать и приобрело полезные свойства. Коллеги Дэна по Ривингтону догадывались, что он наделен каким-то особенным свойством, но списывали все на его умение искренне сочувствовать умирающим людям. Последнее, чего он хотел сейчас, когда его жизнь постепенно вошла в нормальную колею, – это прослыть доморощенным экстрасенсом. Лучше было держать все в тайне.

С другой стороны, ему нравился доктор Джон, которого действительно мучила возникшая проблема.

Доктор помыл кофеварку и поставил вверх дном на полку для сушки, а потом вытер руки обрывком бумажного полотенца. Он повернулся к Дэну и улыбнулся, но улыбка была такой же настоящей, как кофеин в порошковом напитке, пачку которого Дэн убрал в шкаф вместе с печеньем и сахарницей.

– Что ж, мне пора. Увидимся через неделю.

В итоге решение созрело само; Дэн просто не мог отпустить этого доброго человека в таком подавленном состоянии. Он протянул руки.

– Бросаем!

Знаменитое мужское объятие АА. Дэн не раз наблюдал этот обряд со стороны, но никогда и ни с кем не обнимался сам. После некоторого колебания Джон шагнул к нему. Дэн привлек его к себе, думая: Едва ли из этого хоть что-нибудь получится.

Но все получилось. Ответ пришел быстро, как в детстве, когда он помогал маме или папе найти потерявшуюся вещь.

– Послушайте, док, – сказал он, размыкая объятия. – Вы тревожились по поводу мальчика с болезнью Гушера.

Джон отшатнулся.

– О чем вы?

– Я наверняка неправильно произношу название болезни. Гушер? Глатчер? Это что-то связанное с костями.

У доктора от удивления отвисла челюсть.

– Вы имеете в виду случай Нормана Ллойда?

– Вам виднее.

– Норми страдает болезнью Гоше. Это липидное расстройство. Заболевание наследственное и очень редкое. Вызывает увеличение селезенки, неврологические проблемы и, как правило, приводит к ранней и мучительной смерти. У бедного мальчика скелет уже сейчас почти стеклянный, и он, вероятно, не доживет даже до десяти лет. Вот только откуда об этом известно вам? Родители рассказали? Но ведь Ллойды живут у черта на куличиках, в Нашуа.

– Вы были очень взволнованы перед разговором с ним. Вас всегда сводят с ума ситуации, когда вы ничем не можете помочь пациенту. Именно поэтому вы зашли в туалет с Тигрой на двери, чтобы помыть руки, хотя в этом не было никакой необходимости. Сняв часы, вы положили их на полку, где обычно хранят эту темно-красную дезинфицирующую жидкость в пластиковых бутылках. Названия я не знаю.