Я даже сбился с дыхания, произнося такую длинную речь.

Девятеро из десяти шагнули вперед. А последний хоть и хотел бы присоединиться, но не мог: он был единственным мужчиной в доме при шести женщинах. Я решил оставить всех согласившихся, слабаки сами в процессе отсеются.

Два следующих дня парни обустраивались: набивали сеном матрасы, мыли стены, окна и полы в комнате, где будут жить, сами мылись, стриглись, перешивали из старых платьев моего отца и братьев что-то более подходящее на себя…

Выстроенные через два дня ребята выглядели намного лучше.

— Тренировать вас буду я. — Мои слова звучали четко, а глаза внимательно отслеживали реакцию рекрутов.

Все заулыбались, зашушукались, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы не смотрите, что я мелкая и худая. На вас, чтоб умаялись, сил хватит.

Парни заржали во весь голос. Ну-ну… Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Выйди из строя, — ткнул я в одного из наиболее неуклюжих.

Парень вразвалочку медленно побрел ко мне.

— Обратите внимание на то, как он выглядит. Переваливается, как пьяная утка, а на его осанку вообще без слез не взглянешь, то ли кривой, то ли горбатый. — Я с усмешкой ткнул пальцем в эту несуразную фигуру.

Все заржали еще громче и стали показывать на вышедшего пальцами. Тот зло посмотрел на меня и покраснел.

— Не поняла, вы чего смеетесь?! Считаете, что выглядите лучше? Ха!!! И еще раз ха!!! Такие же горбатые и кривые! — грозно выкрикнул я.

Ребята замолчали и опустили глаза. Отправив вышедшего парня на место, я прошелся вдоль строя.

— Вы все здесь на чучел похожи. Мне же нужны подтянутые, крепкие воины, с которыми на люди не стыдно выйти. Для этого вам придется работать, работать и еще раз работать… И когда-нибудь из вас получится что-то приличное. А теперь о правилах, которые вам необходимо соблюдать, если хотите на меня работать, — сообщил я этому сборищу беспризорников. — Правило первое — молчание. Вы должны меньше болтать, как между собой, так и со слугами и родственниками. Советую лишь кратко и четко отвечать на конкретно к вам обращенные вопросы. Со всеми проблемами обращаться ко мне, так же кратко и четко.

Правило второе — запрещено явное и бурное выражение эмоций, и смех в том числе, можно только слегка улыбаться.

Правило третье — беспрекословное и быстрое выполнение всех моих приказов.

Правило четвертое — запрещена так называемая любовь. Влюбленный осел ничего не замечает и ни о чем, кроме предмета своей любви, не думает. Такой идиот в команде, идущей на дело, может угробить всю группу. При первых признаках влюбленности замеченный в этом должен будет уйти из школы сам — или будет изгнан. Каждое нарушение будет записываться. Первый месяц вам дан на привыкание, но те, кто к концу этого срока соберет более двадцати нарушений, будут отчислены и отосланы в деревню, коров пасти.

К концу моей речи парни стояли навытяжку, не улыбаясь.

Для нас начались рабочие будни.

Первым делом следовало научить их держать осанку и правильной ходьбе, а то на их стойку буквой зю и тягание ног без слез смотреть нельзя. Не менее важным навыком является и умение быстро воспринимать и не менее быстро реагировать на приказы, и главное — работать в команде. Единственный известный мне способ обучения всем этим навыкам — пришедшее к нам из глубины веков умение маршировать в строю. Римские легионеры слаженным маршем прошли всю Европу и еще несколько столетий удерживали от развала Римскую империю.

С большим трудом выстроив свое стадо в более-менее стройную сдвоенную шеренгу и пройдясь по ней внушительным взглядом, я спокойно, но настойчиво сообщил:

— А теперь, мои хорошие, после моей команды «направо» все дружно поворачиваем в эту сторону, — соответствующий взмах рукой.

— Напра-а-аво! — громко скомандовал я и вопросительно уставился на них.

Все стояли, недоуменно переглядываясь между собой.

— Вы что, не знаете, где право и лево? — изумился я.

Парни неуверенно покивали головами.

— Кто знает, что такое право? Двое?! А почему вы не повернулись, когда прозвучала команда?

Я все пытался изобразить грозный голос. М-да… у данного тела это получалось похожим на цыплячий писк. Еще раз м-да! Ни вида у меня нынешнего, ни голоса. Так можно и комплекс неполноценности заполучить! Ну и как при таком раскладе внушать своим подчиненным страх и уважение? Хрен бы с тем страхом, но при имеющейся мелкости и дохлости даже уважение заполучить практически невозможно.

— Ну-у-у… мы знаем, где право, но не поняли, что надо делать, когда орут это слово, — проблеял один из знающих парней.

Пришлось объяснять, а затем демонстрировать повороты, подавая себе команды, и маршировать, высоко поднимая ноги.

— Все поняли? — уточнил я.

Народ активно закивал головами.

— Надо отвечать: «Так точно!» — Надеюсь, моя речь звучала убедительно.

Народ вразнобой проблеял что-то маловразумительное.

— А ну-ка все вместе, еще раз — так точно! Не курсанты, а стадо баранов! — не сдержался я, выведенный из себя их тупостью.

Еще с час мы тренировались кричать хором, пока не стало получаться более-менее слаженно.

— А теперь вернемся к право-лево, — сообщил я парням радостную весть, когда те уже охрипли от криков.

Пришлось еще раз все показывать, но и это не помогло. Два часа пытался вбить в них понимание, что надо делать, но на мои команды они упорно разворачивались кто в лес, кто по дрова. Вымотавшись как бобик, приостановил занятия и послал всех… на урок к магистру.

На следующий день тоже не произошло заметных сдвигов. Пришлось прибегнуть к известным уловкам. На правую ногу всем навязали пучок сена, на левую — солому. И дальше занятия пошли намного проще.

— Сено! Сено! Правой! Правой! — орал я.

На «сено» парни реагировали правильно, а вот при команде «направо», начинали сбиваться. При переходе на обучение маршу возникли новые проблемы. Мне с трудом удавалось подбирать команды, чтобы самому не запутаться.

— Сеном шагом марш! — орал я, шизея от собственных указаний.

— На се-эно! — кричал я, когда колонне требовалось повернуть вправо.

С марш-бросками тоже проблема возникла. Деревенские парни никак не могли взять в толк, зачем, как кони, бегать без дела просто так по кругу. Пришлось ставить задачу по-иному: бегать в горы, брать каждому по камню килограмма на три-четыре, затем двигаться к деревне и складывать их неподалеку от дороги. Крестьянам было сказано, что могут использовать все, что мы натаскали, для строительства. Мы исправно доставляли булыжники месяца четыре, но каждый раз, когда приносили следующую партию, на этом месте было уже пусто.

Со временем все втянулись в тренировки и привыкли к расписанию занятий. Вставали в шесть утра, бежали к реке, обливались водой, затем бежали назад, переодевались, к этому моменту и я с Кристой спускался после своих водных процедур, и начиналось — массаж, растяжка, разминка, завтрак — и дальше тренировка. Мы бегали, прыгали, маршировали с песнями и без оных, метали ножи, стреляли из луков и арбалетов, отжимались и подтягивались, владению мечом нас обучали то Ирвин, то Рэм, которым тоже нелишне было позаниматься.

В качестве основного оружия я выбрал палку длиной семьдесят сантиметров с металлическим набалдашником. В будущем планировалось перейти на полностью металлическую трость, уж очень меня впечатлила информация, прочитанная где-то, как четыреста монахов шаолиньского монастыря металлическими посохами разогнали десятитысячное японское войско. Насколько правдива эта информация, не знаю, но увиденное мной в свое время «у нас» по Интернету выступление монахов этого монастыря было впечатляющим.

Три часа в день были предназначены для учебы умственной. Час времени, посвященный истории, политике или основам экономики этого мира, вел магистр Жаколио. Поскольку его должность называлась домашний маг, то он еще преподавал нам общий обзор и основы магии. Остальное время занимался с будущими охранниками я: учил письму, счету, проверял, насколько они усвоили законы этого мира…