Ты носишься со своими чувствами, как дурак с патефоном, а потом выясняется что никому они и не нужны, как собственно и ты сама. Всегда есть что-то более важное, чем надоедливая девочка, со своей идиотской верой во всепобеждающую любовь. И эта самая вера постепенно умирает, уступая место апатии и чувству безграничного одиночества в этом мире. Приходит бессильное осознание того, что даже если и любят два человека, то не обязательно они будут вместе. Особенно если одному из них не так уж это и нужно.
С Викторией отношения после возвращения стали прохладными. Я ее понимала. Она столько сил раз за разом тратила на то, чтобы вытянуть меня из очередной депрессии, в которую я сама себя загоняла, стоило только Хромову показаться на горизонте, что ее терпение закончилось. Она же ведь тоже не робот. У нее есть своя жизнь, свои проблемы, и тратить все свое время на непутевую подругу, наступающую в сто пятый раз на дни и те же грабли дело не благодарное. Поэтому она отошла в сторону, давая мне возможность самой справиться с этим потоком, выплыть и встать на ноги.
Только вот ни черта получается.
Эх, и переломало меня за этот год, перемололо в бесстрастных жерновах судьбы и выплюнуло на обочину жизни. Не осталось ни юношеского задора, ни оптимизма, ни веры в лучший мир. Всего двадцать два, а душа измотана как у древней старухи, доживающей свою одинокую жизнь в заброшенной лачуге, на краю света.
Ничего не хочется. Просыпаться не хочется. Двигаться вперед не хочется. Жить не хочется. Ведь не осталось ни целей, ни сил, ни желания.
А жизнь вокруг продолжалась. Кто-то работал, кто-то женился, кто-то путешествовал. Линка вон уже три месяца где-то пропадала, укатила наверное с очередным кавалером на юга.
Я даже как-то раз встретила Ваньку. Увидев меня, он улыбнулся, сделал шаг на встречу, потом остановился, медленно кивнул головой в качестве приветствия и, резко развернувшись, поспешил по своим делам, словно боялся, что я его попытаюсь остановить.
В тот момент я даже и не вспомнила про нашу последнюю встречу во Владимире, словно это было не с нами и не в этой жизни. Тоскливо было видеть, что он тоже от меня отворачивается. Мог бы по-дружески помочь. А хотя нет. Все правильно, Иван, все верно. В свое время я тебя оттолкнула, использовала как жилетку, а потом бросила. Поступила не лучше чем Хромов со мной. Не нужна тебе такая баба, поломанная, опустошенная, эгоистичная даже в качестве друга. Живи полной жизнью, а я как-нибудь выкарабкаюсь.
Я никогда не думала, что одиночество может так выжигать душу. Куда подевалась моя самодостаточность? Почему дом, который я так люблю, давит на меня своими стенами? Почему, выйдя на крыльцо, я задыхаюсь, даже не ощущая свежего воздуха, не смотря на то, что сентябрьский ветер несет привет, от пока еще далеких холодов. Словно в вакууме. Все это время в проклятом, неотступном вакууме. В мире семь миллиардов человек, а я с ума схожу от одиночества.
Я - одна.
Каждый новый день похож на предыдущий. Встала, отработала, легла спать. Встала, отработала, легла спать. Вышла куда-нибудь с друзьями, если есть желание. Чаще всего желания нет. Совсем. И так день за днем, неделя за неделей. Ощущение такое, словно из окна, затянутого пожелтевшей, местами драной занавеской, наблюдаешь за тем как твоя собственная жизнь проходит мимо, и нет никаких сил очнуться, вынырнуть на поверхность, взять все в свои руки. Слезы еще эти постоянные, от которых лицо краснеет, глаза превращаются в узкие щелки. Ненавижу слезы, и никогда ими не злоупотребляла, а тут словно прорвало, и никак не получается сдержаться, остановить их нескончаемый поток. Словно и не я это.
Вот и сейчас, сидя на полу в гостиной, продолжаю всхлипывать, нарушая гробовую тишину. Растрепанная, некрасивая, не похожая сама на себя. В старом, растянутом свитере, пригодном только для мытья полов, пестрых и почему-то разных носках, с мохнатым старушечьим пучком на голове.
Компанию мне составляют десяток фотоальбомов, да большая фотография в рамке, стоящая на полу рядом со мной, да бутылка красного сухого. Омерзительно теплого, но мне плевать. Так же как и на отсутствие бокала. Зачем? Можно прямо из горла, ведь рядом нет никого, кто был бы шокирован отсутствием манер.
Странное чувство, будто внутри хмельная апатия медленно смешивается с отчаянием, тоской, желанием все бросить, а еще со злостью. Безумной, неудержимой. Злостью на саму себя.
А как не злиться? Если, вопреки здравому смыслу, все своим внутренним установкам и правилам, совести, поступаешь так, что потом хочется провалиться сквозь землю от чувства стыда, вины и недоумения от одной мысли "Я могла ЭТО сделать???".
Кто я? Моральный урод, ядовитая гадина. Хотя нет. Это все не то, глупости, пустые слова. Я - предатель. Да, именно так. Подлый, низкий, поправший все то, во что сама свято верила.
Я протянула руку с обкусанными под корень ногтями, давным-давно требующими маникюра, и нежно дотронулась до фотографии:
- Прости меня,- прошептала чуть слышно, чувствуя как задрожала нижняя губа, -прости.
Девушка с фотографии, обрамленной черной рамкой, улыбается, но я вижу в ее чайных глазах упрек, немой укор. Или это пьяный бред? Точно бред, извращенные фантазии, порожденные чувством вины и бутылкой красного.
Только это ничего не меняет. Я- предатель.
Я- Виктория Хайницкая.
Файл создан в Книжной берлоге Медведя by ViniPuhoff
