— Как ты уживаешься с ребятами? — спросила Крессида, выпуская уголком рта струйку дыма в окно.

— Прекрасно, — Кэт включила миксер и, как это обычно бывало, вздрогнула при мысли об опасности задеть вращающиеся лезвия. — Они немного неряшливы, но у меня есть брат, так что я к этому привыкла.

— Дант свинья. А Гарри — маленький песик.

Кэт подумала, как же назовут ее. Маленькая коровка?

— Мэнди ушла из-за этого? — поинтересовалась она.

— А, Мэнди… — Кресс поменяла ноги местами. Кэт не смогла не заметить, что безукоризненный педикюр в вырезе мягких туфель без задников был того же цвета, что и маникюр. — Они с Дантом… ну, они плохо ладили. А может, и хорошо, я не могу сказать. Кричали и бросались чем попало. А в квартире маловато места для двух звезд мелодрам. Думаю, развязка наступила, когда ее парень купил билет в Австралию и предложил ей уехать с ним. Так она и сделала. Чертовски неудобно для меня. Пришлось возвращаться из Америки и все улаживать.

«Но она не взяла выходной, чтоб показать мне и Лауре квартиру», — отметила про себя Кэт.

— Никто на работе не хочет мне сказать, почему Мэнди уехала. Я как вторая жена. Разговариваю с авторами по телефону, а когда упоминаю, чей я помощник, то они замолкают и потом переспрашивают: «Мэнди?» Словно я воскресла из мертвых.

Кресс затушила сигарету о кофейное блюдце.

— Думаю, она разочаровалась в работе. Она была довольно нервной. А разгребать кучи нестиранных трусов Данта, чтобы попасть в ванну, — это не то, о чем мечтаешь после тяжелого дня в офисе.

— Вы никогда не жили с ними вместе?

— Одну неделю. В исследовательских целях, уверяю тебя.

Кресс соскользнула со стола и собрала свои пакеты. Кэт выпрямила спину, насколько только могла, и даже прижалась к холодильнику, чтобы проверить осанку.

— Пойдем как-нибудь выпить и поболтать, — предложила Кресс тоном, подразумевающим, к удивлению Кэт, окончательное решение. Все это время она чувствовала себя словно на собеседовании — хуже, чем те полчаса у ног Дженифер Спенсер. — Возможно, я соблазню тебя на нечто большее, чем банановая болтушка.

Крессида улыбнулась ей, словно ребенку, и достала ключи от машины. Кэт инстинктивно глупо улыбнулась в ответ и возненавидела себя за это. Она туже затянула кушак халата.

— Скажи Данту, что я приезжала. Сегодня вечером позвоню. — Кресс не нужно было уточнять тему предполагаемого разговора. — Передай привет Гарри.

Она направилась к двери, отбросив блестящей туфелькой сумку для крикета и мышку, придушенную Крыскисом.

— До свиданья, — сказала Кэт.

Крессида, не оборачиваясь, подняла руку.

— Я заеду за тобой, — произнесла она и вышла.

Кэт довольно долго мучительно размышляла, как сообщить Джайлсу, что она покинула семейное лоно Крэгов и переселилась в дом идиотов. Она не знала его адреса в Америке. Напуганная его отъездом, Кэт просила дать адрес, чтоб поддерживать с ним связь в условиях, которых не могла себе представить. Он велел ей писать на Рэдклифф-сквер. Селина же будет отсылать всю его почту на адрес банка, пока Джайлс не обоснуется в каком-нибудь определенном месте.

В аэропорту Джайлс доброжелательно, но решительно дал понять, что им будет легче привыкнуть, если первые недели они вообще не будут общаться. Никаких писем и тем более телефонных звонков. Хотя Джайлс этого не сказал, но Кэт поняла, что ее хныканье по телефону во время рабочего дня не вязалось с его новым международным банковским имиджем. Кэт видела, что он все больше входил в этот образ. Бодрость и уверенность разливались по его лицу. Словно какое-то превращение коровы в дерево в «Метаморфозах» Овидия.

Джайлс всегда держался во время прощаний лучше, чем она. «Кратко и нежно, Кэти», — говаривал он в конце семестра, уезжая в Лондон, когда она, обливаясь слезами, просовывала голову в его машину для последнего поцелуя. Джайлс был очень нежен и в этот раз. Настолько нежен, что всю горечь утраты Кэт ощутила гораздо позднее.

В тот вечер она ехала на метро обратно в центр, словно оцепенев. Тогда-то до нее и дошло: Джайлс нисколько не извинялся, что уезжает и оставляет ее саму разбираться с тем, чего ей не хотелось. Крупные слезы катились по лицу Кэт. Она держалась за свешивающуюся с потолка петлю и качалась из стороны в сторону в толпе американских туристов. А Джайлс не увидел ничего, за что надо просить прощения.

Когда Кэт вступила в клапамскую зону войны Лауры и Майка, ее первым импульсом было написать Джайлсу длинное страстное письмо. Пусть оно даже пройдет через руки гордячки Селины, Кэт считала, что та вполне может вскрыть конверт и запечатать снова. Опьяненная жалостью к самой себе, Кэт нацарапала восемь отчаянных страниц, пока Майк и Лаура ругались в соседней комнате. Но она сделала роковую ошибку — решила перечитать письмо с утра. В ужасе от собственной беспомощности и выражения «эмоциональный вакуум», Кэт сунула его на дно рюкзака.

Теперь она жила на Довиль-кресент. Праведный гнев и ежеутреннее завывание музыки за стеной в комнате Гарри придали ей сил. Она решила написать коротенькую открытку — просто сказать, что у нее все хорошо. Только Кэт все не удавалось выразить это достаточно кратко. В конце концов, ей удалось ограничиться двумя недлинными предложениями. Одно — рассказ о ее новостях, второе — беззаботный вопрос по поводу его дел. Она написала и разорвала несколько открыток. Их тон был разным — от небрежного до совершенно отчужденного. Под конец ее измучил вопрос — открытку с какой картинкой лучше выбрать. И Кэт забросила эту идею.

Джайлс не писал ни слова. Кэт упомянула свой новый адрес в письме его родителям, где благодарила за гостеприимство. Хотя тупая тоска заполняла всю ее душу, Кэт решила не вступать с Джайлсом в контакт, пока он не сделает первый шаг, чего бы ей это ни стоило. Это было то самое упрямство, которое ее мать называла «комплекс недоброжелательно вздернутого носа». Однако когда Кэт неуклонно придерживалась его в отношении к шоколаду, она смогла купить джинсы десятого размера и завоевать восхищение Джайлса.

Кэт лежала в постели и слушала кассету, которую давно не включала. Она уже не могла выдерживать молчание Джайлса и запрет на шоколад. Кэт читала раздел искусства в субботней газете. Раздался звонок в дверь подъезда. Она подождала минутку — вдруг откроет один из ребят. Но взгляд ее упал на часы. Одиннадцать. Для них это середина ночи. Кэт тяжко вздохнула и скинула газеты на пол.

Цепочка чипсов тянулась по коридору в комнату Гарри. На столе в кухне валялись игральные карты, стояли переполненные пепельницы и формочки с растаявшим льдом. Кэт закрыла дверь в кухню и хотела было отпереть замки на двери. Но тот, кто пришел последним, явно не заботился о безопасности квартиры. Один поворот замка, и дверь отворилась.

Звонок прозвучал вновь. Кэт крикнула в переговорное устройство: «Я иду!» Ей внезапно пришло в голову, что это может быть почтальон с посылкой от Джайлса. Кэт босиком понеслась вниз. Четыре пролета вдруг показались ей бесконечными. Она молила бога, чтобы почтальон не ушел раньше, чем она спустится.

Кэт распахнула дверь. Перед крыльцом с большой коробкой в руках стояла Селина. За ее спиной БМВ Джайлса был припаркован рядом с заброшенным «ситроеном». На пассажирском месте сидел некто, напоминающий Джэми Текстона[29].

Селина невольно вздрогнула при виде футболки Кэт с надписью «Убей всех рок-звезд» и потертых домашних джинсов. Кэт внезапно заметила, что красный лак на ногтях ног Селины, нанесенный так тщательно и совсем недавно в «Харви Николз», уже начал трескаться.

Кэт прижалась к косяку и постаралась сделать такой вид, словно живет напротив дешевого кабачка только по соображениям стиля.

— Привет, Селина! — просияла она. — Как приятно тебя видеть!

Селина натянуто улыбнулась и протянула ей коробку.

— Я вчера вечером разговаривала с Джайлсом. Он решил отдать тебе свой музыкальный центр на время, пока его нет. Чтоб ты не скучала.