— Черт возьми, как вы все это узнали? — спросил я.

— У нас организация, дорогой мой! Мы ведь не одиночки, как вы. Иногда мы узнаем от самих клиентов, иногда другими путями. Кари не скупится на деньги. Он хороший предприниматель, когда захочет.

— Ваши слова доставили бы ему удовольствие.

— Пошел он к черту! Последней нашей жертвой сегодня будет некий Веррингер. Его коллеги, со слов которой сделана запись, уже нет в живых. Видимо, эта полная дама в один прекрасный день покончила с собой в имении Веррингера в каньоне Сепульведа. Он организовал там своеобразную артистическую колонию для писателей и тех, кто ищет отрезанное от мира место и конгениальную атмосферу. Плата умеренная. Вроде с ним все в порядке. Называет себя врачом, но не имеет медицинской практики. Честно говоря, я не знаю, почему он фигурирует здесь. Может быть, в связи с этим самоубийством.

Джордж взял вырезку из газеты, наклеенную на бумагу.

— Ах да, слишком большая доза морфия. Никаких указаний, что это было сделано с ведома Веррингера.

— Веррингер мне нравится,—сказал я,—Он очень мне нравится.

Джордж закрыл папку и хлопнул по ней рукой.

— Вы этого не видели,— сказал он и вышел из комнаты.

Когда он вернулся, я уже собирался распрощаться о ним. Я хотел отблагодарить его, но он отказался.

— Послушайте,— сказал он,— ведь ее муж может находиться в сотне других мест.

Я согласился с ним.

— Да, знаете, я кое-что слышал о вашем друге Леноксе, вероятно, это вас заинтересует. Пять-шесть лет назад один наш работник встретил в Нью-Йорке человека, по описанию точно походившего на Ленокса. Но у парня была фамилия не Ленокс, а Марстон. Конечно, возможна ошибка. Тот постоянно пьянствовал.

— Сомневаюсь, что это был Ленокс,— заметил я,— Почему он изменил фамилию? Он был на войне, это можно проверить по документам.

— Можете поговорить с нашим работником, когда он вернется, если для вас это имеет значение. Его фамилия Аштерфельт.

— Большое спасибо за все, Джордж! Я отнял у вас больше десяти минут.

— Возможно, когда-нибудь мне понадобится ваша помощь.

— Организации Карна никакой помощи не нужно,— сказал я.

Он щелкнул пальцами, Я оставил его сидящим в своей металлической серой камере и вышел в приемную. Теперь она показалась мне чудесной.

У въезда в каньон Сепульведа в стороне от шоссе стояли ворота на двух желтых столбах. Одна створка ворот была открыта. Над воротами, на проволоке висела доска с надписью: «Частная дорога. Въезд запрещен».

Воздух был теплый, насыщенный запахом эвкалиптов. День стоял совсем тихий.

Я медленно въехал через ворота по покрытой галькой дороге на холм и спустился по другой его стороне в тенистую долину. Там было жарче. Дальше дорога стала огибать лужайку, некогда огороженную побеленными камнями. Налево от меня находился высохший бассейн. С трех сторон его окружали лужайки, на которых стояли шезлонги из красного дерева с сильно выгоревшей обивкой.

Трамплин над сухим бассейном казался ветхим и непрочным. Его настил был разломан, а металлические конструкции заржавели. Я поехал дальше и остановился перед домом из красного дерева с потрескавшейся крышей и широкой верандой перед входом. Двустворчатая дверь была завешена матерчатой сеткой, на которой сидели большие мухи.

Я выключил зажигание и остался сидеть, не снимая руки с руля. Не было слышно ни звука. Дом казался мертвым, как египетский саркофаг, только двери позади сетки были открыты, и что-то двигалось в слабом свете внутри. Затем я услышал негромкий свист, и за сеткой появилась мужская фигура. Юноша отодвинул сетку, вышел и спустился по ступенькам. Вид у него был любопытный: плоская черная шляпа-гаучо с лентами под подбородком, белая шелковая рубашка с расстегнутым воротом, длинными рукавами и тесными манжетами. Брюки были угольно-черными, в обтяжку, с широким поясом. По бокам они были обшиты золотым галуном до карманов, а по обеим сторонам карманов болтались золотые пуговицы. На ногах туфли из кожзаменителя.

Парень сошел с лестницы и, посвистывая, смотрел на меня. Он был строен, как тополь, с большими дымчатыми глазами, черты лица правильные, без слащавости.

Он сел на ступеньку, сунул левую руку за пояс, а правой описал в воздухе дугу.

— Прекрасный день, не правда ли? —- сказал он.

— Немного жаркий для меня.

— Я люблю жару.

Утверждение было простое и окончательное, оно положило конец дискуссии. Обсуждать, что любил или не любил я, юноша считал ниже своего достоинства. Он вынул из кармана пилочку и занялся ногтями.

— Вы из банка? — спросил он, не глядя на меня,

— Я ищу доктора Веррингера.

Парень перестал пилить ногти и посмотрел вдаль.

— А кто это? — спросил он, не выказывая никакого интереса.

— Ему принадлежит это имение. Вы же должны знать это!

Он снова продолжил свой маникюр.

— Вы что-то путаете, дружище. Это имение принадлежит банку. Они объявили конкурс или еще что-то. Подробности я толком не знаю.

Он смотрел на меня с видом человека, который не придает значения подробностям. Я вышел из машины и прислонился к горячей дверце, затем немного передвинулся туда, где ощущалось легкое дуновение ветерка.

— А что это за банк? — спросил я.

— Если бы вы не знали, то не приехали бы сюда, А если вы не оттуда, то вам здесь нечего делать. Прощайте, дружище! Отправляйтесь, да поскорее!

— Мне нужно найти доктора Веррингера.

— Лавочка закрыта, приятель. На вывеске написано, что здесь частная дорога. Какой-то гений забыл запереть ворота.

— Вы сторож?

— Вроде этого. Прекрати задавать вопросы, приятель! Ты стал действовать мне на нервы.

— А что вы делаете, когда разозлитесь? Танцуете с кротами танго?

Парень гибко поднялся на ноги и улыбнулся недоброй улыбкой.

— Видимо, придется запихнуть вас в вашу машину,— сказал он.

— Потом. Где я могу видеть доктора Веррингера?

Парень сунул пилку в карман рубашки, Короткое движение — и на его кулаке блеснул медный кастет. На его скулах натянулась кожа, а в глубине глаз сверкнуло пламя.

Он быстро подошел ко мне. Я отступил, чтобы иметь свободу передвижения. Парень не прекратил насвистывать, но свист стал тоном выше и пронзительнее.

— Нам незачем ссориться,— сказал я.— У нас нет причины для ссоры, и уберите эту штуку.

Парень был быстрый, как молния. Одним прыжком он подскочил ко мне и ударил левой рукой. Я ожидал удар и отклонил голову в сторону, но парень схватил меня за правую руку. У него была крепкая хватка. Поворотом он вывел меня из равновесия и замахнулся кулаком с кастетом. Один удар по затылку этой штукой — и мне конец. Если я прикрою голову, он ударит меня по лицу или по плечу. Тогда прощай лицо или рука.

В такой ситуации можно было сделать только одно. Я подставил сзади ногу и схватил парня за рубашку, разорвав ее при этом. Что-то ударило меня по затылку, но, к счастью, не металл. Я повернулся налево, дернул за рубашку, и парень упал, приземлившись ловко, как кошка. Не успел я как следует обрести равновесие, как он уже был на ногах. Теперь он усмехался. Парень радовался всему и считал свое поведение превосходным. Он снова бросился на меня.

Откуда-то донесся низкий окрик:

— Эрл! Прекрати сейчас же! Сейчас же, слышишь?

Парень отступил. Какая-то грустная усмешка появилась на его лице. Оп сделал быстрое движение, и кастет исчез в его широком поясе.

Я обернулся и увидел мужчину в гавайской рубашке, спешащего к нам и размахивающего руками. Он часто дышал.

— Ты с ума сошел, Эрл?

— Не говорите этого, доктор,— тихо ответил юноша.

Затем он улыбнулся, отошел и сел на ступеньку. Он снял свою плоскую шляпу, достал из кармана расческу и стал причесывать густые черные волосы. Через несколько секунд он снова стал насвистывать.

Толстый мужчина в яркой рубашке стоял и смотрел на меня. Я тоже разглядывал его.