Эйлин была в черном и белом, бледная и говорила низким отчетливым голосом, который без искажения воспроизводился громкоговорителями. Коронер очень осторожно обращался с ней, словно сам с трудом сдерживал рыдания. Когда она покидала свидетельское место, он встал и поклонился, она же одарила его легкой мимолетной улыбкой, отчего он чуть не задохнулся от удовольствия.
Выходя из зала, Эйлин прошла мимо, не поглядев на меня, но в последний момент чуть обернулась и слегка кивнула, будто она когда-то давно где-то встречалась со мной.
Когда все закончилось, я, сходя по ступенькам на улицу, догнал Олса. Тот смотрел на движущиеся машины или делал вид, будто смотрит.
— Дорошо сделано,— заметил он, не оборачиваясь.— Можно поздравить.
— И с Канди вы неплохо управились.
— Не я, малыш. Окружной прокурор считает недопустимыми эротические истории.
— Что за эротическая история там была?
Только теперь Берни посмотрел на меня.
— Ха-ха-ха,— рассмеялся он.— Я не о вас говорю.
Затем его лицо приняло отсутствующее выражение.
— Таких женщин я видел много лет. Насмотрелся на них досыта. Ну, пока, старый дуралей! Позовите меня, когда станете носить двадцатидолларовые рубашки. Я тогда приду и помогу вам надеть пальто.
Люди вокруг нас поднимались и спускались по лестнице. Берни вынул из кармана сигарету, посмотрел на нее, бросил и раздавил каблуком.
— Вы расточитель,— заметил я.
— Выбросил только сигарету, дружище. Это ведь не человеческая жизнь. Возможно, вы женитесь на этой женщине через некоторое время, а?
— Не говорите глупостей.
Я пошел вниз. Берни что-то сказал за моей спиной, но я не обернулся.
Как только я вошел в свою контору, зазвонил телефон. Это опять был Берни.
— Я заеду к вам по пути. Мне нужно вам кое-что сказать.
Наверно, он был в полицейском участке Голливуда или неподалеку от него, так как через двадцать минут уже был в моей конторе. Берни сел в кресло для посетителей и положил ногу на ногу.
— Я находился неподалеку. Приношу извинения. Забудьте это!
— Что нам забывать? Разве мы подрались?
— Согласен. Некоторые люди считают вас двуличным, но я не слышал, чтобы вы когда-нибудь кривили душой.
— А что это за шутка насчет двадцатидолларовых рубашек?
— Да, черт возьми, я просто разозлился,— ответил Берни.— Я подумал о старом Поттере. Он ведь может сказать слово секретарше, та передаст адвокату, тот окружному прокурору Спрингеру, а тот капитану Хернан-децу. Он ведь его личный друг.
— Поттер и пальцем не пошевелит.
— Вы же с ним знакомы. Он имеет с вами дела.
— Я познакомился с ним, и только. Я не нахожу его очень симпатичным, но, может быть, это просто зависть. Он пригласил меня, и мы с ним поговорили. Он высок ростом, довольно энергичный, и не знаю, что еще. Думаю, что он не мошенник.
— Сто миллионов не заработаешь честным путем,— заметил Берни.— Возможно, те, кто стоит наверху, считают, что у него чистые руки. Но маленьких людей он припирал к стенке, разоряя небольшие фирмы и тех, кто там работал.
— Можно подумать, что вы красный,— заметил я, чтобы подразнить его.
— Право, не знаю,— пренебрежительно ответил он,— меня еще не проверяли... Итак, вам кажется правильным, что это сочли самоубийством?
— А что говорит против этого?
— Мне кажется, что это решение неверно, хотя против него трудно возразить. Не нравится мне, что он не оставил письма.
— Он был пьян,— заметил я.
— Это не имеет значения,— ворчливо возразил Берни.— Кроме того, мне не нравится, что он застрелился в кабинете, где жена обязательно должна была все это увидеть. Правильно, он был пьян, но все же мне это не нравится. Потом, мне не нравится, что он нажал на спуск в тот самый момент, когда затрещала моторная лодка. Почему он это сделал? Хотите еще совпадений? Извольте. В тот день, когда прислуга была выходная, жена его забыла взять ключ от дома и вынуждена была звонить, чтобы ей открыли дверь.
— Она могла войти через черный ход,— заметил я.
— Да, я знаю. Я пытаюсь воссоздать ситуацию. Кроме вас, некому было открыть дверь, а она на свидетельском месте заявила, что не знала о вашем присутствии. Если бы Эд был жив, он бы не .услышал звонка из своего кабинета. Там звуконепроницаемая дверь. Прислуги по четвергам не бывает дома. Это она тоже забыла, как и свой ключ.
— Вы сейчас сами кое-что забыли, Берни. Моя машина стояла возле дома. Поэтому она могла сообразить, что дома кто-то есть, и позвонила.
Берни усмехнулся.
— Что я еще забыл? Итак, получается такая картина: вы были внизу у озера, моторная лодка оглушительно трещала — это были двое юношей из Арроухеда. Эд спал в своем кабинете или был сильно пьян. Кто-то заранее взял револьвер из его письменного стола, а жена знала, что вы его туда положили, так как вы ей об этом сказали. Теперь предположим, что она- не забыла ключ и вошла в дом. Она могла из дома увидеть вас на берегу, заглянуть в кабинет и увидеть спящего мужа. Тогда она взяла револьвер, дождалась подходящего момента, застрелила его и положила оружие там, где его нашли. Потом она вышла из дома, подождала немного, когда удалилась моторная лодка, позвонила в дверь и стала дожидаться, когда вы ей откроете. Что вы на это скажете?
— Какой у нее был мотив?
— Да-да,— кисло сказал Берни,—вот где собака зарыта. Если она хотела отделаться от парня, то это можно было сделать проще. У нее был повод для развода — муж — пьяница и был агрессивен по отношению к ней. Получала бы хорошие алименты, схватила бы жирный кусок. Итак, мотива нет. Кроме того, трудности со временем. Пятью минутами раньше она не смогла бы этого сделать — тогда вы были в доме.
Я хотел кое-что сказать, но Берни поднял руку.
— Спокойнее! Я никого не обвиняю, я просто рассуждаю. Скоро вы со мной согласитесь. В ее распоряжении было десять минут, чтобы это проделать.
— Десять минут, которые невозможно было предвидеть,— сказал я, сбитый с толку.— Тогда и шум надо было запланировать.
Берни откинулся в кресле и вздохнул.
— Не знаю. У вас на. все находится ответ, я тоже нахожу на все ответ. Но, несмотря на это, дело мне не нравится. Черт побери, что вы, собственно, делали у этих людей? Парень выписывает вам чек на тысячу долларов, потом рвет его. Разозлился на вас, скажете вы? Скажете, что не хотели брать этот чек? Может быть. Может быть, он думал, что вы спали с его женой?
— Оставьте это, Берни.
-— Я ведь не спрашиваю вас, было ли такое дело. Я спросил о том, что он мог думать.
— Это одно и то же.
Берни встал и, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Вам дьявольски везет, Марлоу. Второй раз вылезаете из опасной ситуации. Вы слишком, отважны. Вы были очень нужны этим людям и не заработали ни гроша. Вы также были очень нужны некоему Леноксу и, как я слышал, тоже не получили от него ни гроша. На что вы, собственно, живете, дорогой мой? Неужели вы накопили столько денег, что можете не работать?
Я встал, обошел вокруг стола и остановился перед Берни.
— Я романтик, Берни. Когда я слышу ночью крик, то иду выяснять, что случилось. Таким путем ничего не заработаешь. У меня в сейфе лежит банкнота в пять тысяч долларов, но я не истрачу ни цента из этих денег. Потому что я получил ее необычным образом и при очень странных обстоятельствах. Сначала я немного позабавился с ней, а теперь храню ее до поры до времени и смотрю на нее. Но ни единого цента не истрачу.
— Может быть, она фальшивая,— сухо заметил Берни.— Я не знал, что выпускают такие крупные банкноты. Итак, чего же вы хотели добиться?
— Ничего. Я же сказал вам, что я романтик.
— Это я слышал. И не заработали ни гроша, это я тоже слышал.
— Но я могу в любое время послать к черту полицейского. Так что идите к черту, Берни!
— Вы бы не послали меня к черту, если бы я посадил вас в задней комнате под прожектор, дорогой мой.
— Возможно, нам удастся когда-нибудь это попробовать.