Эд Листер оценил бы сей неиспоганенный пейзаж.

— Мне подъехать? — спросила Грейс.

Вдалеке послышался шум взбиравшейся в гору машины. Страж спрыгнул с крыльца и прошагал к углу террасы. Сквозь просвет между деревьями он увидел маленькую серебристую «тойоту», которая нерешительно постояла на съезде с Пайпер-Хилл-лейн, затем свернула на проселок и двинулась к дому, поднимая тучи пыли.

Страж обернулся и взглянул на окно с открытыми ставнями. В раме с потеками от заржавевших гвоздей отражалось голубое небо.

— Нет, не сейчас. Я перезвоню.

Через парадный вход Страж вошел в дом и запер дверь.

Мгновенье глаза привыкали к сумраку. Густо укутанный пылью круглый стол по-прежнему стоял в конце холла, дальше виднелась лестница. Сквозь щель в кухонной двери падал столбик света. Воздух холодил вспотевшее лицо.

Страж бесшумно прошел по голым сосновым половицам. Кое-что из предметов, укрытых толстым слоем пыли, было знакомо, но большая часть фамильных вещей исчезла. Сквозь приоткрытую дверь гостиной мелькнуло старое пианино, на котором часто играла мать. Неопределимый аромат, нечто среднее между запахом сухих цветов и плесени, стал клинком, которым Страж отбивался от толпы призраков, дравшихся за его внимание.

Он поднялся по лестнице и вслед за побегом рассеянного света вошел в гостевую комнату. Страж выглянул в единственное незаставленное окно как раз в тот момент, когда к дому подъехала громыхавшая музыкой «тойота». Из машины вылез Кэмпбелл Армур, облаченный в красный спортивный костюм с двойной белой полосой по бокам; убедившись, что прибыл в нужное место, он сунулся в кабину и выключил зажигание.

Что ж, дурачок, мы устроим пикничок…

Старая кантри-песня оборвалась, и сгустившаяся тишина растревожила непрошеные воспоминания о том, как маленького Эрни силком гнали играть в «музыкальные статуи».[74] Отец всегда сдергивал иголку, прежде чем Хэнк Уильямс[75] успевал пропеть «… у ручья»; перед глазами тотчас возникали оранжевые решетки, мельтешившие в ритме смолкшей «Джамбалайи», и он терял равновесие. Ага, сынок, ты шевельнулся.

Оранжевый — цвет обиды от проигрыша.

Оттянув выгоревшую ситцевую штору, Страж наблюдал за сыщиком, который из-под руки щурился на окна второго этажа. Он уже видел придурка возле библиотеки и агентства недвижимости, где тот задавал идиотские вопросы. Любитель. Может, парень разбирается в компьютерах, но в сыске он профан. Для всех будет лучше, если маленький Джеки Чан[76] не выкинет очередную глупость, попытавшись проникнуть в дом.

Еще не все готово.

А если незваный гость все же ввалится? Ты это продумал, дружок? Что будешь делать? Опять спрячешься в чулан?

Малорослый даже для китайца, парень выглядел крепким и жилистым. Но Страж не сомневался, что справится с ним. Однако если он войдет в дом, отпускать его будет нельзя. Взгляд упал на свинцовый противовес оконной рамы, лежавший на подоконнике.

Погоди… погоди минутку, черт тебя подери. Нет, возьми…

Сжимая в руке свинцовую дубинку, Страж неслышно спустился по лестнице.

— Надолго едешь? — В спальне Лора дожидалась, когда я выйду из душа.

— Дня на два… Я сам толком не знаю, что там. Надо осмотреть пару участков, может, больше.

— Странно. Так вдруг?

Я усердно вытирал полотенцем голову.

— Эл позвонил из Нью-Йорка два часа назад. Говорит, есть выход на заманчивую сделку. Нужно поторопиться, иначе упустим. — Я усмехнулся. — Знаешь, как оно бывает.

— Почему этим не займется он сам или кто-то другой?

— Речь о старом поместье в Коннектикуте. Эл говорит, от дома открывается вид «Америка до грехопадения». Не то чтобы я ему не доверял, просто хочу видеть, что покупаю.

Отбросив полотенце, я взял с кровати приготовленную свежую рубашку. Лора задержала на мне взгляд, потом отошла к окну и села на диван.

— Наверное, ты забыл — сегодня мы приглашены к Рентонам. Мне сказать, что не придем, или ты сам позвонишь?

— Может, сходишь? — небрежно спросил я. — Развлечешься.

— Ты же знаешь, я не выношу ходить в гости одна.

Повисло молчание. Лора хмуро смотрела в пол. Казалось, она догадывается, что я что-то скрываю. Я надел один из синих костюмов, в которых всегда отправляюсь в деловые поездки. Все это пахло предательством, но я мог думать только о Джелли и о том, что должен найти ее раньше Стража.

Лора задумалась о чем-то своем.

— Если уж так хочешь знать, есть еще причина. — Я говорил нехотя, словно все же решился открыть истинную цель поездки. После Парижа я был готов к вопросу о «рабочем» визите в Америку и даже хотел, чтобы его задали. — Думаю повидаться с Кэмпбеллом Армуром — частным детективом, я тебе рассказывал. Похоже, он добился результатов.

— По-моему, он живет во Флориде.

— В четверг собирается в Нью-Йорк.

Лора встала и медленно пошла к выходу, но в дверях задержалась; во всем белом, она излучала зловещее спокойствие.

— Полагаю, больше тебе нечего сказать.

Я пожал плечами:

— Знаю, ты недовольна, поэтому… избавил тебя от деталей.

Вновь повисло неловкое молчание.

— Кстати, звонила та женщина из полиции… Эдит Каупер. Наверное, не застала тебя в офисе.

С тяжелым чувством я паковал дорожный чемоданчик.

— Перезвоню, когда вернусь.

— Она сказала, это важно. — Не дождавшись ответа, Лора отвернулась. — Если понадоблюсь, я внизу.

Парадная дверь была заперта.

Медленно пройдя по веранде, Кэмпбелл потрогал ставни на всех окнах — вдруг хоть одно открыто. Позади дома в застекленной части веранды имелась еще одна запертая дверь с рваной сеткой от насекомых. Сквозь мутные стекла сыщик разглядел на стене снегоступы и лыжные палки; похоже, дальше располагалась кухня.

На заднем дворе Кэмпбелл сделал несколько снимков, чтобы иметь свежие доказательства того, что виртуальный особняк создан по образу родного дома Эрнеста Ситона.

В неподвижном воздухе жаркого полдня плавал густой аромат зелени, буйно разросшейся в останках сада. Кэмпбелл прошагал по бывшей земляничной плантации и наткнулся на проволочное ограждение теннисного корта, давно уже поглощенного кустарником. Ниже по склону прятался пруд, задушенный камышами и желтым ирисом; старый купальный помост, опутанный Водорослями, наполовину затонул. Цапля, стоявшая на засохшем дереве, сорвалась с места и шумно пролетела над водой.

Оглянувшись на пригорок с белым особняком в обрамлении дубов и тсуги, Кэмпбелл представил поместье обитаемым и ухоженным: под солнцем искрится островерхая шиферная крыша, исторгают дым каминные трубы из глазурованного блекло-розового кирпича, распахнуты темно-зеленые ставни, и лиловая тень на длинной веранде с белыми колоннами манит к себе, обещая прохладное питье… Дом из сна.

Наверное, девятилетнему мальчику это место казалось раем. Но затем наступает жаркий летний вечер, когда кухонный нож, схваченный в неизъяснимой смертоносной ярости, превращает рай в земной ад, и сон под названием «Небесное поместье» навеки исчезает. Истинный рай всегда потерян. Не здесь ли разгадка того, что движет Эрнестом Ситоном? Интересно, сохранились ли в доме игрушки и всякие пустяковины, которые помогут проследить путь к тому, кем он стал?

Кэмпбелл вздрогнул, когда заверещал мобильник. Наверное, Эд Листер. Номер на дисплее незнакомый — код 941 покрывает добрый кусок юго-запада Флориды; значит, из Сарасоты и Вениса прорываются кредиторы. Помешкав, Кэмпбелл отключил телефон, отер взмокший лоб и побрел обратно.

Местный риелтор поведала, что в доме почти все сохранилось в целости. Нынешние владельцы, пожилая нью-йоркская пара, купили поместье в начале девяностых, сочтя его хорошим помещением капитала, и уехали на Гавайи. Здесь они никогда не жили.

— Никто не знает их планов, — доверительно сообщила Херси Доддс, уверившись, что Кэмпбелл не намерен перевозить семью в Норфолк. — На продажу дом не выставлен и не сдается; он необитаем лет пятнадцать, сами знаете почему… Хотя кусок-то лакомый.