Вряд-ли моё увещевание на них подействует. Всё-таки криминальное прошлое большей части отряда имело немалое влияние. И увидев кошелёк, который можно срезать с пояса, они просто не смогут пройти мимо. Но и увлекаться этим делом всё же не будут, боясь залететь в дерьмо по самые уши.

Группы бойцов ведомые десятниками и наиболее опытными солдатами отряда разбрелись по округе. Пришла пора выдвигаться и нам. Я ещё раз огляделся, втянул носом воздух, пропахший кровью и гарью, достал из поясной сумки кусок солонины и неторопливо потопал вперёд, жуя на ходу и перешагивая через окровавленные тела убитых. Позавтракать сегодня возможности не было — снялись рано, рассчитывая побыстрее дойти до городка. А вчера вечером кусок в горло не лез. Так что приходилось навёрстывать на ходу. Эх-х… Полгода назад меня наверняка бы вывернуло от вида этой бойни. Теперь же такое зрелище совершенно не трогало. Мои глаза видали вещи и похуже.

Я перешагнул через труп какой-то богато одетой селянки. В густые каштановые волосы вплетены синие фиалки. Ярко-голубая парча перемазана чёрной кровью, которую едва-едва тронула запёкшаяся корка. Из спины торчат два длинных, тонких древка с неестественно белым оперением. Сведённые предсмертной судорогой пальцы сжимают небольшую тряпичную куклу с двумя косичками. Подарок дочке? Впрочем, какая теперь разница. А вот солонинка-то диво, как хороша. Надо будет заглянуть в полевую кухню, пополнить запасы. Жаль только, вонь слегка портит удовольствие.

Подошва ботинка упёрлась во что-то мягкое. Послышался противный, чавкающий хруст. Я посмотрел вниз и тихо выругался. В грязи лежал небольшой, свернувшийся калачиком комок, одетый в перепачканную льняную рубашку, доходившую ему до коленей. Ребёнок. Мальчик или девочка — понять было трудно. Удар нападавшего пришёлся аккурат в лицо, превратив его залитое кровью месиво из осколков зубов, черепа, разрубленных хрящей и вытекших глаз. Я с досадой отпихнул тело в сторону. Вот не мог же засранец доползти до обочины и помереть там. Нет, надо было подохнуть прямо посередь дороги, чтоб все прохожие об тебя спотыкались.

— Будешь? — я легонько толкнул локтем Айлин и кивнул на кусок солонины в своей руке. Девушка покачала головой и лишь поплотнее зажала нос шёлковым платочком. Трупная вонь её не шибко то вдохновляла.

— Шуточки у тебя, — немного помолчав, проворчала девушка.

Я откусил ещё кусок солонины, прожевал его и ответил.

— Ну, в той тюрьме зрелище было ещё менее аппетитным.

Девушка ничего не сказала. Лишь недовольно фыркнула, просверлив меня злым взглядом. Я лишь равнодушно пожал плечами. Не хочешь — как хочешь. Мне больше достанется.

Возле небольшой оградки лежали два стражника. Один сжимал в руках длинное копьё, увенчанное узким трёхгранным наконечником, второй сжимал в руках фальшион. Ни то ни другое им обоим так и не пригодилось. Влетевшие в село кочевники просто расстреляли бедолаг из луков. Теперь их утыканные стрелами тушки отдалённо напоминали облысевших ежей. Гамбезон не защищает от выстрела из композитки, а на кольчуги местные власти, деньги, похоже, зажали. Либо эти лоботрясы попросту их не носили, считая, что уж в село-то налётчики не сунутся.

Вот только они сунулись. И застали всех врасплох. Стражники не успели выстроиться и дать им достойный отпор. А кочевники налетели на городок, словно внезапная буря. Покатились по улицам, рубя всех, кто хоть как-то пытался сопротивляться. Но этого им было мало. После того, как сопротивление было подавлено, Алерайцы спешились. И началась настоящая бойня. Крестьян выволакивали из домов, кололи, резали и стреляли, тех, кто пытался убежать. Но это было ещё не самое страшное. Страшное началось, когда мы добрались до главной площади.

На длинном колодезном журавле висел труп мужчины. Верёвка обхватила его распухшую шею, а тяжёлый груз на противоположном конце конструкции не давал телу упасть. Скошенная набок голова бедолаги следила за нами окровавленными колодцами опустевших глазниц. Из перекошенного в предсмертной агонии рта тянулась тонкая нитка кровавой слюны, постепенно теряясь в длинной щетине подбородка. Обнажённое тело бедолаги было покрыто неглубокими порезами. От пальцев остались лишь небольшие, покрытые свежей коркой обрубки, длиной не больше одной фаланги. Между его ног была кровоточащая рана. Перед тем как повесить, над бедолагой знатно поиздевались. Даже оскопить его не поленились, сукины дети.

Но, то, что обнаружилось за колодцем, заставило меня убрать солонину обратно в сумку. Аппетит резко пропал, сменившись рвотными позывами. Там, возле дома, некогда принадлежавшего то ли старосте, то ли бургомистру, был ещё один человек. Нагая женщина. То, что осталось от женщины. Ей отрезали кисти рук и ног. Культи чем-то прижгли, чтоб не истекла кровью раньше времени. Прижгли, обмотали пеньковой верёвкой и привязали к колышкам, разведя ноги в стороны.

— Они её… — Айлин оборвала фразу на полуслове, так и не решившись озвучить страшную догадку.

— Насиловали, — закончил за неё барон, сопроводив фразу смачным плевком, — Не исключаю, что всем скопом. Ё***ые животные!

С его вердиктом было трудно поспорить. Хотя, даже животные не опускаются до таких низостей.

Женщина едва заметно пошевелилась и глухо застонала. Затем чуть приподняла голову, уставившись на нас невидящим взглядом. Она была ещё жива.

— Великую мать всеми хуями мира драть, — прокомментировал ситуацию Бернард. И к его заключению тоже было нечего добавить. Это был полный п***ец.

Вернон торопливо подошёл к женщине, достав из сумки небольшой флакончик с какой-то мутной жидкостью.

— Приподнимите ей голову, — скомандовал он, глядя на нас, но не обращаясь ни к кому конкретно. Вызвался один из сопровождавших нас бойцов. Эльм. Он раньше состоял в одной бандитской шайке, грабившей припозднившихся купцов в порту девяти башен, выбивавшей долги, крышевавшей мелких лавочников и занимавшийся прочими малоприятными, грязными, но крайне прибыльными делами. Состоял и за это время успел насмотреться всякого, так что нервы у него были покрепче, чем у прочих.

Боец приподнял женщине голову. Вернон разжал губы, покрытые коркой запёкшейся крови, и влил содержимое в рот бедолаге. Та поначалу закашлялась, но затем проглотила лекарство.

— Это ненадолго облегчит боль и прояснит ей разум, — пояснил он. Встал, вытер руки о штаны, окинул взглядом нашу находку, покачал головой и мрачно добавил, — Больше я ей ничем не могу помочь.

— А вы, — я повернулся и выжидающе посмотрел на магов. Те неотрывно смотрели на женщину. На их лицах причудливо перемешались смятение, испуг и брезгливость. Похоже, до такой мерзости не додумались даже палачи Храмовников. Даром что в изобретательности этим ублюдкам не откажешь.

— Нет, — Альберт пришёл в себя первым и покачал головой, — Даже если мы сейчас удержим её дух в теле, она на всю жизнь останется такой. По крайней мере, я не слышал ещё о людях, которые бы пережили отращивание четырёх конечностей сразу. Ресурсов её организма просто не хватит. Да и она просто свихнётся от боли в процессе.

— Он прав, — мрачно добавила Сюзанна, — Но, скорее всего, она уже свихнулась, после всего, что с ней сделали. И тут мы вряд ли уже сможем помочь.

— У нас и так двое калек и один больной на руках, — проворчал Бернард, — Ещё одного мы попросту не потянем.

Вердикт был очевиден. В каком-то смысле жесток, но… С другой стороны, смерть всё-таки милосерднее, чем влачить существование в виде такого полоумного обрубка.

— Подмога… Слишком поздно, — прохрипела женщина, обведя нас чуть прояснившимся взглядом, — Они уже… Всех…

— Кто, они? — спросил я, подойдя поближе. Оттеснил в сторону Эльма и присел рядом с ней на корточки. От женщины несло. Мочой, дерьмом и кровью. Дорожная грязь вокруг неё была влажная, хотя дожди в последний раз шли давно.

— Арнычары… Тьма тьмущая… Мы и сделать ничего не успели, — прохрипела она, — Только спрятать детей… Прошу… Найдите моих… Детей.