Снова был устроен пышный прием в честь знаменитого дракона Базила Хвостолома. Релкин воспользовался возможностью положить некоторое количество золота в банк. Он взял половину таби и золотых монет фонда драконов и положил их на счет Королевского Земельного банка. Остальные таби он зашил в пояс на талии дракона.

Состоялся еще один грандиозный банкет, а потом они пересели на старый торговый корабль «Надежный» и наконец-то поплыли в Марнери. Это путешествие было отмечено жестоким северным штормом, вызвавшим у всех пассажиров морскую болезнь, за исключением дракона, конечно.

В пронизывающем холодном ветру ступили они на причал белого города — шесть месяцев спустя после того, как покинули Мирчаз, и больше чем через два года после отправки экспедиции в Эйго. Их ждал невероятный, бешеный прием. Город поднимал тосты за самого знаменитого дракона, чудом вернувшегося из небытия, на великом празднике, тянувшемся до самого Дня Основания.

Глубокая зима стояла в Чаще, где марнерийские легионы работали на лесозаготовках, запасая дрова для котлов города, а также для чащинских казарм. Этой зимой Сто девятый марнерийский вернулся в Чащу с напарниками из Сто шестьдесят седьмого — новой частью, которой теперь командовал бывший драконий командир Сто девятого — Таррент.

Зима была очень мягкой, не слишком снежной. Земля зеленела поблекшей травой, голые деревья — единственное, что говорило о зимнем времени. Пруды подернулись тонкой корочкой льда. Люди на лесозаготовках работали в одних рубашках.

Драконы орудовали большими топорами — кстати, трофеями, захваченными у троллей, — рубили деревья. Упавшие стволы немедленно пожирал непрерывный процесс: их пилили, раскалывали, перевозили и складывали в штабеля для просушки, а уже высушенные дрова поглощали фургоны из города, длинным рядом выстроившиеся в ожидании.

Этот сезон в Драконьем доме Чащи — просторном помещении с лучшей во всех легионах парилкой — был особенно любим всеми. Драконы искренне наслаждались лесозаготовками. Им нравилась тяжелая физическая работа и огромное количество пищи, ее сопровождающее.

Впрочем, нынешний сезон имел чрезвычайные причины для радости — вернулся их старый товарищ Базил Хвостолом, около года считавшийся погибшим в сражении на вулкане. С его возвращением Сто девятый наконец снова стал единым крепким коллективом. Новые драконы, Чурн и Гриф, неожиданно даже стали лучше тренироваться. Моральный уровень поднялся.

Это были несколько недель радости, после того как Базил и Релкин ступили на причал в Марнери. Но еще до их возвращения из мертвых сага о героях месяцами будоражила умы Сто девятого — с того самого момента, как впервые прозвучало чудесное известие о том, что Базил и Релкин живы, но затеряны в темном древнем сердце южного континента. Потом долго ничего известно не было, ни словечка — до тех пор пока дракон и драконопас не вернулись в Кадейн на борту «Лиры». Драконы хватались за каждый слух, за намек на известие.

Вплоть до той минуты, когда они наконец ступили на землю Аргоната, все не переставали бояться за парочку, оказавшуюся в одиночестве в волшебном городе, запрятанном глубоко в недрах южного континента. Говорили, что там гнездо черной магии, где мрачные эльфы питаются человеческой плотью.

А потом прямо из синевы первой ласточкой прилетело известие. Знаменитая пара сошла с корабля в Кадейне совершенно без предупреждения. Они как ни в чем не бывало отправились в Драконий дом, где все в это время спали. Ошеломление было всеобщим. Гигот, огромный медношкурый, старший в Драконьем доме Кадейна, решил, что Базил — привидение!

Затем через несколько дней они сошли на берег в Марнери и проследовали парадом от Башенной улицы до Сторожевой башни и Драконьего дома. Там они обнаружили Сто девятый, дожидающийся возможности приветствовать их. Эскадрон стоял в парадном строю по четыре, и Базил занял свое место в шеренге с Альсеброй, Пурпурно-Зеленым и старым Чектором, как делал это всегда. Новый драконий командир Кузо зачитал официальное приветствие и распустил строй. Мгновенно помещение наполнилось ревом и топотом, грозя нешуточной опасностью людям, которые бросились в укрытие, пока громадные звери прыгали, хлопали друг друга по спинам и хором орали.

И с тех пор эскадрон снова объединился. Даже Пурпурно-Зеленый принялся за работу и делал ее с усердием, рвением и очень хорошо. По вечерам драконы выкатывали огромную бочку пива и пели, пока сон не смежал им веки. Все остальные в Чаще вынуждены были смириться и засыпали под песни Сто девятого. На мили вокруг животные бежали; на многие месяцы дичь в лесах была распугана.

Среди драконопасов появились новые лица, как и среди драконов. Гриф — зеленый дракон из города Голубых Холмов, что у Мутного озера. Драконопасом его был Ракама, плутоватый, крепко сбитый парнишка шестнадцати лет. Ракама был драчуном. Со Свейном они уже столкнулись, и Свейн пока взял верх. Великан Свейн был первым парнем в эскадроне. Ракама решил его проверить.

Релкин снова занял свое место — один из мальчиков-дракониров, но было в нем что-то, что переводило его на другой уровень. Драконопасы назвали это для себя мудростью — или, по крайней мере, большим ее количеством, чем у них, — и Релкин стал тем, к кому идут со всеми проблемами. Он был здесь с самого дня основания части. Только Моно, драконопас Чектора, принадлежал к тому же набору. Похоже, на долю Сто девятого выпало больше сражений, чем было отпущено любому другому эскадрону. В двух битвах Сто девятый вполне мог быть уничтожен полностью, так велики были потери. Боевое знамя эскадрона украшало больше отличий, чем у любой другой части Второго марнерийского легиона. А Релкин носил Звезду Легиона, которая считалась высшей военной наградой, и до него в таком юном возрасте никому не приходилось ее получать! Молодые мальчики откровенно не сводили с Релкина глаз, а когда обнаружили, что он прост и доступен, стали просить у него помощи, когда случались неприятности.

И все же что-то в нем изменилось, что-то тонкое, характерное только для людей старше возрастом. Иногда глаза его вдруг становились пустыми и он начинал говорить с легким превосходством, это было заметно.

Свейн тоже заметил в нем перемену. Старая неприязнь Свейна иногда еще возвращалась, но в целом он преклонялся перед способностью Релкина выживать.

— Не знаю, как он это делает, — говорил он молодым мальчикам, — но он выживает. Вам следует брать пример с Релкина. Он из тех, кто знает, как пройти через пекло. Никто не попадал в более тяжелые передряги, чем Релкин.

Все молодые мальчики знали, что пришли на службу в легендарную часть, одну из тех, что стояли на Сприанском кряже и остановили вторжение в Арнейс. Конкурс на вакантные места был огромен. Имена других драконопасов эскадрона тоже были известны в легионах и окружены уважением.

Для них Релкин был таинственной личностью — старше и обременен опытом, отличным от их собственного. Он спокойно принимал это уважение. По правде говоря, Релкин, похоже, вообще настроился спокойно прожить оставшиеся до отставки из легиона годы. Он мог рассчитывать, что окружающие отнесутся к этому с пониманием — но не Ракама. Редкий понимал, что рано или поздно ему придется схлестнуться с Ракамой. Но пока не стоит торопить события. Хотя уже и теперь Релкин видел, что Ракама задирает остальных.

Среди драконов Гриф тоже был источником беспокойства и уже успел подраться с Пурпурно-Зеленым, который был слишком велик для Грифа и не слишком добродушен. Альсебре пришлось сломать о голову Пурпурно-Зеленого стол, чтобы тот отпустил Грифа. С тех пор, правда, в эскадроне все несколько утряслось. С Грифом в эскадрон пришел еще один крупный медношкурый по имени Чурн. Драконопасом его был спокойный парнишка, которого звали Ховт, они были из сентской деревни.

Еще появился мальчик-стажер по имени Курф, не приставленный ни к какому дракону и работавший на подхвате. Такая политика была новостью. Курфу приходилось переделывать бездну работы, так как предполагалось, что он должен помогать всем и во всем.