— То есть, ты решил, будто он меня похитил! — догадалась я.

— Вообще-то, да, — нехотя признался Сев. — Некоторое время я еще продолжал безрезультатно прочесывать толпу, кляня Туиллатара, на чем свет стоит, и когда вдруг, наконец-то, случайно наткнулся на тебя, то… ну, ты знаешь. Меня немного занесло.

— Не удивительно, — понимающе кивнула я. И нахмурилась. — Так ты полагаешь, что Туиллатар может еще попытаться добиться своего нечестным путем? Может, мне действительно стоит быть настороже?

— Нет, не думаю, что тебе волноваться об этом, — к моему удивлению, неожиданно безмятежно ответил Сев. — В данный момент Туиллатар уже вполне ясно понимает, что в Диагоне ты не останешься ни при каком раскладе. К счастью, мне удалось вовремя сообразить, что именно способно переубедить заносчивого Перворожденного. Если ему и наплевать на даргианские законы, то уж против своих собственных он точно не сможет протестовать.

— О чем это ты? — я удивленно посмотрела на оборотня. — Какие законы? Я ничего не понимаю…

Мы, наконец-то, дошли до невысокого мраморного фонтана в глубине парка и остановились возле него. Оборотень присел на белый резной бортик бассейна и, по-прежнему едва заметно улыбаясь, пытливо посмотрел на меня. Теперь его лицо находилось как раз на одном уровне с моим.

— Совсем не догадываешься?

— Нет, конечно, — пожала я плечами. — Иначе зачем бы спрашивала? Некоторые из присутствующих, знаешь ли, в отличие от тебя телепатией не владеют.

— Да она тут и не нужна, — рассеянно отозвался он, снова, словно невзначай, беря меня за руку и медленно переплетая свои пальцы с моими. — Я ведь уже сказал, эльфы очень серьезно относятся к своим собственным законам. И Туиллатар тут не исключение. Поэтому я просто дал ему возможность увидеть, как мы с тобой вместе танцуем Муинн-ле-Тэнз, чтобы он раз и навсегда уяснил для себя, что ему тут надеяться не на что.

— Погоди, погоди… Как мы с тобой — что?! — на один краткий миг я недоуменно воззрилась на него.

А уже в следующее мгновение до меня дошло. Муинн-ле-Тэнз… Тот самый магический танец любви, о котором мне рассказывала Торувиэль!

Нет, этого просто не может быть… Разве стал бы Сев так спокойно говорить о подобных вещах, будь это не шутка?

Но потом мне вдруг вспомнилось, с какой неожиданной легкостью я танцевала под ту чудесную мелодию — и как потрясенно смотрели потом на нас с Севом все эльфы на Поляне… Я застыла, пораженно глядя на сереброволосого оборотня и не зная, как правильно реагировать на его слова — радоваться или, быть может, совсем наоборот.

Потому, что мы ведь только что вместе с ним танцевали легендарный эльфийский Лунный Танец!..

Вот, только танцевали мы его, судя по всему… для Туиллатара.

«Прежде всего я принадлежу Сорбронну, а уж потом себе», — издевательски всплыли в памяти собственные недавние слова оборотня.

Что ж, разумеется, я понимала, что Сев — не из тех, кто так легко откажется от возможности обеспечить свою долину Хранителем, в котором она нуждается. Тем более таким Хранителем, из-за которого уже, и так, был выдержан не один бой. Ради этого можно, наверное, еще и не на такое пойти. А трехуровневая связь сознания Альфы с его Стражем, судя по всему, вполне достаточная замена любви, чтобы ввести в заблуждение какую-то древнюю эльфийскую мелодию и Верховного старейшину впридачу. Все, что для этого было нужно — это всего лишь одна глупая влюбленная девчонка и телепат, знающий и способный, словно в зеркале, отразить все ее чувства… чтобы создать прекрасную и желанную, но всего лишь иллюзию.

Я тихонько вздохнула, чувствуя тайное сожаление от того, что чудесный романтический вечер неожиданно завершился столь отрезвляющей прозой жизни.

Оборотень, между тем, продолжал внимательно смотреть на меня, терпеливо ожидая какой-нибудь реакции.

— Поздравляю, — в конце концов, тихо сказала я. — Всеобщая мистификация ради вящего блага Сорбронна, на мой взгляд, вполне удалась.

Да уж, пожалуй, в данный момент Туиллатар должен был уже ясно понимать, что не сможет убедить меня остаться в Диагоне ни за какие коврижки. Это было исключено, Сев все рассчитал правильно. И тем не менее, даже понимая, насколько по-детски выглядит сейчас подобный жест, я все же попыталась отнять у оборотня свою руку.

Правда, у меня ничего не вышло — сильные пальцы дарга неожиданно удержали ее мягко, но решительно.

— Никакой мистификации не было, Мирра, — тихо сказал он, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Ты забываешь, что Муинн-ле-Тэнз — слишком древняя и сильная магия, чтобы кому-нибудь удалось обвести ее вокруг пальца… Тем более, что в этом не было нужды.

Я задумчиво сощурилась, глядя на него.

— Не веришь? — оборотень продолжал пристально изучать мое лицо. А потом неожиданно усмехнулся с видимой самоиронией. — Ну вот, а я-то надеялся, что у меня получится такое эффектное признание… А на самом деле, оказывается, все вокруг настолько привыкли видеть во мне Повелителя, заботящегося только об интересах долины, что совершенно забыли о том, что я еще и живой мужчина, способный чувствовать и желать чего-то лично для себя…

Я попыталась было возразить ему на это, однако оборотень спокойным жестом остановил меня.

— Нет, пожалуйста, позволь мне сказать… Я знаю, сколько всего наговорил тебе обо мне Хират. Что ж, пожалуй, раньше всё именно так и было, но теперь многое изменилось. Ты многое изменила. И сейчас меня не интересует, как отнесутся к моему выбору другие, и будет ли от него какая-нибудь польза окружающим. Просто потому, что даже если бы ты не была моим Хранителем, я бы все равно чувствовал то же самое к тебе… Неужели ты сама до сих пор этого не поняла? Это — и только это — та единственная причина, по которой я не желаю делить тебя ни с Туиллатаром, ни с кем-либо еще.

Я поверила ему задолго до того, как он закончил говорить. Искренне. Безоговорочно. До конца.

— Сев… — начала было я и осеклась, не находя слов. Все известные миру признания неожиданно показались мне слишком плоскими и невыразительными, чтобы произнести их сейчас. А оборотень неожиданно мягко, но настойчиво потянул меня за руку, привлекая к себе вплотную. Я шагнула к нему и тут же почувствовала, как его пальцы легко заскользили по моей шее, затылку, осторожно приподнимая волосы… И внезапно сообразила, что он снимает с меня медальон.

— Знаешь, я не могу рассказать тебе о своих чувствах так, как мне этого хотелось бы, — тихо проговорил он у самого моего виска, бережно убирая длинные прядки, пытающиеся запутаться в тонкой серебряной цепочке. — И все же я могу поделиться ими с тобой, а ты… Ты, как раз, та — единственная, кто действительно способен услышать меня…

Он положил медальон на край фонтана, и его ладони снова заскользили по моим волосам, на этот раз уже просто перебирая их, глядя… и разрушая, попутно, столь тщательно уложенную Торувиэлью прическу. Но я этого уже не замечала. Мое сознание неожиданно затопила жаркая волна эмоций и чувств, настолько сильных и глубоких, что у меня невольно перехватило дыхание.

Любовь и влечение… Страсть и нежность… Желание безраздельно обладать и стремление просто быть рядом, разделяя на двоих и радости, и горести… И надо всем этим — яркая, острая, почти неодолимая в этот момент, жажда прикасаться, ласкать, ощущать…

Безотчетно откликаясь на это, последнее, его желание, я потянулась к нему навстречу, зарываясь пальцами в длинные серебристые пряди. Руки оборотня обвились вокруг меня, обнимая и прижимая к себе еще крепче.

«Люблю тебя»…

Я невольно мысленно потянулась к нему навстречу, пытаясь в ответ передать всё то, что испытывала сама.

Его губы с легкостью нашли мои, и время вокруг нас словно остановилось. Исчез эльфийский парк, исчезли звуки музыки в отдалении, оставляя лишь бесконечный, бездонный океан нежности, в котором хотелось утонуть насовсем…

Именно здесь нас и нашла, в конце концов, Торувиэль.

Ее нарочито громкий и ехидный кашель заставил меня тут же смущенно отпрянуть от оборотня. Тот с некоторой неохотой позволил мне выпрямиться, однако тут же поднялся следом с бортика бассейна, явно не собираясь слишком быстро выпускать меня из своих объятий. В результате подобного маневра я снова оказалась в кольце его рук, в то время Торувиэль сверлила даргианского Повелителя весьма и весьма неодобрительным взглядом. Однако последнего это обстоятельство, похоже, ничуть не волновало.