Герард готов был стукнуть Таса посильнее и бесчувственным вынести наружу. Но кендер выглядел настолько расстроенным, что Герард внезапно почувствовал к нему жалость. Золотая Луна вошла в камеру и присела рядом с Тассельхофом.

— Тас, — ласково обратилась она к кендеру и погладила непослушый хохолок, свесившийся ему на лоб, — я пока не могу обещать тебе, что наше путешествие окончится благополучно. Мне самой сейчас в это не верится. Но по миру течет нескончаемая река душ мертвецов, и я следую за ней. Они собираются в Найтлунде, и, поверь, не по своей воле. Они — всего лишь несчастные пленники, Тас. Чья-то злая воля поработила их. С ними Карамон, и Тика, и Речной Ветер, и моя дочь. Пожалуй, там все, кого мы любили. И я хочу понять, что с ними происходит и почему такое оказалось возможным. Ты сам сказал, что Даламар находится в Найтлунде. Я должна разыскать его, Тас. Обязательно разыскать и поговорить с ним. Возможно, он — причина всех несчастий.

Тассельхоф покачал головой.

— Это не так. То есть я думаю, что это не так. Даламар сам томится в неволе, я слышал, так он сказал Палину. — Кендер принялся нервно теребить ворот рубашки. — Тут что-то другое, Золотая Луна. Знаешь, со мной в Найтлунде кое-что произошло. Я еще никому не рассказывал об этом.

— Что случилось, Тас? — Золотая Луна серьезно и ласково посмотрела ему в глаза.

Веселость кендера куда-то испарилась. Плечи его поникли, лицо побледнело, и он задрожал от страха. Герард был изумлен. Он часто думал, что хорошая порция страха пошла бы кендерам на пользу, не мешало бы хорошенько проучить этих легкомысленных воришек. Дать им понять, что жизнь — это не только пикники около Усыпальницы Ушедших Героев, поддразнивание шерифов и игра в прятки с лавочниками. Жизнь — это трудное и серьезное дело, требующее ответственного отношения. Но теперь, увидев Таса по-настоящему напуганным, Герард с неловкостью отвел глаза. Ему показалось, что его чего-то лишили. Что было что-то отнято, и не только у него, но и у всего мира.

— Золотая Луна, — страшным шепотом произнес Тас, — я видел там, в лесу, самого себя.

— Как это самого себя?

— Я видел призрак самого себя! — Он вздрогнул. — И мне это не понравилось. Я раньше думал, что увидеть свой призрак — это очень весело, а оказалось. — совсем не весело. Я там был ужасно одиноким и все время чего-то искал. Или кого-то. Ты только не смейся, но раньше я считал, что после смерти обязательно встречусь где-нибудь с Флинтом, и мы будем так же проказить, я стану рассказывать ему разные истории. Но моему призраку было вовсе не до проказ. Я, то есть он был ужасно одинокий... и какой-то заблудившийся... и совсем несчастный. — Тас поднял глаза на Золотую Луну, и Герард заметил, как по немытой щеке кендера ползет слезинка. — Я не хочу быть таким мертвым, как они, Золотая Луна Потому и не хочу возвращаться.

— Как же ты не понимаешь, Тас? Именно поэтому ты и должен возвратиться. Не знаю, как тебе объяснить, но я не сомневаюсь в том, что то, что мы здесь видим, неправильно. Жизнь в этом мире задумана Богами как этап долгого путешествия. И наши души должны по завершении жизни перейти в иной план бытия, продолжая учиться и совершенствоваться. Не исключено, что мы могли бы немного задержаться здесь, ожидая кого-нибудь из своих близких, как, например, ждет меня Речной Ветер и как тебя где-то, наверное, ждет Флинт. Но никто из нас не может остаться здесь навсегда. И мы с тобой должны попытаться освободить этих несчастных пленников, эти души, запертые в нашем мире, подобно тому как ты был заперт в этой клетке. И единственный способ сделать это — отправиться в Найтлунд. Ключ к тайне спрятан там. — Она протянула руку Тассельхофу. — Ты пойдешь со мной?

— А ты не дашь им отправить меня обратно в прошлое? — осторожно уточнил Тас.

— Я обещаю, что решение будет зависеть только от тебя. Я не позволю им отослать тебя без твоего согласия.

— Тогда ладно. — Тас поднялся, отряхнул пыль с колен и осмотрел себя, проверяя, на месте ли его кошелечки. — Я покажу тебе, где находится Башня. Тем более у меня есть ужасно точный компас...

При этих словах Конундрум, оторвавшись от исследования результатов процесса плавления железа, углубился в описание не менее научных вещей, таких как компасы, бинокли и магниты, и изложение столь же глубоко научной теории его прадедушки о том, почему север располагается именно на севере, а не на юге. Следует заметить, что эта теория имеет некоторые слабые стороны и потому не является общепризнанной и по сей день.

Между кендером и гномом завязалась дискуссия, в которую Золотая Луна не стала вникать. Не мешкая она зашагала прочь, поднялась по ступеням, прошла мимо тюремщика, который, ничего не подозревая, продолжал спать, облокотившись о стол, и вышла из здания тюрьмы. Остальные последовали за ней.

Быстрым шагом они шли по улицам Соланта, по которым скользили сновидения и первые лучи рассвета. На востоке небо окрашивалось в розовые и жемчужные цвета. Гном был весел, как молодой дрозд, Тассельхоф непривычно грустен. Шаги их были беззвучны, и они тихо, словно привидения, миновали пустынные улицы. Никто не попался им навстречу — ни патруль, ни крестьяне, спешащие на рынок, ни пьянчужки, бредущие домой после затянувшегося кутежа. Ни один звук не достиг их ушей: ни лай собак, ни плач младенца.

Герард испытывал странное ощущение, будто полы белого плаща Золотой Луны, развеваясь на ходу, оставляют улицы во власти дремы, принося сны, безмятежность, покой.

Они вышли через главные городские ворота, и ни один из стражников не проснулся и не остановил их.

Госпожа Одила проснулась оттого, что солнце ярко светило ей в глаза. Она села в постели, раздосадованная. Обычно она не спала подолгу и поднималась с первыми рассветными лучами. Сейчас она чувствовала себя премерзко. Голова болела, настроение было вялым, словно накануне она выпила лишнего. После заседания Совета Рыцарей она действительно отправилась в любимую соламнийцами таверну «Пес и утка», но отнюдь не для веселья. Она намеревалась выполнить обещание, данное ею Первой Наставнице: расспросить завсегдатаев таверны, не знает ли кто из них рыцаря по имени Герард Ут-Мондар.

Как оказалось, о нем никто из них не слыхал. Правда, кто-то припомнил, что у портнихи его жены есть брат-моряк, который плавал на судах, принадлежавших отцу этого самого Герарда. Сведения были довольно скудными. Одила выпила за здоровье посетителей кружку крепкого сидра и отправилась домой.

И сейчас, вскочив с кровати, она пробормотала про себя несколько крепких словечек и принялась натягивать льняную рубашку, шерстяные носки и кожаный мундир, которые обычно носила под доспехами. А ведь сегодняшним утром она собиралась во главе небольшого отряда отправиться на поиски дракона. Причем сделать это нужно было как можно раньше, пока он еще рыщет в поисках добычи под прикрытием утреннего тумана.

Так было намечено, но она проспала. Впрочем, теперь можно попытаться захватить дракона спящим после завтрака.

Надев на себя рыцарский мундир, украшенный эмблемой розы и зимородка, и пристегнув к поясу меч, Одила выбежала из дома. Она жила на верхнем этаже бывшей гостиницы, ныне отданной для нужд рыцарей. Сбегая по ступенькам, она заметила, что многие ее соседи тоже заспались этим утром. Она едва не наткнулась на господина Альфрика, которому полагалось уже давно стоять на посту у главных городских ворот. Он явно опаздывал и выбежал из комнаты, держа в одной руке меч и рубаху, а в другой — шлем.

— Доброе утро, господин, — пропела Одила и кивком указала на некоторую незавершенность его туалета. Опустив глаза, тот охнул и торопливо нырнул обратно.

Довольная тем, что она по крайней мере не выскочила неодетой, Одила быстрым шагом направилась в оружейную. Вчера она отдала нагрудник мастерам для ремонта, и они пообещали вернуть его сегодня готовым. Все встречные казались ей сонными или взъерошенными после долгого сна. Поравнявшись с офицером, которому полагалось сменить на дежурстве надзирателя, она увидела, как он зевает и потягивается, пытаясь прогнать остатки сна.