Герард хотел было подойти к другим рыцарям, но, взглянув в лицо Одилы, поспешил к ней.

Одила с отсутствующим видом, словно не узнавая, обратилась к Герарду.

— Единый Бог, — сказала она, с трудом разжав запекшиеся губы. — Эта девушка говорит правду. Бог вернулся в мир. Что могут противопоставить смертные Его могуществу?

Герард глянул в небеса, где между бледными клочьями облаков парили торжествующие драконы. Но это были вовсе не облака, а огромная бледная река мертвецов, которая все еще текла на север.

— Мы сделаем то, что она нам велела, — решительно произнес Герард и оглянулся на стены поверженного города. Рядом с Миной теперь высилась фигура минотавра, который пристально следил за уходившими Соламнийскими Рыцарями. — Нам нужно добраться до Оплота. Мы должны предупредить о надвигающейся угрозе.

31. Алая роза

Утром того дня, на который драконицей Берилл был назначен захват Квалиноста, маршал Медан проснулся задолго до рассвета. На небе еще стояла луна и мерцали звезды, а он у себя в саду уже приступил к завтраку. Аппетит не изменил ему и на этот раз. Маршал давно приучил свой организм к дисциплине. Он знавал отважных воинов, которые не могли проглотить и ломтика хлеба накануне битвы, знавал и таких, кто мог поесть с отменным аппетитом, но желудок, скованный страхом, тут же извергал все обратно. Медан же не только обеспечивал себя необходимым запасом сил, но и получал удовольствие от еды.

Точно так же он научился справляться с бессонницей перед сражением — еще одно проявление самодисциплины. Он никогда не думал о будущем и привык надеяться только на себя. Он знал свои возможности и свои силы.

Медан обмакнул клубничину (последние ягоды в этом сезоне) в эльфийское вино, поднес ко рту и, понемногу откусывая, с наслаждением вдыхая аромат. К хрустящим оливковым хлебцам ему подали мягкий белый сыр. Хлебцы немного зачерствели, однако не потеряли вкуса, а сыр был наисвежайшим. Простое удовольствие, но и о нем можно пожалеть перед смертью.

Медан не верил в загробную жизнь. Его рациональный ум не вмещал столь абстрактное понятие. Смерть — всего лишь забвение. Короткие сны по ночам — маленькие репетиции такого забвения — могли дать о ней понятие. Только ведь и в забвении он будет скучать по своему чудесному саду, по этому мягкому ароматному сыру на хрустящем ломтике хлебца, по игре лунного света на золотых волосах.

Доев сыр, Медан бросил крошки рыбам и остался неподвижно сидеть за столом, прислушиваясь к мелодии воробьиной песенки. Глаза его увлажнились — вот и этой простенькой мелодии он никогда больше не услышит, и красота поздних осенних цветов будет чаровать не его. В таких размышлениях прошел почти час, по истечении которого маршал решил, что пришло время действовать.

Адъютант Думат помог ему облачиться в доспехи. Маршал не собирался нынче надевать полный комплект, чтобы не вызвать недоумения драконицы. Ей, согласно сводкам, было известно, что эльфы уничтожены или удалены из города, их сопротивление сломлено. Столица королевства город Квалиност передается под власть Берилл без боя. Преданный маршал присутствует при ее триумфальном вступлении в город. Зачем же для этого надевать латы? Кроме того, сегодня маршалу требовалась свобода движений, и он предпочитал не сковывать их кольчугой или тяжелым панцирем. Поэтому Медан надел лишь парадный, ярко начищенный нагрудник с выгравированными на нем лилией и черепом и шлем.

Думат помог ему застегнуть на плече длинный просторный плащ. Сшитый из тонкой шерсти, окрашенный сначала черной, а затем пурпурной краской и окаймленный золотом, плащ достигал пола и был почти таким же тяжелым, как кольчуга. Медан не любил носить его и надевал лишь в торжественных случаях, когда посещал заседания Эльфийского Совета. Но сегодня такое одеяние могло оказаться кстати, и, надев плащ, маршал перед зеркалом прорепетировал кое-какие приемы.

Думат помог ему расправить фалды так, чтобы они не помешали выхватить меч из ножен у левого бедра. Сейчас у Медана в руках был не магический меч «Пропавшая Звезда», а обычное оружие. Не стоило забывать, что при ветре, поднятом крыльями драконицы, полы плаща могут распахнуться и обнажить оружие, а этого нельзя было допустить. Маршал сделал несколько выпадов мечом, добиваясь привычной стремительности удара. Думат критическим взглядом наблюдал за Меданом.

— Получается? — спросил маршал.

— Да, господин, — ответил Думат. — Если Берилл и заметит под плащом меч, она подумает, что, согласно воинским обычаям, Рыцари Тьмы обязаны всегда иметь при себе оружие.

— Отлично. — Медан скинул плащ и, отстегнув меч, хотел было отложить его в сторону, но, передумав, отдал Думату. — Возьмите. И пусть он послужит вам так же хорошо, как служил мне.

Улыбка редко появлялась на лице адъютанта, не улыбнулся он и сейчас. Молча, без цветистых благодарностей он поклонился, принял из рук маршала подарок и пристегнул великолепный меч к своему поясу. Благодарный взгляд и краткое «спасибо» показали маршалу, как приятен рыцарю его подарок.

— Вам пора, — заметил Медан. — Путь до Квалиноста неблизкий, а вам предстоит еще немало дел.

Думат вскинул было руку, отдавая честь, но маршал остановил его и обменялся с адъютантом сердечным рукопожатием. Покинув Медана, Думат галопом помчался к городу. А Медан вновь принялся обдумывать составленный план, проверяя и перепроверяя все детали. Он находил план превосходным, они с Лораной предусмотрели, кажется, все случайности. Затем, легко поднявшись, он направился к выходу. Запирая за собой дверь, маршал на минуту остановился, задумавшись о том, удастся ли ему вернуться сегодня и отпереть эту дверь самостоятельно или же его принесут сюда, чтобы похоронить в саду, как он просил в завещании. Интересно, когда эльфы возвратятся на родину, будет ли кто-нибудь из них жить в его доме? Вспомнит ли кто-нибудь о нем? Или этот дом останется в их памяти как «дом ненавистного маршала Медана»? Уж не сожгут ли они его дотла? Люди, пожалуй, именно так бы и сделали.

Теперь у него оставалось невыполненным только одно дело. Маршал прошел в сад и отыскал две красавицы розы — алую и белую. Он срезал их, очистил стебель белой розы от шипов, а алую спрятал на груди, под доспехами, у самого сердца.

Бережно держа белую розу в руках, маршал не оглядываясь вышел из сада. Прелесть любимого сада он унесет в своем сердце, а если в этот день его найдет смерть, то последней мыслью он вернется сюда и мысленно останется здесь, среди волшебной красоты, покоя и одиночества.

Лорана заставила себя проглотить кусочек печенья и отодвинула тарелку, затем пригубила бокал вина, чтобы унять сердцебиение, и, встав из-за стола, ушла в гардеробную.

Горничных она уже отослала из дворца, отправив в безопасный путь на юг, и те со слезами распрощались со своей госпожой. В доме оставался теперь один Келевандрос. Лорана хотела и его отослать, но он наотрез отказался, и она не стала настаивать, понимая, как дорога Келевадросу честь семьи, запятнанная предательством брата. Он был прилежным и трудолюбивым слугой, покорным, всегда угадывавшим ее желания, умевшим оставаться незаметным. Теперь он, правда, никогда не смеялся и не напевал за работой, как прежде, стал замкнутым, неразговорчивым и отвергал все знаки сочувствия.

Лорана застегнула на талии кожаную юбку, сшитую давным-давно, когда она была Золотым Полководцем, и недовольно сморщила нос, заметив, что юбка стала тесна. Юбка имела высокий разрез на бедре, чтобы не мешать движениям, и служила прекрасным дополнением к доспехам. Одевшись, Лорана только хотела позвать Келевандроса, но увидела, что он уже стоит в дверях гардеробной.

Не произнеся ни слова, Келевандрос застегнул на ней стальной нагрудник с золотой насечкой, который она не надевала много лет, и накинул ей на плечи плащ. Лорана накануне всю ночь перешивала его таким образом, чтобы он стал достаточно широким. Выполненный из легкой белой шерсти, плащ застегивался спереди на семь изящных золотых пряжек и вместо рукавов имел по бокам длинные разрезы. Внимательно глядя на себя в зеркало, Лорана прошлась по комнате, попробовала присесть, опуститься на корточки, проверяя, не видны ли на ней доспехи. Сегодня она должна была выглядеть покорной жертвой, а не опасным противником.