«Спей же к ведьме своей, ибо полуночь в раздолье уже, и краток сон Чурилин…» — как и полагается в подобных случаях, последнее напутствие божественного покровителя еще надсадно гудело в голове, когда я выбрался из метро на поверхность. Услужливый Стожар саморучно затянул на Метанкином пояске последний, четвертый узел — и я ничуть не испугался, когда…

…Перешагнув границу святилища у ручья, под первым же деревом обнаружил мою несовершеннолетнюю Маргариту. Полуобнаженное дитятко сидело в мокрой траве и… ужинало.

— Ну и что у нас сегодня на ужин? — осторожно спросил я, прислоняясь к стволу и создавая на лице улыбку.

Я приготовился к разному — приступ ярости, бешеная психическая атака, истерика? Разумеется, девочка в курсе, что я отдал Стожару драгоценную опоясть — а после этого еще набрался наглости загадывать четвертое желание, сверх лимита! Но Метаночка по-настоящему радовала своим поведением. Кажется, она была не только красивая, но и глупенькая — одним словом, идеал девушки.

— На ужин? — лукаво переспросила она, отрывая довольную мордочку от ладоней, в которых что-то невнятно блестело. — Ясное дело, мед. Сегодня медовый день.

И снова приникла лицом к густой сладости, размазанной в пальцах.

— Ах ты прелесть! — умилился я, но тут же посерьезнел. — Кончай питаться: на работу пора. Последнее желание воплощать.

Аккуратно слизав с гладкой кожи все до последнего сахарного сгустка, она мечтательно вздохнула и возвела к Стожарам лунно зеленеющий взгляд.

— А ты… хочешь чего-нибудь?

— Н-ну да! — Я закашлялся. — То есть нет. Я хочу исполнения желаний. Немедля.

— А… меду? — Ведьмин голос музыкально скользнул по кривой вопросительной интонации. — Не желаешь ли ты — меду?

— Не издевайся, — посоветовал я. — Ты же все съела. Обжора медовая. — Чтобы хоть как-то расслабить нагруженные кольчугой мышцы ног, я присел рядом на травку — и весьма опрометчиво. Ведьма змеисто переместилась ко мне и, ощутив воздушную тяжесть ее бедер на своих коленях, я слегка перенапрягся. Блудливые пальчики скользнули по стальным кольцам доспеха и уютно углубились в прореху на груди — кажется, они были еще липкими от меда.

— У меня еще осталось немного меду, — радостно сообщила Метанка, и я закрыл глаза, потому что ее волосы кололи лицо. — Вот здесь… Совсем мало, но тебе хватит, правда?

Сквозь ресницы я увидел, что между раскрывшихся розовых губ и правда осталось еще предостаточно… Тонкие ручки охватили мою буйну голову, и Метанкина грудь, стесненная влажным платьицем, сладко вздохнула у самого лица… Секунда — и любой из конкурентов мог спокойно прикладываться к моему темени тупым предметом: я был беспомощен, как княжич Рогволод. Но — на дробную долю этой роковой секунды совсем уже близкое нежное личико как-то нехорошо осветилось — ярко и пронзительно вспыхнули вверху звезды, и в их яростном свете слишком глубоко пролегли тени под черно-зелеными глазами и возле влажных губ. И — как будто выключили диапроектор — Метанка была уже где-то в стороне, наполовину в тени: только коленки торчат наружу.

Все-таки я — сильная личность — аскетизм так и бьет из меня при удобном случае. Я немедля вообразил, что чуть было не переспал с ведьмой… Свежее впечатление, не правда ли? Энергично и удивительно легко поднявшись на ноги, я покосился на пламенеющее вверху созвездие и переменил тему:

— Спасибо за предложение. Я сыт. Теперь к делу. Ты готова выслушать последнее задание?

Девчонка под деревом тихо качнула головой, и я продолжил:

— Поведешь меня к Чуриле.

Удивительно: она не сопротивлялась — только еще раз головой кивнула. Молча протянула руку. Призывая на помощь всех молодежных богов, я ухватился за прохладные пальчики и углубился в темноту. Нам как-то нехорошо молчалось — только однажды, приостановившись и, наверное, еще раз обреченно тряхнув во мраке своим светлым каре (я могу только догадываться: мы давно уже не видели друг друга), моя ведьма сказала:

— Я так и думала: последнее задание будет самым глупым. Я не ответил, так как в этот момент отбил себе палец на ноге о какой-то неловкий камень — в абсолютной темноте отказывал даже славянский инстинкт самосохранения. Стало промозгло и безветренно — как в холодной темной комнате, ужасно нежилой и неуютной. Даже звезды затянуло сыростью — только скользкие корни под ногами и запотевшие стволы невидимых деревьев. Наверное, мы идем слишком медленно — почти на ощупь.

Она снова заговорила — непривычно громко в этой тишине:

— Чурила притормозил где-то в Дымном урочище. Сестры провожали его от самой Санды, но подойти боялись — вокруг него целая толпа фанаток с венками и портретами. Теперь он один — девки и свита разбежались по домам: ночью страшно.

Помолчав еще пару километров, я спросил:

— Он симпатичный, этот чурилка?

— Мерзкий. Наглый и неживой. Терпеть его не могу. Сестры запрещают к нему ходить, а я и не собираюсь.

— Слышь, а это чьи глаза? — поинтересовался я, когда в стороне парно промерцали чьи-то бледные гляделки. — Красивые, правда?

— Это змеи, наверное. Или черви. Их тут много. Они сырость любят.

Я сглотнул. Надеюсь, скользкие вещи у меня под ногами — это все-таки корни. Хоть бы один фонарь работал, а! Эх, Рассея… Благодарно сжав в руке скользкие пальчики, я подумал, что без Метанки мне было бы на порядок скучнее.

Разумеется, она тут же прочитала мои мысли.

— Ну ладно, финиш, — почти злобно прошептала ведьма, с третьей попытки высвобождая свои пальцы. — Дальше без меня. Ступай в заданном направлении — и выйдешь к речке. Дымное урочище начинается за противоположным берегом. В воде долго не сиди — простудишься. И еще: никому не рассказывай, что это я тебя привела. А то меня заживо загрызут — родственники. Ну — чао…

Что-то вспорхнуло у меня из-под ног — летучая мышь, не иначе. Исчезла — и даже о пояске не вспомнила. Странно. Стараясь не думать о смысле жизни, я сделал шаг — и упал.

Как, наверное, справедливо заметил читатель-потомок, я падаю не впервые. На этот раз я приземлился менее удачно — не на соломку, а в воду. Мокро, и, что особенно неприятно, кольчуга тянет ко дну. Шума тоже немало — не спугнуть бы этого божка в сапогах. К счастью, землистая стена обрывистого берега тут же нащупалась руками — вцепившись в гнилые ветки, я уперся пятками в откос. Расцарапывая тело и выдергивая волосы на голове, я стащил с себя железную рубаху, уронил ее ко дну вместе с неудобно тяжелым мечом и, оттолкнувшись от берега, поплыл в неизвестность. Главное — двигаться энергично, иначе от холода ногу сведет, как поется в популярной песне.

Речка была ледянистая, как стекло, — сердце забилось в самый темный уголок грудной клетки, отказываясь разгонять кровь по костенеющим членам. К счастью, коряга, на которую я вскоре напоролся, торчала из воды довольно высоко — я забрался на сухое, как бетон, дерево и мокро распластался по нему. В такой темноте ни о каких сапогах не могло быть и мысли — нужно было дожидаться рассвета.

И рассвет наступил — сначала невнятно просветлел воздух над рекой, и ночь неохотно попятилась от воды к лесу. Там, среди остывших деревьев, мрак сгустился клочьями — а от реки уже отделился стоячий туман и белесо поплыл по пологому склону между валунов. Я уже почти высох на своей коряге и совсем не хотел обратно в жидкость — но погрузиться все-таки пришлось. Причина простая: на одном из вышеупомянутых валунов, кучно разбросанных по противоположному берегу, спал какой-то рыбак.

Очевидно, этот парень так нарезался накануне вечером с приятелями, что забыл сесть в машину, и друзья оставили его на природе. Тут он и провел всю ночь в объятиях белой горячки — картинно разметав по каменной глыбе стройные конечности. Парень был одет в черный рыбацкий халатик, перетянутый на талии чем-то золотистым, а на ногах у него имелись, ясное дело, рыбацкие ботфорты. Длинные такие, почти до колен, — очень хорошо в них по воде гулять, в непромокаемых. Вы спрашиваете, почему я так заинтересовался обычным рыбаком? А есть один повод: меня заинтересовала поза спящего. Он разлегся спиной по камню, подложив под длинноволосую темную голову мускулистые руки — причем задние ноги парня, вальяжно вытянутые и скрещенные, свисали с края валуна параллельно земной поверхности. Любопытно: эти ноги, ничем, казалось бы, не поддерживаемые, покачивались в воздухе вопреки всем законам земного тяготения и вовсе не хотели падать вниз, к земле. Словно какой-то глупый божок поддерживал их с небес за ниточку.