Я тяжело вздохнула и позвала:
— Ярослав!
Злобный взгляд Даезаэля прожег меня насквозь даже в темноте.
— Плохо, — сказал он. — Ты его зови внутри себя, магией.
Я сосредоточилась и позвала, направив магический импульс. Он тут же оттолкнулся от кокона и вернулся обратно.
— Ты сдохнешь, как подзаборная собака, — с удовольствием сообщил мне эльф. — Твой организм после всех встрясок воспаления легких просто уже не переживет. И все твои враги будут торжествовать. Отец окончательно убедится в том, что его дети неудачники. Ярослав будет миловаться с Негосавой. А Драниш покончит с собой от тоски. И это все потому, что ты живешь в уютной норке «не могу, не получается» и бежишь всегда, как только сталкиваешься с трудностями!
— Я пытаюсь!
— Ты не пытайся, ты делай!
Я свернулась на полу в клубочек. Мне ничего не хотелось, я устала, меня морозило, а легкие горели. Сбитые от долгого пути ноги ныли и саднили. Мне было себя жалко, мне было себя очень, очень жалко.
Даезаэль молчал. Он предоставлял право мне самой решать, что делать — лежать и жалеть себя или все-таки переступить через очередную боль и усталость.
— Зачем это все? — спросила я.
— Чтобы ты стала сильнее, — отозвался целитель. — Чтобы там, на вершине, тебя уже не могло ничего сломать.
— А другие люди живут и без этого.
— Все люди разные. Ты же не знаешь, какие у них вершины. Может быть, они тоже так лежали и страдали, и думали, что им хуже всех.
Я вспомнила трусливого маменькиного сынка Персиваля, который плакал и жалел себя несколько недель, а потом нашел в себе силы предать нас и сбежать от Жадимира. Он упорный, и я не сомневалась, что сейчас он уже достиг своей вершины, лежит дома в мягких подушках, окруженный заботой матери. И чтобы столкнуть его с этой вершины, теперь нужно приложить немалые усилия.
Мысль о Персике придала мне сил. Он обычный разбалованный гном, а я — Сиятельная.
Я села на пол, скрестила ноги и достала кинжал из ножен. Медленно провела по острию пальцами, разрезая их и обагряя кровью лезвие. Я не буду использовать кинжал во вред себе, я хочу спастись. Я не буду использовать кинжал во вред Коту и его магу — я спасаю их от участи быть уничтоженными Владетелем Волком ради неразглашения тайны блудной невестки.
Закрыв глаза, я представила Ярослава. Высокие скулы, нос немного с горбинкой, узкие губы, ледяные глаза. Выгоревшие на солнце волосы, всегда заплетенные в аккуратную косу. Спина с татуировкой волка, застарелые шрамы. Грудь, к которой он прижимал меня к себе ночами. Мой старый кинжал на поясе.
Кинжал в руках легонько завибрировал, а я словно окунулась в ледяную воду с головой.
И увидела Ярослава как наяву. Подтянутого, причесанного, в свежей рубашке. В огнях факелов он раздавал приказы. Глаза воспаленные, вокруг рта залегли усталые складки. Он почувствовал меня и замер, а глаза удивленно распахнулись
— Ярослав, — потянулась я к нему мыслями, пока в голове мелькали образы — вот он смотрит на меня, как на букашку, склонив голову набок. Вот он упер руки в бока, готовы к драке. Вот он держит меня на коленях, а мне на лицо стекают капли с его мокрых волос. Несет меня на руках, защищая своим телом от врагов. Улыбается. Плачет во сне, переживая смерть Тисы. Обнимает меня на берегу безымянной речушки и спрашивает «Ты не убежишь от меня?». — Ярослав! Помоги мне, я в беде! Помоги!
Резкая боль в боку заставила меня вскрикнуть и выронить кинжал из рук. Ярослав в моей сознании вздрогнул, будто больно ему — а, может быть, так оно и было на самом деле. Наш контакт прервался, и я обнаружила, что лежу на полу, обхватив себя руками и поскуливая.
— Зачем? — выдохнула я эльфу, который вероломно ударил меня по печени ногой. Вроде ребра не сломал, но как же больно!
— Для стимулирования твоего супруга. Пусть думает, что тебя тут бьют и пытают, быстрее явится, — он присел на корточки и принялся щупать мой бок. — Да все нормально, не вой! Ты думаешь, я не могу бить так, чтобы потом самому же и не мучиться с исцелением? Все, что от нас зависит, мы сделали. Теперь можно спать с чистой совестью. Подвинься. Ясноцвета, почему ты еще больше отощала? Куда, спрашивается, куда мне положить голову, чтобы было удобно? На эти кости? Почему ты никогда не думаешь о моем удобстве?
— Мне подушку дали, на ней спи, — огрызнулась я. — И перебинтуй мне пальцы, ты хоть что-то в темноте видишь, а я вообще ничего. Буду резать нижнюю юбку, еще сама поранюсь.
— Ты чего это раскомандовалась? — возмутился Даезаэль. — Где, где, я спрашиваю, благодарность за то, что я сделал?
— Ударил? Ты за это благодарность хочешь? — вскипела я. — Да поднявший руку на Сиятельную казни подлежит!
— Я ногу поднял, — темнота не мешала целителю ловко забинтовывать мои порезанные пальцы. — И исключительно с благой целью. А ты, ты, ты! Неблагодарная! Ты ведешь себя как избалованный ребенок! «Мне все должны, а я должна только орать»! Только я тебе не любящая мамочка!
— Да, да, ты ненавидящий эльф, я в курсе.
— Ненависть — это слишком слабое слово, чтобы описать мое чувство! Ваш человеческий язык слишком убог, чтобы смочь передать все то, что мне сейчас хочется сказать! — прошипел целитель.
— Так скажи на эльфийском, — предложила я. — Я же его немного знаю.
— Немного! Но не настолько, чтобы понять все! А я не буду сотрясать тут пространство зря! Я лучше помечтаю, как ты будешь со мной расплачиваться, когда станешь настоящей Владетельницей.
— Что-то я начинаю подозревать, что всего богатства Крюков не хватит, чтобы ты остался довольным, — вздохнула я.
— Правильно подозреваешь, но я придумал кое-что другое. Я буду жить у тебя в замке, в неге и довольстве. Ты припишешь ко мне юных девушек, которые будут выполнять мои пожелания — любые, заметь! Я буду вкушать только самую изысканную пищу! Спать на тончайших простынях эльфийского шелка на перине из лебяжьего пуха…
Я содрогнулась. Даезаэль, сибаритствующий рядом — это ужасно. Зато его присутствие будет стимулировать вести здоровый образ жизни и не ссориться с соседями. Представляю, что он скажет, если я осмелюсь прервать его общение с девушками ради, скажем, таких ерундовых вещей типа тяжелого ранения. Может быть, он все же согласится взять деньгами?
Эльф увлекся мечтами и быстро заснул. Я подождала, пока он провалится в глубокий сон и осторожно примостилась под боком. Рядом с Даезаэлем я боялась только одного — его следующей нотации или очередной идеи по спасению.
10
Женщина может ухудшить любое положение, в котором ты находишься. Мужчина, выпустивший женщину из спальни, обречен.
Оказалось, что в каморке есть небольшое окошечко, и меня разбудил упрямый солнечный лучик, упорно перебирающийся со лба к глазам. Я склонила голову к плечу и чихнула.
Что ты там не говорил Даезаэль про то, что он не может меня толком исцелить, чувствовала я себя гораздо лучше, чем вчера. А, может быть, мне помогла наша связь с Ярославом.
Во всяком случае, в легких уже не клокотало и не жгло, насморка не было, и только ломило в висках.
Эльф спал, уложив свою голову мне на живот и свернувшись в клубочек. Я осторожно подняла руку и погладила его золотистые волосы, разметавшиеся по моей груди. Удивительно — несмотря на жизненные обстоятельства они были шелковистыми и от них едва уловимо пахло сладким цветочным ароматом.
Я рискнула пощупать свою голову. Спутанные, жесткие от пыли, какие-то липкие на ощупь… Ужас… Наверное, Даезаэль прав — эльфы — высшие существа.
— Перестань ерзать, — недовольно сказало высшее существо. — И перестань бурчать животом, я спать хочу!
— Это не от меня зависит, — смиренно ответила я. — Кушать хочется… И еще… Ты бы не мог поднять голову, а, а то давишь сильно!
— Ох, какие мы стеснительные! — Даезаэль замолотил ногой в двери. — Эй, выпустите нас! Нужно!