Серьёзные награды обещали за обнаружение и уничтожение чужого аэродрома. Награды превратятся в обильный водопад, если удастся захватить аэродром вместе с самолётами. Чужими самолётами.

Аэродром оказался своим. До тридцати ишачков и чаек, по виду целых. И несколько немецких разнородных машин, больших и разных. Ротный пока не разбирался в тонкостях немецкого авиастроения. Познания его ограничивались мессерами и юнкерсами, 87 и 88.

Немцы использовали аэродром для подскока. Машины садились и снова улетали. Какие-то служебные, не боевые. Сейчас там «сидели» три машины, один большой, видимо, транспортный. И два маленьких, чуть больше У-2.

И что с этим счастьем делать? Ответ в сомнительных случаях в армии всегда есть. Не знаешь, что делать, поступай по Уставу. А что говорит Устав? Ответ там элементарный: доложить начальству.

Командир отнял от лица бинокль и соскользнул с дерева. Через несколько минут отделение, сопровождающее радиста, уходило подальше в сторону и под прикрытие холма. Передача радиограммы — не такое простое дело, как кажется.

Конец главы 23.

В качестве эпиграфа ода пулемёту МГ-42: https://vk.com/video120594437_170605892

6 июля, воскресенье, время 21:30

Минск, штаб Западного фронта.

Скорость реакции, принятия и исполнения решения на войне первое дело. Когда-то и где-то услышанная истина «В бою удовлетворительное решение, мгновенно исполненное, намного лучше отличного, но выполненного с запозданием».

Диверсанты 44-го корпуса меня задержали в штабе. Так-то смена Болдина с восьми вечера. Задержался на полчаса, а тут такая новость.

— Занимайся текучкой, Иван Васильевич, аэродром на себя возьму, — и ухожу в комнату связи. У меня там несколько дел.

1. Перегнать пару тяжёлых бомбардировщиков ДБ-3 в Барановичи из Смоленска (207 БАП). Без бомбовой нагрузки.

2. Поручить Паше Рычагову набрать 35 пилотов на ишачки и дойче машинен.

3. Как прояснится время вылета группы пилотов, отдать команду диверсантам на взятие аэродрома. По их сигналу авиагруппа вылетает. Сделать это надо ночью. ДБ-3 днём лёгкая мишень для мессеров. Не приспособлен самолёт для перевозки людей, ничего, молодые люди, потерпят чуток.

— Сам полечу! — безапелляционно заявляет Паша через четверть часа, как только включается в дело. Морщусь. Вот что с ним делать? Но аргументы, надо признать, выдвигает железные.

— Лётчиков — ночников у нас почти нет…

— Тот район ты тоже не знаешь.

— Тот район никто не знает. Буду вместо штурмана. Там на аэродроме сяду в немецкий самолёт. Молодого туда не посадишь, с ходу не разберётся. И обратно дэбэшки и всех остальных выведу. Самолёты мне отдашь?

— Самолёты твои. Кроме транспортника.

Уже шкуру неубитого медведя делит. Пашка никаких суеверий не признаёт. Не воевал ещё толком.

Договорились, что на моей резервной тэбэшке вывезет всю гоп-компанию в Мачулищи. Хорошо, что сначала с ним связался. Первый пункт с ДБ-3 отменяю. Совсем забыл, что у меня есть ТБ-7. Пять я раздал командармам и Никитину. Два пока придерживаю и ещё один — мой, самый первый. И они как раз оборудованы для перевозки людей. Кто-то и на полу посидит, но уместятся все. И самолёт серьезнее, его сбить не так просто.

Кстати, с ДБ-3 надо что-то решать. Переделать его в транспортник и обучить лётчиков ночным полётам. У меня бригада ВДВ без дел томится.

6 июля, воскресенье, время 22:15

20 км от Вильнюса, почти точно на север.

Дилетанту может показаться, что подобраться к посту на краю лесочка через поле невозможно. Даже ночью, месяц ведь, как люстра светит, хоть и ночная. Не всё так грустно. Местность никогда не бывает идеально ровной. И прикрываясь еле заметными пригорочками, высокой травой, подобраться можно. Ползти почти полкилометра, но дело это привычное.

Может выдать след от сбитой росы, но она ещё не выпала, есть ещё минут пятнадцать. Хотя трава уже влажнеет. Проволочка, хитро натянутая среди кустов и травы, тоже не препятствие. Голой рукой по миллиметру в секунду ощупать пространство перед собой, затем передвинуть тело на треть метра. Пара диверсантов медленно вползает в лесок. Выход на еле заметную тропинку, по которой приходит смена, и вот уже к посту подкрадывается враг со стороны, откуда его не ждут.

Два сдавленных хрипа раздаются почти одновременно. Крик, который мог бы всполошить остальную охрану, застревает в горле. Диверсант фонариком под прикрытием ствола дерева и попавшегося под руку подсумка даёт сигнал своим. Один пост ликвидирован. Через четверть часа, после второго сигнала, подразделение диверсантов в полном составе, где пригибаясь, где на четвереньках, быстро достигает леса. С этой стороны их уже некому заметить.

Время 23:20.

— Зачем у вас тут транспортник стоит? — комроты допрашивает своего коллегу лейтенанта. Хотя какой он коллега, из технического обеспечения-то?

— На случай появления раненых, которым требуется срочная эвакуация, — лейтенант-техник отводит глаза.

— Прострелить тебе ногу? — ротный вертит в руках парабеллум, голос очень спокойный. — Вильнюс — столичный город, там наверняка всё для самых сложных раненых найдётся.

— Так нам сказали…

— А на самом деле?

— На самом деле кого-то ждём. Обычно такие самолёты используют, когда хотят забросить диверсантов во вражеский тыл.

— Каковы запасы топлива?

— Примерно треть от того, что было сначала.

— Хватит заправить все наши самолёты?

— Яволь.

Пока ротный беседует с персоналом, никто не сидит без дела. Охрана уже организована. Связист разбирается с местной радиостанцией, хотя чего с ней разбираться? Наша радиостанция. Рачительные немцы используют всё, что им в руки попадётся. Только вот ишачки к рукам прибрать не могут. Сложно заводить и управление какое-то странное, — поясняет технический лейтенант.

— Они все исправны?

— Не могу знать, герр лейтенант, — ротный в немецкой форме, так что затруднений в определении его звания пленный не испытывает.

— Сейчас заправишь все самолёты, и наши и ваши. Спицын! Займись! Боеприпасы не забудьте.

Радист уже отстукивает шифрограмму, что аэродром готов к приёму. Бойцы раскладывают костры по обе стороны полосы, около каждой пара человек с бутылкой бензина и спичками.

7 июля, понедельник, время 01:10

Аэродром в 20 км от Вильнюса.

— Вылитый фашист! Молодец, лейтенант! — на ротного шалыми, весёлыми глазами глядит генерал Рычагов.

Позади хлопоты по принятию борта на полосу. Опытный пилот посадил тэбэшку с первого раза. Из неё высыпала целая толпа лётчиков и техников. Рычагов уже выслушал доклад о том, что машины заканчивают заправлять и можно их заводить.

Через минуту Рычагов с огромным интересом оглядывает транспортный юнкерс-52.

— Немецкий лётчик цел?

Ротный оглядывается на двоих сопровождающих. Один из них тут же срывается и через минуту приводит немецкого лётчика. Всем кагалом лезут в самолёт, где Рычагов дотошно выспрашивает назначение приборов и ручек управления. Садиться на место пилота. Решение принимает неожиданное.

— Думаю, что справлюсь, но лучше пусть он сам ведёт. Как думаешь, лейтенант?

— Bring das Flugzeug dorthin, wo der General es sagt (Отведёшь самолёт туда, куда скажет генерал), — на строгие слова лейтенанта, пилот трясёт головой «Я, я…».

— Он сделает всё, как надо, товарищ генерал, — лейтенант ещё раз с угрозой смотрит на пилота.

Суета на аэродроме нарастает, один за другим начинают работать моторы ишачков и немецких самолётов. Все баки заливают по самую горловину.

— Зря я полные баки дома залил, — расстраивается лётчик ТБ-7, — сейчас бы на дармовщинку поживился.

Он улетает первым, за ним в небо выпрыгивают ишачки и чайки, последним на полосу выруливает юнкерс-52. Три ишачка завести не удалось.