— Полковник, — обращаюсь к Куликову, вот такой он сегодня у меня крайний получился, — капитан Крайков тебе в помощь. Технология ему знакома. Немецкие телефонно-телеграфные провода наверняка в трофеях тоже есть. Всё это ваше. Всё в дело.

11 июля, пятница, время 07:45

Минск, штаб Западного фронта.

— Да какого хрена?! — Блядский высер! Как мой свежеиспечённый генерал пропустил такое? Сглазил я его что ли?

— Ничего особо страшного пока не случилось, — пытается меня успокоить Болдин.

Забыв, что в руке карандаш, сжимаю пальцы в кулак. Раздаётся треск.

— Ничего не случилось? — Бросаю обломки карандаша на карту, тычу пальцем между ними, — Что видишь?

— Да ничего такого… — Болдин старается не смотреть мне в глаза.

— Вот именно, ничего! У нас там нет ничего! Знаешь, как это называется? Противник вышел на оперативный простор! С-сука, мотал я на ржавом болту его дойче мутер!

Немцам не удалось навести понтонный мост в районе Вильнюса, так они отвели свои мототанковые части восточнее и спокойненько переправились там. Это я домысливаю. В небе организовали такую высокую плотность присутствия своей авиации, что авиаразведка спасовала. Воздушное логистическое плечо сказывается, аэродромов в том районе у меня нет. Разворачивать сеть ВНОС Крайков только начал, поэтому система предупреждения и оповещения пока не работает. Персонал Редутов только осваивает технику.

— Какого хрена Анисимов не отступил?!

— Он отступил, но в Пабраде не успел. Не будут же они под огнём уходить…

Немецкую танковую группу гарнизон городка Пабраде долго не удержит.

11 июля, пятница, время 06:50

Узел обороны на линии Вильнюс — Пабраде близ реки Нярис.

Лейтенант Гатаулин.

— И далеко ли, насрать на ваши бритые черепа, вы собрались? — насмешливо спрашивает невысокий и с виду щуплый лейтенантик. И немного подумав, добавляет:

— О доблестные, сцуко, бойцы Красной Армии?

Запыхавшиеся «доблестные, сцуко, бойцы», только что побившие все собственные рекорды по забегу на километровую дистанцию, в количестве не больше четырёх десятков ошеломлённо смотрят на неубедительной комплекции командира. Мнутся с ноги на ногу и прячут глаза. Калибром лейтенантик не вышел, но вполне убедителен ТТ в его руке и ещё более внушает верзила — пулемётчик рядом. Верзила держит увестистый дегтярёв чуть ли не двумя пальцами, и чуть повыше голов тяжело дышащей толпы.

Именно толпы. Всё, что осталось от роты первой линии обороны. Почти полутора сотни человек. Они и сейчас нервно оглядывались, — пологий вытянутый холм, зимой пригодный для покатушек на санках детя младшего возраста, — надёжно прикрывал их всех от вражеского огня. Только обманчиво ласково посвистывают пули на безопасной высоте. Чужие пули.

— А ты кто такой? Где вторая линия обороны? — вдруг с непонятной дерзостью спрашивает широколицый детина, но тут же роняет винтовку и в страхе приседает. Тут не только присядешь, но и ещё кое-что сделаешь, не успев снять штаны. В опаляющей близости от уха вжикает пуля от ТТ.

Никто не заметил прицеливания, которого, впрочем, и не было. Не было и предупреждения, сам выстрел — предупреждение, о чём тут же любезно сообщает лейтенант.

— Не думай, что я промахнулся. В следующий раз, только вякни, пуля точно твоё лупоглазье пробьёт. Вы только что покинули назначенную вам линию обороны. Вы — трусы и дезертиры. Я — лейтенант Гатаулин. Как единственный здесь командир Красной Армии всех вас назначаю штрафной ротой. Будете кровью вину перед Родиной искупать. Прямо щас. От края до края холма — занять оборону! Дистанция пять метров! Бегом!

Презрительным взглядом лейтенант наблюдает, как суетливо и бестолково воинство распределяется по холму.

— Помоги им, — лейтенант показывает на них головой неизвестно откуда взявшемуся сержанту.

— Ты! Лупоглазый! — лейтенант носком сапога ловко подкидывает случайный камешек в дерзкого детину. — Фамилия!

— Рядовой Николаев, — бурчит детина.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — поворачивает веснушчатое лицо мелковатый красноармеец через пару человек от дерзкого.

Лейтенант поощрительно улыбается, наконец-то эти придурки хоть что-то сделали по уставу. Хоть один. После разрешения красноармеец спрашивает:

— Там немцы наступают. Нам стрелять или как?

— Вы — все придурки, — громко сообщает своим новым подчинённым лейтенант. — В армии ничего без приказа не делается. Только попробуйте кто-нибудь без команды шмальнуть. Следующий выстрел будет из моего ТТ. Прямо в дурную голову. На первый — второй рассчитайсь!

— Запомните, кто первый, кто второй. И все хорошенько запомните: вы по краю ходите. Позорный расстрел вы себе уже честно заработали. Приговор вам отстрочен, но я в любой момент могу привести его в исполнение.

Лейтенант стоял поодаль, там, где мог позволить себе стоять.

— Эх, и вояк нам бог послал… — Гатаулин сдерживает ругательство.

— Новобранцы, сразу видно, — подаёт голос сержант.

Лейтенант не отвечает. Думает. Новобранцы новобранцам рознь. Он сам-то кто? Реального боевого опыта почти нет, но грустное сие обстоятельство мало его волнует. Птенцы гнезда Павлова вышли из такого адова тренажного круга, что реальные боевые действия кажутся приятными каникулами. Гатаулин до сих пор с содроганием вспоминает, как их заставили атаковать по мокрой пашне. С залеганием, перекатами и прочими хитростями. Зачем так издеваться? Так Генерал тут же объяснил:

— Теперь вы знаете, что такое идти в атаку по грязи. Это не только противно, грязно, мокро и холодно. Это ещё и бесполезно. Оружие, как вы не берегитесь, неизбежно забивается грязью. Стрелять не можете и становитесь беспомощными целями для противника, сидящего в сухом оборудованном окопе.

— Всем поставить прицел на сто метров! — кто-то с удивлённым испугом оглядывается, но все послушно ковыряются с винтовками.

Откуда-то сбоку раздаётся длинная очередь, с последующим завыванием, — т-р-р-р-р-р-а-а-а-у-у-у. Цепочка залёгших солдат оживляется. Гатаулину не надо смотреть, что происходит. И так знает. И второй его пулемётчик с трофейным МГ-34 своё дело тоже знает.

— Первые номера! Разобрать цели по секторам! Огонь! Вторые номера — не стрелять!

Кто-то из вторых всё-таки выстрелил. Лейтенант морщится и лезет чуть сбоку вперёд. Оглядеть поле битвы всё-таки надо. Что у нас там? Веселящая сердце окружающих новобранцев, которые по документам и какому-то недоразумению считаются красноармейцами, картина вовсе не радует лейтенанта. Немцы отступают и отступают грамотно и так же методично, как шли в атаку. Вот сейчас лейтенант мрачнеет, ему приходится усилием воли гнать холодок из желудка. Он видел, как разделались с первой линией обороны. То же самое сейчас будет и с ними.

— Внимание, взвод! — лейтенант командует, отползая назад. — Все сдали назад!

Подразделение так себе, но и тратить его попусту не след. Сейчас будет миномётный обстрел, надо выводить людей. Тут нет никаких укрытий и окопов отрыть никто не успеет. И вообще, побегать сегодня придётся.

11 июля, пятница, время 06:25

городок Пабраде на линии Вильнюс — Швенчонеляй — Даугавпилс.

407-ой стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии, частично базирующийся в Пабраде, сдавать город не собирался. Ещё чего! И местность очень способствует обороне. Сам городок находился западнее и железной дороги и речушки, протекающей вдоль неё. Даже взятие городка не избавляло гитлеровцев от трудностей, и взять его ещё надо.

«Чистая» ликвидация дальних постов специальными егерскими подразделениями немцам не особо помогает. Один пост успел пустить вверх красную ракету и внезапное нападение в полной мере не удаётся.

— Мне защищать город до последней возможности? — комполка спрашивает по телефону напрямую командующего Анисимова.

— Нет. Твоя задача: нанести фашистам максимальный урон и сберечь личный состав. Урон обязателен и если он по-настоящему велик, то и за потери я тебя ругать не буду. Всё понял?