Ну, что ж, это вполне приемлемо. Не только портретом замечателен кабинет. На основательных полках стоят разнообразные радиоприёмники, видимо, образцы продукции. Вполне, вполне… могут конкурировать даже с позднесоветскими аналогами. По функциям наверняка уступят, а вот по внешнему виду, пожалуй, и превзойдут.

В углу кабинета в кадке полутораметровое растение пальмового вида. Кажется, эта мода ещё не прижилась. К тому же излюбленным растением советских бюрократов станет фикус. И здесь он от стандарта отклоняется. Совсем не шаблонный мужчина мне попадается.

Вальяжно устраиваюсь в лучшем кресле, генерал я или кто?

— Понимаете, Давид Израилевич… тьфу, ты! Львович. Прошу извинить, при взгляде на вас так и просится на язык именно это отчество.

Директор улыбается, сразу видно, любит пошутить. Как и я.

Предварительно я выяснил историю завода. Это польский «Электрит», антисемитски настроенные поляки придушить сию высокотехнологичную еврейскую вотчину не смогли. Скорее, не успели, если поднялась бы рука на реального конкурента «Филипс» и «Телефункен». И пока они конкурентоспособны. Война их подкосит, а позже — советский стиль управления. Не то, чтобы он совсем плох, этот стиль, только вот не совмещается с чуткой ориентацией на потребителя. Да и потребитель советский сейчас не избалован, ему дай побольше, да подешевле.

Находился завод в Вильно, оттуда его под шумок и вывезли, из буржуазной Литвы. Репарации своего рода. Территорию-то, что поляки у литовцев отжали, — тот же Вильно-Вильнюс, — вернули, а заводик прикарманили.

Потом-то и саму Литву подгребли, но заводик так и остался в Минске.

— Понимаете, Давид… Львович, — на этот раз правильно отчество выговариваю, — у РККА огромные проблемы с радиосвязью. Огромные и разноплановые. Вроде и радиостанции есть, не хватает, но есть. И вроде прилично работают. На уровне от штаба к штабу. Но вот с самолётом или танком связаться почти невозможно. Такой треск в наушниках стоит, что контузить может.

— Радиопомехи, — авторитетно заявляет Давид Львович.

И без тебя это знаю, но послушать надо. Как ещё его квалификацию выяснить?

— Откуда?

— Свечи зажигания, электроприводы, электрогенераторы, искрит многое оборудование, — перечисляет известные мне факторы директор. Хорошо, парень разбирается в радиоделе, можно работать.

— Какое-то время я думал, как решить проблему, — продолжаю ввод в курс дела, — пока не осознал, что у меня под боком самый лучший радиозавод в СССР.

Директор расцветает от комплимента, но при продолжении улыбка увядает.

— Теперь я доволен и счастлив, есть, кому это поручить. И, Давид Львович, это надо сделать очень быстро. Ситуация с радиосвязью просто вопиющая и недопустимая.

Директор Юделевич задумывается. Пытаюсь ему помочь. Он в начале разговора рискнул, теперь я отвечу тем же.

— Давид Львович, ходить вокруг да около не буду. Сами должны видеть, что творится. Вам в скором времени придётся полностью отказаться от производства гражданской продукции.

Почти прямым текстом говорю, но всё-таки он уточняет.

— Война на пороге?

— Да, — и после паузы, — радиоприёмники у населения будут изъяты. Вы полностью перейдёте в ведение наркомата обороны. Скорее всего, ваш завод станет режимным.

Размышляет он не очень долго, моего терпения хватает. Директор встаёт, проходит к окну.

— С чего начнём, товарищ генерал? — спрашивает, наконец-то отвернувшись от окна.

Тот же день, то же место. Время 14:50.

Рабочую группу мы формируем уже после обеда. Старший группы — инженер Хадарович Павел Юрьевич, славянского вида тёмно-русый мужчина, худощавый, чуть выше среднего роста, тридцати лет. И двое парнишек. Один — типичный Арончик, субтильный и кудрявый, хотя зовут Мишей. Второй — белобрысый и сероглазый, похож на местных, а там, кто его знает. Имя Мирон Лисовский тоже близко к местным.

Мне всё равно, лишь бы толк был. Осматриваю троицу, призванную мной для оказания ключевой роли в предстоящих грозных событиях.

— Ну, что друзья? Вынужден вас предупредить, что вас ждут великие дела, тяжёлые испытания, вдохновенный труд и наказание, то есть, награда по итогу. В зависимости от результата.

Миша-Арончик мигнул глазами, Мирон испуганно косится на ухмыляющегося директора. Хадарович остался хладнокровным.

— Саша, они твои, подготовь данные для оформления их, как инженерную группу по радиосвязи при штабе округа.

Адъютант принимается за работу, но сначала все выходим из кабинета. Директор приглашает меня на экскурсию.

— Это основной цех. Сборка готовых изделий, — поводит рукой Юделевич по огромному светлому помещению, где за длинными рядами столов трудится народ. Больше половины — девчонки. Как поясняет директор, стандартные повторяющиеся много раз движения женщины выполняют намного аккуратнее.

— Мужчины работают на сложных станках, на ремонте. Кстати, Хадарович — мастер по ремонту.

— А что, брака много?

— Брака мало, — категорически не соглашается директор, — население несёт. Когда ремонтируем, когда на запчасти принимаем.

Бродим по закоулкам, наверное, всё-таки не всем. Больше изображаю интерес, чем испытываю. Впрочем, к требухе присматриваюсь. Оцениваю с утилитарной точки зрения. Кое-что мне сильно не нравится. Нет, не здешнее. А то, что внутренности нашей радиоаппаратуры сильно напоминают здешние. Но это ведь гражданская продукция, такого быть не должно. Бытовые радиоприёмники работают в спокойной обстановке, их не трясёт часами, не забивает пылью и дымом, не таскают туда-сюда, хотя…

Меня очень впечатляет реальное испытание приёмника и упаковки. Бросают на бетонный пол с высоты полтора метра. Приёмник продолжает работать. Сильно. Я б сказал, удачная комбинация свойств упаковки и крепости конструкции.

После того, как приёмник заработал после падения, директор смотрит на меня с гордостью.

— Запас прочности приличный, — мне не жалко одобрить, это же правда, а человеку приятно.

Возвращаемся. Саша как раз заканчивает с формальностями. Ему недолго, это потом в штабе из парней душу вынут. Адъютант мой только выписки из личных дел сделал и паспортные данные снял.

К концу дня мне становится тошно. Опять эта бюрократия не даёт сразу впрячься в дело. Раздражение удерживает только сравнение не в пользу моего времени. Завтра парни… нет, пожалуй, завтра ещё не начнут.

В штаб отвожу их на своём бронеавтомобиле. Без меня не пропустят.

1 апреля, вторник, время 09:30.

Минск, Красная Роща, авиазавод № 453.

— Если так дело дальше пойдёт, уже в сентябре первый самолёт выпустим, — с подъёмом заверяет меня директор пока ещё не существующего завода Анисимов Виктор Николаевич.

После утреннего разгона в штабе, проведённого в предельно быстром темпе, я сразу сюда. Это второй ключевой фактор после связи — авиация. Два авиационных завода под моим началом — сила неимоверная. Директор настолько фактурен, что может инструктором по какому-нибудь стилю рукопашного боя работать. Высок, дюж и с живым блеском в глазах, которые не пропускают ни одну сколько-нибудь стоящую особу в юбке.

— Вы с ума сошли? — январский холод в моём голосе остужает его восторги, — не позже июня первый самолёт должен быть. И не в ущерб, бл…, качеству.

Анисимов смотрит ошеломлённо. А ты чего думал? Командующий округом зря возле тебя отплясывает?

— И не Ил, — добавляю ему смятения, — Илами меня Смоленский завод завалит. Ты будешь Яки выпускать.

— Но ведь по плану… — теряется директор.

— По плану ты когда должен первый Ил выпустить? В 42-ом году? Вот и не забивай себе голову, — всё так же холодно заявляю я, — к тому времени и планы могут измениться. Не изменяться — будешь выпускать и то и другое.

— Мощностей не хватит.

— Хватит. В две или три смены будешь работать. Ещё один цех построишь.

— Дадите ещё один строительный батальон? — директор мгновенно оживает и тут же стухает, завидев у носа мой кукиш.