Я изо всех сил изображал радость, а на самом деле понимал, что вскоре мне предстоит самый сложный экзамен. Никита Тимофеевич знал Пушкина, как облупленного, и проводил с ним времени больше, чем все остальные.

В Петербурге нам толком увидеться не удалось, так как дядька был в то время с семьёй в Болдино, а когда он приехал, в нашей квартире уже царила предотъездная суета, и Никиту Тимофеевича уже на следующий день отправили в Захарово за летними вещами.

Если разобраться, то Козлов самый близкий и верный человек для Пушкина. Как мужчина, он дал парню куда больше, чем его родной отец. Плавать и бегать научил, объяснил, как себя с деревенскими пацанами правильно вести, и дал понять, чего можно мужчине, а чего делать никак нельзя. Благодаря ему юный Пушкин не распускал нюни, умел дать сдачи и не боялся в драку вступить. Ох, как дядькина наука в Царскосельском лицее пригодилась! Пусть и слыл лицеист Пушкин драчуном и забиякой, так это лишь на пользу пошло. Удалось ему сплотить команду единомышленников, приняв в неё того же Ржевского, который Пушкину приходился роднёй по матери, Дельвига, Пущина и даже тихоню Кюхельбекера.

­– Барин, как вы тут без меня? ­– поинтересовался Козлов, внимательно наблюдая, чтобы выпряженного коня сначала по двору поводили, и лишь потом пить ему дали.

— Расскажу, дядька. Всё расскажу. И как с дедом познакомился, и как на ярмарку ездил, и как девятерых разбойников убил на обратной дороге.

— Ох, ты, Господи! — выронил дядька из рук тюк, который начал было вытаскивать с телеги, — Что же в мире-то деется? Тати уже на дворян юных стали нападать!

— Вырос я уже, дядька. Изрядно вырос. Поговорим, как ты закончишь, а я пока пойду, распоряжусь насчёт самовара.

Вроде, неплохой финт ушами сделал. Глядишь, и не станет мой слуга удивляться, с чего я так резко переменился.

Чаёвничали мы с дядькой долго, как тут и положено. За час не меньше четырёх больших чашек чая усидели, под баранки да пряники. И когда совсем было собирались вставать из-за стола, во дворе усадьбы стало шумно. Забрехали собаки, загалдел народ и даже лошади голос подали.

— О, никак урядник к нам пожаловал? — глянул дядька в окно, — Уж не по твою ли душу?

— Пусть с бабушкой сначала переговорит. Она знает, что ему сказать, — не стал я лезть поперёд бабки в пекло.

Как в воду глядел. После десятиминутной беседы с бабушкой урядник вышел довольный и просветлевший. Судя по тому, как бабуля лучилась улыбкой — высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению.

— А вот и наш герой! Добрый день, Александр Сергеевич, — по-доброму улыбнулся мне полицейский чин.

— И вам здравствовать, — не менее приветливо откликнулся я в ответ.

— Вот я всё гадаю, и понять не могу, отчего разбойники именно на вас напасть решили? — сходу приступил урядник к делу, умело маскируя начало допроса обычным любопытством.

— Так тут двое виноватых. Мадемуазель Вульф, с её украшениями, и я. Абсолютно случайно решил время прибытия на ярмарку посмотреть, и подарок Императрицы из кармана достал, — продемонстрировал я золотые часы, а заодно и дал понять уряднику, с какими персонами мне иногда общаться доводится.

— Вы очень многое мне прояснили, — ответил урядник двусмысленностью на двусмысленность.

— Не желаете ли с нами перекусить? — сладко пропела бабуля, перехватывая инициативу, — У нас в прошлом году настойка на смородине чудо, как удалась? Да и казака своего позовите, тоже, наверное, проголодался служивый.

Хех, тут драмкружка не надо. Ни слова прямиком не сказано, а все всё понимают.

— Перекусить никогда не помешает, — степенно согласился урядник, — А настойку если разве что оценить, сами понимаете, служба. А с вами, Александр Сергеевич, я бы очень хотел потом поговорить. Нет, вовсе не про происшествие с разбойниками, а по совершенно иному делу, — продолжил он, обращаясь уже больше к бабушке, чем ко мне, — А пока позвольте вам премию вручить, и в грамотке распишитесь, что двести рублей ассигнациями вами от меня получено. Тати набедокурить не только у нас успели, да так, что премия за их поимку или уничтожение была назначена. А раз вы один это свершили, то я её вам и вручаю в полном размере. И ещё. Представление в Псков я отправил, где ваш подвиг описал, но сдаётся мне, что на медальку для вас поскупятся, а вот на благодарственную грамота от губернатора вы точно можете рассчитывать.

— «В туалете её повешу и каждый день не по разу буду любоваться», — очень хотелось мне ответить, но судя по заблестевшим глазам бабушки, быть сей грамоте украшением усадьбы.

— Бабуль, позовёшь меня, как вы закончите, а я пока пойду дядьку устрою. Он две недели в дороге провёл и сильно уставший, — поспешил я откланяться, сообразив, что они без меня лучше обо всё договорятся.

— «Хм, а неплохо я на разбойниках поднял, если ещё сюда наличку с разбойничьего кошеля добавить. В переводе на ассигнации — больше пятисот рублей только одними деньгами выйдет,» — хохотнул я про себя, поднимаясь по лестнице.

На самом деле, не смешно. Если ещё и материальные трофеи продать, то я точно получу больше, чем за год скучной службы в Иностранной Коллегии.

— Александр Сергеевич, мне бы вас на пару минут для разговора тет-а тет, — выдал урядник, с виду вполне трезвый, если не учитывать его чуть покрасневшее лицо.

Так-то я проводить урядника вышел, чтобы с чистой совестью помахать ему на прощанье рукой и забыть, желательно надолго.

— Внимательно вас слушаю, Савва Пантелеевич, — изобразил я на лице уважительное внимание.

— Дело у меня такое, щекотливое, я бы сказал, а тут вы — одним махом всех убивахом. Вот я и подумал, не обратиться ли к вам в случае необходимости.

— Загадками глаголете, господин урядник. Вы уж определитесь, или мы по делу будем говорить, или совсем никак. Нет у меня времени и желания загадки разгадывать.

— Банда в моём уезде обосновалась, — аж прижмурился урядник, как перед прыжком в прорубь, шумно выдохнув, — Я про неё знаю. И они знают, что я про них знаю. Из подчинённых у меня лишь три казака, и те ветераны, не раз раненые. Можно сказать, инвалиды, но ещё бодрые. А если из Пскова казачью полусотню вызвать, так о ней известно станет раньше, чем она до нас доберётся. И никого мы не найдём. Попрячутся тати. Мне втык и недовольство от начальства, а они, как грабили, так и будут грабить.

— Картина понятна. Я тут при чём?

— Так немного же их, разбойников. Дюжина, не больше. И кто — крестьяне лапотные! Я ещё пару верных людей найду, из опытных. Нас шестеро будет, и вы — маг не из последних. Неужто не поможете порядок в уезде навести? А от меня всё честь по чести — и доля в премии, и представление на награду.

— Вы уже знаете, где их найти?

— Пока нет, но через несколько дней буду знать точно.

— Вот тогда и поговорим. И вы про татей побольше узнаете, и я поразмыслю, как бы нам в пудру не пукнуть, уж простите за выражение.

— Да что уж там…– почесал урядник висок, — Про пудру оно может и не совсем верно, но чем чёрт не шутит.

— Вот и договорились. Как только доподлинно что узнаете, жду вас с визитом, — с большим удовольствием выпроводил я представителей полиции за ворота усадьбы.

К деду, как он и просил, поехали вшестером. Пётр Абрамович звал всё семейство Пушкиных, значит и бабушку в том числе. Она ведь тоже Пушкина была до замужества. Разместились на двух бричках и покатили — родители с Ольгой на одной, ну а я, Лёвка и бабушка на другой.

Можно было и с родителями, вот только не о чем мне с ними разговаривать, хоть убей. Да и они не очень-то и хотят со мной общаться. Мама себе на уме. Отец тем более. Да ещё постоянно пытается меня жизни учить. Всё в моей жизни не так, как он хочет. И занимаюсь я, видите ли, никому не нужной ерундой. И брата я, понимаете ли, с понтолыку сбиваю, обучая магии. А то, что ему самому первый в жизни перл дали подержать в лёвкином возрасте он скромно забыл