И вот стою я такой красивый и всезнающий на берегу Кухонного пруда, что недалече от Царскосельского лицея, по шею закопанный в землю, аки Саид из «Белого солнца пустыни». Даже красноармеец Сухов рядом находится, разве что без винтовки и чайника. Упал около меня на коленки и долдонит одно и то же:

— Саня! Пушкин! Брат! Не умирай! Француз, открой глаза, — взывает он, порой переходя на моё лицейское прозвище.

На самом деле никакой это не Сухов, а теперь уже мой одноклассник по лицею Николая Ржевский. Светловолосый, с пушком на щеках и над верхней губой. Худощавый, что удивительно, так как при любом удобном случае он не прочь поесть, причём много и сытно. На вид Николай совсем ещё ребёнок, отчего и имеет прозвища Дитя и Кис. Он тот ещё лентяй, но беззлобный и чистосердечный.

— Поручик Ржевский, — попытался я прервать вопли парня, — Отставить крики, и будьте так добры, освободите меня из земляного плена.

Как ни странно, но моё обращение к Кисе возымело совсем не тот эффект, который я ожидал. Вместо того чтобы подорваться и начать меня откапывать, парень, всё так же сидя на коленках, начал со мной полемизировать.

— Какой я тебе поручик? Я же прапорщиком в Изюмский гусарский полк выпускаюсь, — тут же возмутился он.

Ну конечно, а куда ещё внуку аж двух генералов идти служить, как не в гусары?

К тому же Ржевский сам хвастался, что Изюмский полк после зарубежного похода тринадцатого-четырнадцатого годов дислоцируется в Рязанской губернии. А кто у Николая папа? Правильно. Полковник в отставке, богатый помещик и бывший вице-губернатор Рязанской губернии. Пусть сейчас он всего лишь уездный предводитель дворянского собрания в той же губернии, но такие люди, как папа Николая, всегда обрастают нужными связями и знакомствами. В общем, как говорится, дома и солома едома. Да и стены помогают, не говоря уже о высокопоставленных родителях и развитых родственных отношениях с другими Родами, где многие именитые фамилии переплелись в довольно плотный клубок.

Мой молодой Пушкин какое-то время тоже грезил о службе в кавалерии. В часы досуга его частенько можно было увидеть среди гусар, благо Лейб-гвардии Гусарский полк дислоцировался в Царском Селе. Так что не было ничего удивительного в его желании стать военным, и непременно — гусаром. В Лицее Саша даже имел отличные оценки по верховой езде и фехтованию. Причём фехтовать он умел сразу двумя рапирами, чем не каждый бывалый вояка мог похвастаться.

К сожалению, а может и к счастью, отец обломал Александра, заявив, что финансово не осилит даже половины щегольского наряда молодого гусара, и предложил ему службу в артиллерии. С этим не согласился уже сам юноша, а спустя полтора года он вовсе охладел к карьере военного.

— Ещё великий Александр Васильевич говорил, что плох тот солдат, не мечтающий стать генералом, — заявил я Ржевскому и прикрикнул. — Сейчас же откапывай меня!

Окрик привёл Николая в чувство, он начал грести руками и отбрасывать в сторону куски земли:

— Саня, а что это за Александр Васильевич? Ну, тот, который про генерала говорил? — прервался он, подавая мне руку, чтобы выдернуть меня из неплотно присыпанной ямы.

— Граф Суворов, Коля, такое изрёк. Цитаты великих людей желательно знать если не дословно, то хотя бы близко по смыслу, — проворчал я. На самом деле ничего подобного полководец не говорил, но Кисе об этом знать не обязательно. Всё равно он из-за своей природной лени не побежит в библиотеку проверять, — А ты не знаешь, как я оказался в таком интересном положении?

— Так я же тебя и закопал, — выдал парень, протягивая мне руку. — Увидел, как в тебя молния попала, а ты упал, вот и зарыл, чтобы заряд в землю ушёл.

— Спорное решение, — возразил я, отряхиваясь из земли. — Но будем считать, что ты мне жизнь спас. Благодарю, дружище.

Коля стушевался, а я подхватил с земли валявшуюся там фуражку, водрузил её на голову и направился к глади пруда, на высоком берегу которого был закопан:

— Николай, а что мы с тобой делаем у воды, да ещё в грозу? Я знаю менее затейливые способы самоубийства.

Посмотрев на своё отражение в воде, я лишний раз убедился в том, что богиня и вправду инкарнировала меня в тело молодого Пушкина. По крайней мере, увиденное мною лицо очень похоже на портреты поэта, известные в моём мире.

— Так я ж позвал тебя, чтобы одно местечко показать. Мне показалось, что я колодец нашёл. Вот и хотелось услышать твоё мнение, — послышалось в ответ, — Да и грозы никакой не ожидалось. Тучи налетели, несколько раз сверкнуло да громыхнуло, а на землю ни дождинки не упало. Сам же видишь — трава и земля вокруг совсем сухая. Правда, молния в тебя всё-таки ударила, но ты ведь живой. Сними фуражку, встань прямо и глаза прикрой — я с тебя пыль смету.

Зря я, конечно, глаза не закрыл, как советовал Киса. Зато я впервые увидел, как человек творит магию. Сначала всё тело Николая покрылось еле заметными разноцветными полупрозрачными нитями, которые тут же потекли в перстенёк, что был у парня на левой руке.

Странно. Насколько я знаю, мой предшественник не видел магические потоки. Трудно сказать, почему теперь я их вижу — может удар молнии тому виной, а может буст от богини такой случился. Да ещё и эта странная гроза. Словом, есть над чем поразмышлять. К примеру, над теми же проделками богинь, а может, и богов.

Подумать не дал небольшой смерч, образовавшийся вокруг меня. Взбесившийся воздух вёл себя, словно пылесос, высасывая из волос и одежды пыль, траву и прилипшие кусочки земли.

— Откуда у тебя перл? — кивнул я на руку Кисы, когда мои брюки и китель были очищены от мусора и даже стали выглядеть почти что прилично, чего никак нельзя было сказать про штиблеты. Ради наведения окончательного лоска мне пришлось пожертвовать большим носовым платком.

Стоит пояснить, что магия в этом мире несколько своеобразная. Здесь абсолютно всё пропитано магической эссенцией. Однако человек не может по своему желанию просто зачерпнуть этой эссенции, слепить её и швырнуть подобно снежному комку, в надежде, что он превратится, например, в огненный шар. Если упрощённо, то сначала нужно внешнюю эссенцию впустить в себя и смешать с собственной, имеющей отпечаток твоего тела и разума, так называемой личной сущностью. После этого образовавшийся коктейль направляется в перл, который и создаёт разнообразные магические эффекты.

Сам по себе перл — это ничто иное, как кристаллизованная эссенция, размером с горошину, принявшая сферическую форму. Отсюда и название перл или по-другому — жемчужина.

— Подарок отца на шестнадцатилетие, — гордо вздёрнул подбородок Коля и потёр перстень с бледно-жёлтым камушком о рукав мундира, стирая невидимую пыль и добавляя ему блеск.

— Это ты им для меня яму выкопал? — догадался я.

— Конечно. Не руками же, — пожал Киса плечами в ответ, словно он говорит нечто само собой разумеющееся.

— Мощная штука. Да и в хозяйстве нужная вещь, — подбодрил я Ржевского.

— Жемчужину сделали по заказу отца, — воодушевился парень после моей похвалы, — Я ещё и десятой части не освоил того, на что мой перл способен. Ну да ничего. Вот увидишь, я ещё и тебя с твоим дедовским ножом догоню.

Александр знал, что перл создаётся специально обученным Формирователем из его личной сущности и сущности мага, для которого он делается. В руках постореннего человека камень будет не более чем красивой цветной жемчужиной. Однако из этого ограничения есть исключение — перлом, созданным для кого-то другого, с разной долей успеха сможет воспользоваться его кровный родственник.

Наряду с этим есть ограничения, преодолеть которые невозможно. Например, перл, который сейчас на пальце Ржевского, может по его желанию создавать только воздушные потоки разной мощности, направлений и форм. Возможно, после долгих тренировок Коля и научится формировать какой-нибудь воздушный кулак, способный разрушить кирпичную стену, но создать, к примеру, поток воды он не сможет. Переделать уже сформированный перл, заставив его выполнять другие действия, также невозможно — это не шерстяной носок, который можно распустить и связать из полученной пряжи варежку.