– Да уж, странное, должно быть, ощущение.

– У меня аж голова разболелась, пока думал об этом. Помнишь, что я тебе говорил, когда мы впервые повстречались? Когда ты бродил по Сорок второй улице, а я никак не мог допытаться, что ты ищешь?

– Помню.

– Я сказал тебе, что у каждого непременно есть своя дурная привычка или какой-то порок. Это как бог свят, брат. Ничего более правдивого ты от меня никогда не слышал.

– Интересно, был ли порок у Глена Хольцмана? – размышлял я.

– Был, даже не сомневайся. У живого человека он был обязательно. Если повезет, узнаем, какой именно.

Элейн уловила достаточно примечательных словечек в нашем разговоре, чтобы заинтересоваться. Я рассказал ей подробности.

– Ти-Джей просто восхитителен, – сказала она. – Он то крутой и видавший виды мужчина, то через секунду видна насквозь его подростковая наивность. В его возрасте само понятие о смене пола должно вызывать неприятные мысли и тревожить.

– Да, но не все в его возрасте с этим понятием знакомы. Там, где он обитает, о таких вещах узнаешь поневоле.

– Наверное, ты прав. Остается надеяться, что он не нарастит себе сиськи сам в один прекрасный день. Думаю, мне будет нелегко воспринимать его в новой роли.

– Вряд ли он пойдет на такое.

– Это хорошо. Так ты предполагаешь, что за Гленом Хольцманом водился какой-то грешок?

– Ти-Джей уверен, что дурные наклонности есть у каждого. Кстати, о Хольцмане.

Я посмотрел на часы и решил, что еще не поздно позвонить вдове. Особенно если не было особой надежды застать ее дома. Так и оказалось. Только на этот раз я не стал вновь слушать голос ее покойного супруга, а дал отбой, как только щелкнул автоответчик.

– Что-то ведь привело его на Одиннадцатую авеню, – сказал я. – Он действительно мог всего лишь захотеть размять ноги. Но почему решил разминать их в том направлении? Случайность? Или же он пошел искать на Одиннадцатой авеню то, что там могли ему предложить.

– Мне он не показался любителем крэка.

– Мне тоже. И тем не менее я знал многих подающих надежды молодых профессионалов, которые по секрету от всех вдыхали кокаиновые дорожки.

– Но разве люди его типа покупают дурь на улицах?

– Нет. Обычно не покупают. Но тогда, быть может, его пороком был нестандартный секс, и он искал любви не там, где следовало бы?

– С такой-то женой, сидящей дома?

– «Цветок чистейшей нежности на родине ждет меня»[22]. Да, но все ли так просто?

– Не все просто, что верно, то верно, – согласилась она. – Большинство мужчин дома ждут жены, но не все к ним торопятся. Вероятно, он погнался за новизной ощущений.

– То есть его привлекали долговязые девушки с огромными руками и ступнями?

– И членами между ног. Но он сильно рисковал, снимая уличную проститутку в том месте.

– С чего ты взяла?

– Я имею в виду не обычный риск, когда связываешься с дешевой шлюхой. Вспомни вид из их окна. Если бы она подошла к нему, то вполне могла видеть как раз тот угол. Более того, у нее была бы возможность даже наблюдать, как в него стреляли.

– При условии, что она стояла под нужным углом и вид ничем не был заслонен. Впрочем, с такой дистанции трудно вообще хоть что-то разглядеть.

– Возможно, ты прав. Как считаешь, она оставит квартиру себе?

– Понятия не имею.

– А тебе понравилось бы там жить? Не обязательно в той же квартире, но в похожей?

– Ты намекаешь на близость к небу?

– Да, близко к небу и с убийственно красивым видом. Если мы однажды надумаем съехаться… Впрочем, ты, должно быть, не в настроении обсуждать это сейчас.

– Не имею ничего против.

– Честно говоря, мне всегда нравилось мое гнездышко, но я бы предпочла переехать куда-то, где никто до нас не жил. В новый дом. У моей квартиры слишком длинная и не самая приятная история.

– Но мы столько раз занимались с тобой здесь любовью.

– Я думала не об этом.

– Понимаю.

– Я вышла из игры, но живу в той же квартире. И мне это больше не кажется хорошей идеей. Даже если мы не станем съезжаться, я уже не уверена, что мне здесь уютно.

– Ты хочешь продать квартиру?

– Я могла бы. Хотя при нынешнем положении дел на рынке выгоднее было бы ее сдавать. Компания, которая занимается моими вложениями в недвижимость, позаботится и об этом.

– Ты богата, слов нет.

– Да, и не собираюсь извиняться за это. Я ничего не украла и не получала наследства, а просто взяла и заработала самым примитивным путем.

– Все правильно.

– Да, я натрахала себе много денег. И что? Все честно. Быть может, не вполне законно, зато честно. Я тяжко трудилась, экономила и по-умному вкладывала капитал. И чего мне стыдиться после этого?

– Конечно же, нечего.

– Я как будто извиняюсь за что-то, правда?

– Немного похоже на то, – ответил я. – Но в чем проблема? Никто не совершенен. Скажи лучше, где бы ты хотела поселиться.

– Я думала об этом. Мне по душе этот район. Но если история есть у квартиры, то и у района тоже. А что ты сам? Не хочешь оставить за собой номер в отеле под офис?

– Тот еще офис!

– Но ты просто будешь принимать там клиентов.

– Раньше офисом мне служили бары, – напомнил я. – А сейчас вполне хватает кафе.

– Тогда, выходит, ты хочешь отказаться от комнаты?

– Даже не знаю.

– Но номер такой дешевый, – принялась перечислять достоинства моей дыры Элейн. – Он подпадает под закон о контроле над стоимостью аренды. Ты вполне способен содержать его, чтобы иметь свое личное пространство, если оно тебе понадобится. Даже совместная жизнь со мной покажется тебе легче, если ты будешь знать, что рядом есть твое собственное жилье.

– Что это будет? Типа бомбоубежища?

– Называй как угодно.

– И у тебя будет нечто подобное, если ты не продашь эту квартиру.

– Нет уж, – сказала она. – Как только я выкачусь отсюда – все! На Пятьдесят первой улице меня больше не увидят. Даже если все пойдет наперекосяк и мы не уживемся… э-э… вдвоем, то сюда не вернусь. И коль зашла речь о переезде…

– Продолжай.

– Даже если мы не готовы поселиться вместе, мне пора подумать о том, чтобы убраться отсюда. Вроде бы глупо искать временное жилье, зная, что скоро понадобится место для двоих, но я все равно хочу перемен. И чем скорее, тем лучше.

– С чего вдруг такая спешка?

– Даже не знаю.

– Так уж и не знаешь?

После минутного молчания она призналась:

– Мне сегодня позвонил один тип. Из прежних постоянных клиентов.

– Он не знает, что ты отошла от дел?

– Знает. Я ему говорила.

– Вот даже как!

– За последний год он звонил несколько раз. Думает, я просто капризничаю и это у меня пройдет.

– Теперь все ясно.

– Куда уж яснее. Когда торгуешь передком двадцать лет, а потом вдруг становишься недоторогой, никто не верит, что навсегда.

– Наверное.

– Несколько раз он звонил просто потрепаться. По крайней мере, так говорил. Что ж, мы с ним знаем друг друга много лет, у нас установились вполне дружеские отношения, и ты не можешь взять и послать старого приятеля к такой-то матери ни с того ни с сего. Но и мне уже неохота чесать языком с бывшим клиентом. Так что я особо не рассусоливала, и разговоры получались короткие. Никто не в обиде. «Мне пора бежать. Будь здоров».

– Хорошо. Правильно.

– Сегодня он спросил, нельзя ли ему приехать. Нет, ответила я, нельзя. Просто пообщаться, настаивал он. У него, дескать, трудный период в жизни, и хочется поделиться с кем-то, кого хорошо знаешь. А это чушь собачья. В том смысле, что я вовсе не знаю его так уж хорошо. И сказала: извини, но ничего не получится. Так уж обстоят дела. Я, говорит, заплачy. Дам двести долларов, чтобы приехать и потолковать по душам.

– А ты?

– Я ему отказала. Психотерапия не моя специальность. И попросила больше не звонить. Ему не разговоры требовались, как ты наверняка сам догадался, не так ли?