– И что же оказалось внутри?

Вместо ответа она снова набрала шифр, открыла крышку ящика и показала мне содержимое. Он был наполовину заполнен пачками купюр, стянутыми резинками. Все сотенные, насколько я успел заметить.

– Я ожидала найти акции, ценные бумаги, какие-то другие документы, – сказала она. – А что на моем месте предполагали бы обнаружить вы? Только деньги, верно?

– Совсем не обязательно.

– А что же еще?

Что угодно, подумал я. Тайный дневник. Пакеты с наркотиками – на продажу или для личного потребления. Порнографию. Пистолет. Кассеты с аудиозаписями. Секреты компании. Любовные письма – старые или новые. Фамильные драгоценности, доставшиеся тоже по наследству. И многое другое.

– Но, честно говоря, я бы в первую очередь подумал о деньгах.

– Я их пересчитала, – сказала она. – Здесь без малого триста тысяч долларов.

– И ничего, указывающего на их происхождение?

– Ничего.

– Не думаю, что это могут быть остатки его наследства.

– Я уже не уверена, было ли наследство вообще. Порой он говорил о родителях так, словно они еще живы. Мне страшно, Мэтт.

– Вас кто-то пытался запугивать?

– Каким образом?

– Например, не было странных звонков по телефону?

– Звонили только репортеры. Да и они почти исчезли на этой неделе. А кто еще мог мне звонить?

– Кто-то, пожелавший получить обратно свои деньги.

– Вы считаете, Глен украл их?

– Мне не известно, откуда они у него, – сказал я. – Неясно их происхождение. И долго ли он их хранил. Но уверен в одном: вам лучше не держать их у себя дома.

– Я тоже думала об этом, но ума не приложу, куда их деть.

– У вас нет банковской ячейки?

– Нет. Что мне там было хранить?

– Но зато теперь она пригодилась бы.

– А это хорошая мысль? Вдруг мной заинтересуется налоговая служба…

– Вы правы. Откуда бы ни появились эти деньги, налогов с них Глен не платил точно. И если потребуется провести аудит, власти могут затребовать ордера на вскрытие ваших с ним банковских ячеек.

– А у вас самого есть ячейка?

Несколько минут назад она не была уверена, можно ли поделиться со мной информацией и вообще стоит ли мне доверять. А сейчас уже хотела вручить крупную сумму.

– Это тоже не кажется мне хорошей идеей, – сказал я. – У вас есть адвокат?

– Настоящего нет. Был один юрист с Восточного Бродвея, который мне однажды помог решить спор с домовладельцем по старому адресу, но я очень плохо знаю его.

– Тогда есть один специалист, которого я могу вам рекомендовать. Его контора расположена по ту сторону Бруклинского моста, но поездка к нему себя оправдает. Я дам вам его номер и, если хотите, предварительно позвоню, чтобы предупредить о вас.

– Сделайте одолжение.

– Первым делом завтра утром. Он сможет дать вам хороший совет и, вероятно, возьмет деньги на хранение в своем сейфе. Там они уж точно будут в большей безопасности, чем в вашем стенном шкафу, и вступит в силу закон о конфиденциальности отношений адвоката с клиентом. Но я спрошу его об этом дополнительно.

– А до тех пор…

– Придется оставить ящик на прежнем месте. Пока, как мы знаем, ему там ничто не угрожало, а я, уж поверьте, никому о нем не расскажу.

– Буду только рада поскорее избавиться от него, – сказала она. – С тех пор как нашла, у меня нервы стали шалить.

– Я бы тоже занервничал на вашем месте, – сказал я. – Это куча денег. Однако не думаю, что их следует пожертвовать благотворительным организациям.

– Ты в курсе, – спросил Мик, – что моя матушка всегда божилась, будто у меня есть способности провидца? И подчас мне кажется, что эта умная и добрая женщина говорила чистую правду. Вот и сейчас, стоило мне собраться позвонить тебе, как ты явился сам.

– Я только заскочил, чтобы воспользоваться телефоном, – сказал я.

– Да неужто? Помню, когда я еще был мальчонкой, прямо над нами жила одна женщина, которая каждый день посылала меня в местный магазин за бадейкой пива. Им тогда так торговали – разливали клиентам в их тару. Она давала мне небольшое оцинкованное ведерко вот такого примерно размера. За доллар они наполняли его, а я получал за труды четвертак.

– И с этого начался твой бизнес.

– Да. Я экономил монетки по двадцать пять центов, а потом разумно их вкладывал. И посмотри, кем я стал нынче. Хотя нет, все я вру. Четвертаки я тратил на конфеты. Был тогда страшным сладкоежкой. – Он покачал головой, предавшись воспоминаниям. – Но суть истории…

– Ах, так у нее все-таки есть суть?

– Суть истории состояла в том, что та женщина не позволяла мне даже мысли допускать, что пиво она вливает себе в глотку. «Микки, мальчик мой милый, сходи-ка в магазин и принеси мне пивка. Понимаешь, голову надо помыть». Я спросил у матушки, как это миссис Райли моет пивом волосы. «Она им промывает не голову, а брюхо изнутри, – отвечала мама. – Потому что если бы Бидди Райли мыла волосы всем пивом, какое покупает, то давно облысела бы».

– И в этом суть?

– Суть в том, что она якобы нуждалась в пиве для мытья головы, а ты будто бы прибежал сюда, чтобы воспользоваться моим хреновым телефоном. У тебя разве нет своего телефона в номере?

– Ты меня раскусил. На самом деле я зашел помыть башку и сделать укладку.

Он усмехнулся и хлопнул меня по плечу.

– Если нужно позвонить, – сказал он, – иди к аппарату в моем офисе. Ты же наверняка не хочешь, чтобы весь мир слышал твой разговор?

Три человека расположились у стойки, один стоял за стойкой. Энди Бакли и еще какой-то парень, которого я знал в лицо, но не по имени, сражались в дартс. В зале же были заняты всего два или три стола. Так что весь мир не смог бы меня подслушать, даже если бы я позвонил с автомата, висевшего на стене. Но мне все равно импонировала идея разговора в интимной обстановке конторы хозяина заведения.

Это была просторная комната с дубовым письменным столом, креслом и набором зеленых металлических стеллажей для бумаг. Имелся и огромный старый сейф фирмы «Мослер». Не менее крепкий, чем тот, что стоял в кабинете юриста Дрю Каплана, но едва ли подпадавший под закон о конфиденциальности отношений адвоката и клиента. На стенах висели раскрашенные от руки гравюры в простых черных рамках, образовывавшие две отдельные группы. Размещенные над письменным столом изображали пейзажи Ирландии, выходцами откуда были предки матери Мика. А над старым кожаным диваном красовались виды юга Франции, где родился его отец.

Телефонный аппарат был не кнопочный, а снабженный старомодным диском, но меня это не волновало, потому что звонить я собирался не на пейджер Ти-Джея. Я набрал номер Джен и наконец-то попал на нее саму, а не на глупый автоответчик. Она поздоровалась, и по голосу чувствовалось, что я ее разбудил.

– Прости, – сказал я, – не знал, как рано ты ложишься спать.

– Ничего подобного. Я просто читала и задремала прямо в кресле с книжкой на коленях. Рада, что ты позвонил. У меня из головы не идет наш с тобой недавний разговор.

– И что же ты надумала?

– Мне показалось, что я, возможно, перешла границы того, на что позволяет рассчитывать даже старая дружба.

– Почему?

– Потому что поставила тебя в неловкое положение. Попросила о том, о чем не вправе была просить.

– Я бы тебе так и сказал.

– В самом деле? Не знаю, верить тебе или нет. Мог сказать, а мог промолчать. Быть может, на тебя давило чувство, что ты мне чем-то обязан. По крайней мере я хотела с тобой созвониться и дать тебе еще одну возможность.

– Какую?

– Сказать, чтобы я катилась со своей просьбой куда подальше.

– Не валяй дурочку, – отозвался я. – Если только ты сама не изменила решения.

– Решения приобрести…

– Да, приобрети ту вещь.

– Вещь? Ах, ну конечно. Назовем это так.

– Во всяком случае, по телефону.

– Договорились. Нет, у меня все по-прежнему. Мне нужна твоя вещь.

– Вот только добыть ее оказалось немного труднее, чем я думал, – сказал я. – Но работа в нужном направлении ведется.