– А до того? Не называлась она случайно «Бенцигер моторз»?

– Да, так и называлась. – На этот раз голос звучал удивленно. – Но я тогда здесь не работала. Можно поинтересоваться причиной вашего интереса?

Я сообщил, что звоню из Нью-Йорка и участвую в расследовании убийства. Погибший значится как бывший работник «Бенцигер моторз» и мог приходиться родственником мистеру Бенцигеру.

– В таком случае вам лучше побеседовать лично с мистером Ламарком, – сказала она, но потом сообщила, что босс сейчас говорит по другой линии. – Вы подождете?

– Подожду.

Погруженный в раздумья, я очнулся, только когда в трубке прозвучал низкий мужской голос:

– Джо Ламарк вас слушает. Боюсь, не знаю вашего имени, сэр.

Я представился.

– Значит, говорите, что кого-то убили, и этот человек прежде работал здесь, будучи родней Элу Бенцигеру? Как я догадываюсь, речь о Глене Хольцмане?

– Вы были с ним знакомы?

– Конечно. Не слишком близко, и, должен признаться, много лет даже не вспоминал о нем, хотя мне он всегда казался приятным юношей. Если не ошибаюсь, он был сыном сестры жены Эла. Она воспитывала Глена одна и умерла как раз перед тем, как ее парень пошел в старшие классы школы. Насколько я понимаю, Эл их долго поддерживал материально, а когда Глен окончил школу, взял его к себе на работу.

– И какой из него получился работник?

– Не самый плохой. Но, по-моему, ему не хватало настоящей любви к машинам, чтобы сделать карьеру в автомобильном бизнесе. Хотя порой это приходит со временем. Вот только Глен долго не продержался. Даже не знаю, что надоело ему больше: Алтуна или торговля машинами. И сам Эл мог стать причиной тоже. Отличный малый, ничего не скажешь, но работать с ним бывало трудно. Я и сам ушел.

– Вы тоже работали у Бенцигера?

– Да, конечно. Но я уволился… Дайте вспомнить. Должно быть, за несколько месяцев до прихода Глена. Эл окончательно достал меня придирками, и я нашел себе место в салоне «Феррих форд» – это чуть дальше по нашей же улице. А затем, когда у Эла начались неприятности, я вернулся и выкупил его дело, но это, как говорится, уже из другой оперы.

– Когда это произошло?

– Бог ты мой! Лет пятнадцать назад. Давняя уже история.

– Но Глен к тому времени уже там не работал?

– Разумеется. Он уехал из города, и через несколько месяцев у Эла начались проблемы. Еще через какое-то время я выкупил салон.

– Какие у него возникли проблемы?

В разговоре повисла пауза.

– Скажу прямо, неохота ворошить прошлое, – продолжил он. – Дело почти забылось. В городе не осталось никого, кто был бы с ним как-то связан. Эл и Мэри в спешке покинули город, и я понятия не имею, где он сейчас обретается. Если вообще еще жив, а велика вероятность, что возраст взял свое. Он и Алтуну покидал совершенно сломленным жизнью человеком.

– Что же так надломило его?

– Федеральные чиновники, мать их в душу! – воскликнул он с чувством. – Не было желания рассказывать вам об этом, но ведь никто не пострадает, да и вы сможете теперь все раскопать, если есть необходимость. Эл вел двойную бухгалтерию, причем годами. Мэри заменяла ему главного бухгалтера, и, насколько я понимаю, они разработали схему вместе. Имелся еще один бухгалтер, само собой. Перри Прейсс, так его звали. У него тоже какое-то время были неприятности, пока не установили, что Эл и Мэри обманывали его. Ни во что не посвящали. Но все равно это сказалось на его дальнейшей работе в сфере финансов.

– Чем закончилась эпопея Бенцигеров?

– Внесудебным урегулированием. Они во всем признались. Да и выбора не оставалось. Это был классический случай уклонения от уплаты налогов, мошеннические бухгалтерские махинации, тайные счета в банках. Тут уж не отговоришься, что просто ошибся и забыл проставить правильные цифры в документах. При желании налоговая служба могла обоих посадить за решетку. Но и особого милосердия не проявили тоже, чинуши проклятые! Эл Бенцигер лишился всего. Его собственность пустили с молотка. В результате мне достался их салон. Кто-то еще купил дом, и нашлись желающие приобрести их летний коттедж на берегу озера.

– Но Глена здесь не было, когда все это произошло?

– Точно, не было. Не появился даже, чтобы поддержать родню в тяжелую минуту. Если вообще узнал о случившемся. Где он находился к тому времени? В Нью-Йорке?

– Да, в Нью-Йорке, – сказал я. – Учился в юридическом колледже, оплачивая учебу из денег, оставшихся ему после смерти матери.

Джо Ламарк попросил меня повторить только что сказанное. Когда я это сделал, он сказал:

– Нет, здесь что-то не так. Глен Хольцман вырос в снятом с колес трейлера в Роаринг-Спринг, но даже трейлер им не принадлежал. Не думаю, что у его матери могли водиться даже десять центов помимо тех денег, что давал ей деверь.

– Может, она была застрахована?

– Меня бы это удивило. Но даже если так, то деньги давно разошлись бы. Я ведь вам сказал, что матушка Глена умерла еще до того, как он пошел в старшие классы школы, или нет?

– Сказали.

– Возникает вопрос, не правда ли? – задумчиво произнес он. – Откуда он взял деньги?

– Не знаю. А каким образом налоговая служба сумела разоблачить Эла Бенцигера?

– О мой бог! – только и выдавил Ламарк.

– Кто еще мог знать о двойной бухгалтерии?

– Еще час назад я бы ответил, что никто. Перри Прейсс точно не знал – это достоверно подтвержденный факт. Я думал, в курсе махинаций были только Эл и Мэри.

– А сейчас?

– А сейчас начинаю подозревать, что и Глен знал обо всем. Боже мой! О боже мой!

– Он был стукачом, – сказал я Дрю. – Профессиональным доносчиком, работавшим на себя. Карьеру начал в Алтуне, когда продавал машины в салоне дядюшки Эла.

– Каким образом?

– Выяснил, что дядя с тетей занимались уклонением от уплаты налогов в особо крупных размерах. Двойная бухгалтерия, счета на подставных лиц в банках. Как я понял, работать на дядюшку было трудно, и тогда наш Глен решил взять инициативу в свои руки.

– Он навел на них налоговую инспекцию?

– Да. Так можно прилично заработать, – ответил я. – Мы с тобой знали об этом, но я даже не догадывался, насколько популярна такая отрасль экономики. Они обозначают стукачей номерами. Так вот число уже перевалило за 800. Я позвонил налоговикам и поговорил с дамой, объяснившей мне, как действует система. Я задал ей много вопросов, и у меня возникло ощущение, что ни на один из них ей не пришлось отвечать впервые. Должно быть, сидит там целыми днями, беседуя с желающими вступить в дело и с теми, кто считает это занятие достойным презрения.

– Таких тоже хватает.

– Само собой. Но желающих больше. В виде компенсации наводчик получает процент от денег, возвращенных в казну, и от стоимости конфискованной собственности. Сумма, конечно, зависит от того, насколько ценный материал ты им подкинул. Если ты приносишь копии готовых документов, чтобы быстро состряпать дело, это стоит намного дороже, чем простой намек, где именно налоговой службе стоит покопаться самой.

– Вполне справедливо.

– И при этом ты сохраняешь полную анонимность, как, уверен, сохранял ее Глен. Дядя мог догадаться, кто подставил его, а мог и пребывать в неведении. Но ему пришлось вертеться ужом, чтобы не оказаться в тюрьме. Распродал по дешевке все, чем владел, и с позором бежал из родного города. Не имею понятия, какие убытки он понес, но вознаграждения Глена хватило на оплату учебы в юридическом колледже.

– Ему пришлось уплатить налоги с призовых?

– Я и об этом спросил ту женщину, – ответил я. – Она сказала, что стукачи предпочитают получать свои тридцать сребреников чистыми, уже за вычетом налогов.

– Их можно понять.

Мы сидели в «Докете» на Джоралмон-стрит, где она смыкается с Бруклин Боро-Хилл. Там приятный зал с высокими потолками, отделанный дубом, медью, и с мебелью, обитой красной кожей. Как можно догадаться по названию[37], завсегдатаями заведения были по большей части юристы, хотя туда любили заглядывать и полицейские. В обеденное время там всегда не протолкнуться. На кухне едва успевают готовить огромные сандвичи, а бармен – разливать напитки.