Он застывает с открытым ртом, и вопрос, кто теперь из нас рыбка. Подсчитывает мысленно и неуверенно так спрашивает:

— Подкупить?! За тридцать два пятьдесят?!

А я не выдерживаю и начинаю хохотать.

— Ну да, — говорю, вытирая выступившие слезы, — ты же пока не посол, расценки не в тысячах тугриков.

И впервые слышу, как он смеется, искренне, громко, по-детски. Некоторые прохожие оборачиваются, водитель смотрит недоуменно, а нам все равно хорошо и тепло и вообще…

— Прости меня, — говорит мальчик, а я не строю из себя злючку и не уточняю за что и думает ли он, что за одно слово можно сразу простить.

Киваю.

Можно. Уже. Хочу обнять его, погладить по густым волосам, но не решаюсь. Прикупив по большому шару сладкой ваты на палочке, мы идем неспешно домой. Посигналив, нас объезжает вишневая машина, и пока мы доходим, Яр уже стоит у двери дома, улыбаясь нам.

— Ваты больше нет? — спрашивает.

— Неа! — радостно выкрикивает печальную весть Егор.

А я смотрю на них двоих, таких похожих и разных, в лучах заходящего солнца, и чувствую, как в моей душе поднимается рассвет, а прятаться в тень поздно.

После сытного ужина Егор, позевывая, уходит к себе в комнату, а мы с Яром сидим в обнимку в гостиной и смотрим, как пляшет огонь в камине. Мне не жарко, несмотря на то, что за окном лето, а у нас камин, настоящий, трепещущий пламенем, и так близко, что протяни руку — обожжет. Думаю, все дело в кондиционере.

Но удивительно, что не возникает плохих ассоциаций из-за недавних событий. Такое ощущение, что все идет правильно, что не было ни пожара, ни запаха от пластиковых сумок с моими вещами, ни пугающего ненавистью взгляда мальчика.

Наверное, потому, что со мной Яр.

Мне уютно с ним, безопасно и вообще… удобно вот так, вертеть в руке бокал с вином, урожая не помню какого года, цедить один глоток в час и наслаждаться аурой силы, чувством защищенности и живым теплом человека, который еще несколько дней назад был чужим, неожиданно вошел в мою жизнь и остался.

Бывший чужой, но теперь мой, по сути и перед законом.

Мой, а я так мало о нем знаю. Все еще мало. Он неохотно говорит о себе, да и то не говорит, а отшучивается. Да, богат, неприлично богат — стерпишь? И смотрит притворно жалостливо, словно из-за денег я могу выгнать его из собственного дома, как кота подзаборного.

— То, что ты богат, мы еще в день знакомства выяснили, — напоминаю ему.

— Ах, ну да, Армани, Стефано Риччи и мои часы с бриллиантами.

Я сижу спиной к нему, но одна из рук Яра обнимает мою талию и я могу еще раз полюбоваться черными камнями на часах.

— Так все-таки бриллианты? — спрашиваю.

— Все-таки я неприлично богат, — улыбается мне в шею, и щекочет дыханием.

Я вытягиваю руку, кручу в свете камина свое кольцо.

— А у меня камень красивей, — хвастаюсь.

Яр отстраняется, настроение его резко падает, и мне приходится быстренько исправлять положение. Поворачиваюсь, целую лицо, целую брови, веки, медленно подкрадываюсь к губам и, чуть помедлив, встречаю потемневший взгляд.

— Кольцо красивое, — говорю снова, несмотря на готовящуюся бурю. — Но ты все равно лучше.

Недоверчиво приподнимает бровь, потом, усмехаясь, откидывается на спинку дивана.

— А, — улыбается довольно, будто впервые собрал кубик Рубика, — это потому, что кольцо одно, а я могу купить таких множество.

Все, снова он король положения, гроза развеивается, не начавшись. Обнимает меня, подливает вино, и опять отшучивается, когда возобновляю вопросы. Да, был женат, да, любил, да, прошло. Как звали? Вот здесь настроение снова меняется.

— Тебе и правда интересно?

— Нет, — отпускаю и эту тему, потягивая вино.

Прошу немного рассказать о родителях, но Яр качает головой.

— Но почему? — удивляюсь я.

— Давай лучше о твоих.

— Моих? Мои самые обычные. Отец — шахтер, мать — строитель. — Он вдохновляется, я почти час болтаю без остановки, но в конце все равно возвращаюсь к началу. — А что с твоими не так?

— Все так, — после длительной паузы сдается, но говорит неохотно. — Умные, образованные, интеллигентные, очень состоятельные. Они дали мне все для успеха в жизни. Если хочешь, они стали моей отправной точкой.

— Ну? — подначиваю продолжить, но Яр зевает. Подозреваю, притворно зевает, потому что обычно он ложится гораздо позже, и засыпает не сразу.

— Ну что еще? — удивляется. — Сейчас они в Нидерландах.

— Отдыхают?

— Живут.

— Давно?

— Года два-три.

— А Егор?

— А Егор живет со мной, строит козни моей жене и вводит меня в траты.

Поражаюсь, как просто он говорит обо всем, потому что если перевести на мой язык, получается, что родители подкинули Яру своего младшего отпрыска, который обходится в копеечку, а сами беспечно так прожигают жизнь. Но больше меня удивляет намек мужа на некие траты.

— А я тоже тебе дорого обхожусь? — спрашиваю, затаив дыхание и мысленно подсчитывая, сколько потратил на свадьбу, а сама делаю вид, что ответ меня мало интересует.

— Конечно, — говорит Яр, и я уже вспыхиваю праведным гневом, когда чувствую поцелуй в шею и слышу смех.

— А, так ты пошутил?

— Ничуть, — дарит еще один поцелуй. — Я докажу тебе позже.

— Как?

— Позже.

— Сейчас.

— Нет.

— Почему нет? — размахиваю, как шпагой, бокалом.

— Я в прокуратуру не записывался, — отбирает бокал, ставит его на столик и все, не подливает, но и не возвращает, хотя вино в нем еще оставалось.

— Ни тайну узнать, ни напиться, — ворчу, но Яра мое недовольство не впечатляет.

— Думаешь, я тебя прячу от своих родителей? — ага, зрит в корень. — Они знают, что я женился, так что нет здесь никакой тайны, а моя работа… У меня есть несколько предприятий, которые приносят доход, я ни у кого не ворую — мне кажется, вот и все, что нужно знать моей молодой жене. Ты же не планируешь пристроить мне резюме по блату?

— А что, можно? — загораюсь я, потому что сидеть дома порядочно притомилась и потому, что у меня прекрасное настроение после слов Яра.

Он смеется.

— Я помню, что у тебя высшее образование, в курсе, что ты бойкая, но работать на меня ты не будешь.

— А что я буду делать? — дурачусь.

Задумывается. Серьезно задумывается, потому что молчит минут десять. А потом выдает:

— Хочешь руководить салоном?

— Каким салоном? — спрашиваю, а на душе уже как-то не хорошо.

— «Песком». Там как раз уволилась администратор.

Значит, он не просто поговорил с ней. На душе еще паршивей: не хочу, чтобы из-за меня кому-то становилось хуже. У человека может быть ребенок, которого нужно кормить, или муж, с которым они выплачивают кредит, или… Да масса вариантов, а я не хочу вбивать гвоздь в крышу чьей-то карьеры — как минимум.

— Ты уволил ее из-за меня?

— Я уволил ее, потому что она плохо справлялась со своими обязанностями.

— Значит, из-за меня…

— Значит, ты не слушаешь то, что я говорю, — строго внушает Яр. — На месте тебя и Ларисы мог оказаться совершенно любой человек, да, я мог не узнать, как ведет себя администратор, в обязанности которого входит удерживать и привлекать клиентов, а не выставлять их за двери. Но это оказалась ты и я узнал, вот и все.

— Но ведь сама я вряд ли могла стать клиентом твоего салона.

— Почему? — такое искренне удивление, тогда как ответ очевиден.

— У тебя, знаешь ли, там очень дорого.

— Да? — удивляется еще больше.

— Нет, ну для богемы в самый раз, наверное… я не знаю… но я…

— Надо пересмотреть цены, — выждав, когда я промямлю объяснения, говорит Яр. — Но ты права, салон не для бедных. Бедному человеку проще отращивать косы, — накручивает мои волосы на кулак, — а деньги потратить на продукты. Но он и не для богемы. Это средний уровень. По крайней мере, так изначально задумывалось. Иногда туда приходят барышни, которые не могут заработать даже на семечки, но у них есть тот, кто за все платит. Иногда клиентки в таких диких нарядах, что кажется, только что из рядов сэконд-хэнда, но ты бы, конечно, поняла, что одежда дизайнерская.