— Так, — говорю я, рассматривая мальчишку, — давай сразу признавайся, что вы тут натворили. Я уже поела, в благодушном настроении, так что кайся.

— Да ничего не натворили! — вскидывается. — У нас вещей в квартире мало, даже разбить еще нечего. Просто…

— Просто что?

— Ну… — мнется и посматривает исподлобья. — Собака ведь моя, да?

— Я на нее не претендую точно, — успокаиваю.

— И комната… там, где я сплю…

Понятно. Еле сдерживая улыбку и рвущуюся нежность, говорю спокойно:

— И комната твоя, здесь даже без вопросов.

Приободрившись, поднимает взгляд и уже уверенней подбирается к сути:

— Вот я и подумал, раз комната моя и собака моя, то зачем ей спать в коридоре?

— Как хочешь, — пожимаю плечами.

— Правда-правда? — уточняет, подливая в мою тарелку сметанки. Эх, видимо, придется еще одну порцию пельменей слопать, да и вставать неохота — душевно так, по-домашнему.

— Честно-честно, — говорю я и позволяю побаловать себя добавкой.

Потом чаевничаем — здесь уж я совсем разморенная, разомлевшая, смотрю то на Егорку, хитро мне улыбающегося, то в окно на снег, сегодня заменяющий звезды, и даже тихий храп Звезды не тревожит. Это ночью я или закрою к двум приятелям дверь или осуществлю коварные планы, выперев таки кого-нибудь на балкон, а пока сижу, живу, и получаю от этого удовольствие.

— Не спрашивать как все прошло? — деликатно проявляет любопытство кормилец.

Я быстренько прокручиваю, что бы такое приемлемое рассказать мальчику и нахожу адекватной только одну новость:

— У твоей мамы теперь есть собака.

Егор давится чаем, и я заботливо хлопаю его по спине, а еще чтобы не сутулился, а то что-то заметила — взял моду. Пусть высоким растет, как его брат. Девочкам это нравится, даже если девочки и обижены, и сердиты, и злопамятны.

— И как зовут бедолагу? — откашлявшись, спрашивает Егор.

— Бетельгейзе, — я с улыбкой отодвигаю от него чай, чтобы снова не захлебнулся, а когда хохот стихает, кружку возвращаю. — А почему бедолага?

— А потому что она наиграется и забудет о нем.

— А ты со Звездой наигрался?

— Я о ней не забуду, Злата.

— Ты — моя умница, — хвалю, а он расцветает темным цветочком прямо на глазах. Выпрямляется, задирает нос чуть ли не в люстру и кивает скромно, мол, да, умница. Но заслужил, заслужил, поэтому я сдерживаю смешок и тоже серьезно киваю.

— Что завтра? Во сколько твои репетиторы начнут атаковать нашу квартиру?

— Ты еще будешь спать, — отмахивается. — Я пораньше назначил первое занятие, надо чуть подтянуть некоторые вопросы по гражданскому праву. И Звезду еще успеть выгулять.

— Ты у меня очень ответственный и самостоятельный, — снова хвалю, но ничуть похвалы не жалко. Все-таки действовать, пока другие рассуждают — это их семейная черта, подмечаю с затаенным удовольствием. Надо бы взяться тоже за дело и найти мальчику хорошую школу. Понятно, что с такими репетиторами образование у него в сто раз лучше, чем могут дать в обычной школе, но уж если в мегаполисе не найти достойные варианты, то только из лени. И хотя бы будет со сверстниками общаться, вон как к Рыжему прикипел, за день несколько раз созванивались. Забудется, конечно, просто у него друзей еще не было.

— А Яр совсем от нас переехал? — спрашивает мальчишка.

Перехвалила я его деликатность…

— Да, — говорю уверенно.

— Понятно, — фыркает в кружку.

— Что понятно?

— Никуда ты от него не денешься — вот что.

И вот когда я в благодушном настроении и подальше от синего огня и колючих воспоминаний, вроде бы и не такая страшная это новость. И вроде бы и не новость совсем.

— Пошли спать, — предлагаю после быстрой совместной уборки.

— Спокойной ночи, — целует меня в щеку и мчится переодеваться, плескаться первым в ванную, пока я стелю диван и не заняла ванную на часик.

— Спокойной, — взъерошиваю ему волосы, все равно утром проснется ежиком, а мне жутко нравится видеть его таким.

Минут через пятнадцать в комнате за прикрытой дверью все стихает, даже храп Звезды, и я с чистой совестью напускаю целую ванну воды с клубничной пеной, с протяжным стоном опускаюсь в нее и отбросив все тревожные мысли, начинаю мечтать.

Люблю мечтать в ванной, и самое интересное — что сбывается.

Закрыв глаза и откинув голову на бортик, я представляю, как поставлю перегородку в зале и не буду переживать, что репетиторы Егора увидят меня в пикантной позе. Представляю, что у нас все прекрасно и хорошо, по-семейному тихо. Вот только почему-то в мечты мои первой врывается Звезда, и она почему-то как минимум в два раза больше, толще, мохнатей, чем сейчас, и мчится на меня с разбега, а я и не думаю прятаться. Егор заливается смехом. Я без страха жду, когда упаду под Звездой на травянистую землю. А потом вдруг оборачиваюсь и понимаю, что никуда я не упаду, и потому и не боюсь, что это знаю. Я не одна, моя спина плотно прижимается к груди Яра, и встретившись взглядами, мы друг другу доверчиво улыбаемся…

Глава 15

Утром просыпаюсь от того, что кто-то старательно лижет мне пятки. На счет утра у меня, кстати, большие сомнения, потому что в комнате темновато — насколько могу судить одним проснувшимся глазом. Приподняв голову, делаю почти героические усилия, открываю второй глаз и оглядываюсь. На ковролине за диваном удобно примостилась Звезда и, причмокивая, пожевывает мои пальцы.

Ну, слава Богу, что она, а то наснилось тут, понимаешь ли, всякое…

— Егор! — голос со сна хриплый, но стараюсь за справедливость.

В комнате мальчика тишина, только слышно, что на другой бок перевернулся и дрыхнет дальше.

— Егор, твоя собака проголодалась! — напрасно пытаюсь докричаться до него.

Звезда обходит диван и виляет передо мной хвостом. Егор что-то сонно бормочет, кажется, просит закрыть к нему дверь. От такой наглости и обаяния, что напротив расползается в оскале, встаю и топаю на кухню. Следом за мной стучат по линолеуму в коридоре четыре лапы. Дверь к Егору мы прикрыли, и теперь свободно бахаем дверцей холодильника, топаем по полу, поскуливаем, ворчим — кто к чему привык — и утоляем первый голод. Мне хватает зеленого чая и ванильного сырка, Звезда обходится собачьим кормом, который почему-то пахнет кошачьими анчоусами. Наевшись, выжидательно смотрит на меня, а видя, что намеков не понимаю, тащит с полки в коридоре поводок.

Меняю свои уютные штанишки на теплые джинсы, ищу куртку пострашней, а с этим небольшая заминка, потому что Егор старое уничтожил, новое осталось в особняке Яра, а совсем новым я обзавелась еще в недостаточном количестве. Прав Егор, у нас мало вещей, и я не могу, к примеру, грациозно распахнуть забитый тряпками шкаф и пожаловаться, что надеть нечего. Это будет выглядеть как-то странно, потому что мне действительно сейчас нечего надеть.

Примерив, выбираю одну из теплых курток Егора. По-моему, он в ней вчера с собакой гулял, да и времени нет особо перебирать — Звезда мнется у двери, скулит угрожающе, и я бегу с ней спасать линолеум от незапланированного потопа. Иными словами, она бежит по ступенькам, а я еду в лифте, где есть минутка доспать в тишине.

А на улице хорошо — морозно, снежно, и посветлело немного. Когда мы выходили, кукушка высунулась шесть раз, в такую рань и ей было лениво покидать свой часовой домик, и репетиторы миллионеров еще витают в снах, а я вот хрущу снегом, пытаясь не отстать от собаки и не увязнуть в одном из огромных сугробов, разместившихся почему-то у нас на пути.

Закрадывается подозрение, что этой тропинкой давно на школьный двор никто не захаживал, а когда мы со Звездой упираемся в тупик и высокие ворота, я понимаю, что подозрения оказываются реальностью. Строго выговариваю мохнатому проводнику и для солидности машу пальцем, и тогда она, вильнув хвостом, тащит меня обратно к цивилизации.

Можно было пройтись до мелькающего редкого лесочка, но школьный стадион гораздо ближе, да и дети там зимой не бегают. Убедившись, что вокруг никого из пугливых и вообще никого, отпускаю собаку и зажимаю уши, чтобы не оглохнуть от звонкого лая. Питомец мечется, сам себя развлекает, а я переминаюсь с ноги на ногу и дую на перчатки.