— Даже не знаю, если честно. А мы успеем до визита твоей мамы?

— Конечно.

— А если она нагрянет, а мы как раз распихиваем фотографии в спешке или сортируем твои трусы?

— После последнего своего визита она не нагрянет без предупреждения. Ты же видишь: сказала раньше на несколько дней, что прилетает.

Да, последний — он же первый для меня визит свекрови начался и закончился отвратительно — сплошная серая полоса с единственным проблеском, когда я пыталась спуститься по веревочной лестнице с балкона, а она верещала, что я это назло, чтобы ее сын обвинил свою мать в убийстве жены.

— Злата, — чувственная усмешка Яра выдергивает меня из воспоминаний, — я позволю тебе рассортировать свои трусы, если тебе этого так хочется.

Яр уходит, а я все еще стою на пороге, думая, а что это было вообще?! Это так вот он не вмешивается в мою жизнь?! Да он буквально душит меня своим присутствием и намеками! И ведь обещал… Нельзя ему верить… нельзя… А ведь как обещал проникновенно, как…

Стоп! А как именно он обещал?

В упор не могу вспомнить.

Начнем по порядку. Я выдвинула два условия, первым из которых было не вмешиваться в мою жизнь, а он…

А он согласился составить список миллионеров и проигнорировал мой ультиматум!

Ух…

Хорошо, что сумму отступных оговаривал Егор, а то бы я, наверное, пожизненно выплачивала компенсацию холодному, расчетливому, коварному и мнящему себя харизматичным и красивым, прохвосту-миллионеру!

Он вернулся через час, как ни в чем не бывало, с одним чемоданом и Полиной. За двойной тариф девушка бросилась активно заполнять мои полочки мужскими вещами, а я как не у себя дома — честно слово. Сижу сиротой на диване, смотрю как мои кофточки теснятся рубашками и так мне их жалко…

— Ты обманул меня, — говорю спине Яра.

— А, — говорит он, присмотревшись ко мне, — ты, наконец, поняла, что провалила переговоры.

— Ты обманул меня, — повторяю упрямо.

— Нет, я просто отстаивал свои интересы, а то условие, которые выдвинула ты, было бессмысленным даже для тебя самой, поэтому ты о нем и забыла. Подумай о том, чего ты хочешь на самом деле, и мы опять поторгуемся.

И я начала думать.

Смотреть в спину, обтянутую красной рубахой, и думать…

Глава 11

Нет, у меня, конечно, было предчувствие, что прогулка ничем хорошим не закончится, но чтобы настолько…

Вышли из дома в разном настроении: Егор задорно бегал вокруг меня и Яра со снежками, угрожая если не улыбнемся — бросить их куда попадет. Яр делал вид, что верил, я — что не слышала угрозы. Цель затянувшейся прогулки, как нам объявил фотограф еще у подъезда — поиски живописных мест для семейного снимка, но маленькие островки снега перемеживались с грязью и обыденностью и, видимо, новомодную фотокамеру не вдохновляли.

По-моему, я единственная страдала предчувствиями, из-за чего временами нервно оглядывалась и отставала. А в общем, было скучно, холодно, но терпимо.

И вдруг…

Подумав, что Яр и Егор остановились, предлагая мне скорее догнать их, я прибавляю ход, и что вижу, отпыхавшись? Собаку. Огромную мохнатую собаку неопределенной расцветки с комьями в шерсти, инеем на спине и сосулькой вместо носа. Собака лежит, дрожа и рыча под взглядами моих спутников, а они о чем-то переговариваются, причем гораздо тише после моего приближения.

— Ну, — говорю, — возле собаки, что ли будем позировать?

Оба смерили меня странными взглядами.

— А она нам по стилю подходит, — хохотнув, говорю я, — у меня глаза узкие от недосыпания, у Егора фингал, у… некоторых на лице отпечаток тракторной борозды, а у собаки все сразу. Прямо как член семьи.

Яр и Егор виновато прячут взгляды, словно это они довели собаку до ужасного состояния. Я пока все еще ни о чем не догадываюсь, а потому весело продолжаю:

— Так что? Кто возьмет ее на руки? Скажем вашей маме, что это у нас комнатная болонка — все равно породу невозможно проверить.

— Злата… — начинает Яр.

— Златочка… — нет, Егор, конечно, у меня ласковый котик и все такое, но не подлиза, и все же я даже в тот момент не напрягаюсь. Смотрю на небо, бросившее горсть белых перьев, на торопливо пробегающих мимо прохожих, на своих подозрительно тихих мужчин.

— Да-да? — подбиваю хоть одного из них развить свою мысль.

Они снова переглядываются, и вроде бы собираются в чем-то признаться, но не решаются.

— Ты действительно хочешь сфотографироваться с собакой? — вместо этого спрашивает Яр.

Не знаю, удалось ли мне взглядом передать, что я думаю о его сообразительности, но на ответе Яр не настаивает.

— Она вообще-то красивая… — заступается за брата и собаку Егор.

Ребенка я не могу послать даже мысленно, поэтому просто пожимаю плечами.

— Правда-правда! Ее только проверить у ветеринара, отмыть и она знаешь, какая благодарная будет?

— Не думаю, что выставить мокрую собаку на улицу в мороз сострадательно. Егор, от кого, кого, но от тебя такого не ожидала. Так что, мы будем фотографироваться или идем домой греться?

— А ты ничего не имеешь против сострадания Егора? — подозрительно мягко спрашивает Яр. Впрочем, это сейчас я понимаю, что подозрительно, тогда подумала, что — ну, должен же он лучше знать, с кем живет его брат. Сам-то так и не понял меня.

— А почему я должна быть против? — удивляюсь. — Он же свои деньги на это тратит.

— То есть… весь вопрос в деньгах? И если, скажем… надо купить корм этой собаке…

— Магазин у тебя за спиной. Надеюсь, ты не думаешь, что сбегаю я?

Яр и Егор топчутся возле собаки, и та, видимо, пообвыкнув, перестает рычать, а тоже посматривает на меня поочередно с ними.

— Я могу сам купить, Злата! — тараторит Егор. — Вопрос совсем не в этом! Мне не трудно! Ты же знаешь, какой я ответственный!

— И такой же скромный, как твой брат.

Оба растягиваются в довольной улыбке, а у собаки отпадает сосулька с носа от их дыхания, и она громко чихает.

— Простудится, — сокрушается Егор.

— Да, здесь холодно, — печально поддакивает Яр.

Собака громко и долго вздыхает.

— Поэтому не мешало бы сфотографироваться, наконец, и вернуться домой, — замечаю я.

Они медлят, а потом, видимо, туго соображая от холода, признают мою шутку на счет фотографии с собакой удачной и на полном серьезе обговаривают, кому где становиться. Мне выделяют место справа от псины.

Уверена, на снимке у меня не будет узких глаз, потому что я в шоке.

Яр щелкает раз, второй, меняет нас с Егором местами и снова щелкает. Потом бесцеремонно сует деньги бегущему мимо мужчине с просьбой запечатлеть нас и успевает обнять меня до того, как я закричу.

Мы снова меняемся, неизменна только собака и подкупленный прохожий. Яр просит улыбнуться, и пока я выправляю оскал, целует под вспышку камеры. Второй кадр, наверняка, лживо продемонстрирует, как мы обнимаемся, но не заметит как сильные мужские ладони сжимают мои кулаки. А в третьем — пока мы выясняем отношения, а Егор подслушивает, главенствует только собака.

Я прихожу в себя, когда фотограф отдает камеру, справедливо решив, что отработал оплаченную услугу, в которую семейные разборки не включены.

— Дома поговорим, — угрожаю Яру, чтобы не думал, что легко отделался.

— Да, — поддакивает Егор, — домой бы…

А в глазах такая тоска, что разрывает мне сердце. Эх, померзну еще пару минут для счастья ребенка!

— Ты хочешь сбегать купить ей что-нибудь? — киваю на собаку. — Давай, мы подождем.

— Да нет, — мнется, — толку? Она поест, и все равно будет лежать здесь, на холоде, вся грязная, никому не нужная…

— Ну, а что мы можем сделать? — развожу руками, и вот здесь начинается худшее!

— А ты бы хотела что-нибудь сделать для собаки? — допытывается Егор.

— Злата, ты серьезно? — восхищается Яр.

— Не то, чтобы я рвусь в волонтеры, — предупреждаю на всякий случай, — я вообще ведь журналистом работаю.

Правда, я планирую написать еще только одну статью, но четко чувствую, что лучше сейчас это не уточнять.