Он уехал и, конечно, меня не услышит, но я все равно говорю вслух, что люблю его, вредного, бойкого, никому не нужного, кроме себя и меня. Люблю сильно.

Наша бабуля…

Она так мечтала о внуке, и вот на тебе… пригласил и уехал, правда, перед самым отъездом позвонил ей, извинился и перенес встречу…

Почти сразу улетает в длительную командировку Яр, и в огромном особняке остаюсь я одна. Знал ли он? Чувствовал? Почему не кричала моя интуиция? Сотни раз я задам себе эти вопросы. И другие задам не раз. После. А тогда пустота накрывала меня полотном, а мой брак и любовь доживали последние дни перед смертельной агонией.

С минуту я смотрю на маячок, булькающий на панели инструментов, и наконец доходит, что это скайп!

Яр?

Пытаясь побороть волнение, поспешно нажимаю, и пока видео не появилось, наспех поправляю волосы. Лариса наверняка сказала бы, что я выгляжу клушей — неумытая, непричесанная, в длинной майке вместо ажурного пеньюара, а уж если бы узнала, что минуту назад я сосредоточенно клацала по клавишам… эм… у нее много нелестных эпитетов в арсенале.

А, может, мне притвориться, что не услышала вызова, быстренько привести себя в порядок, а потом набрать самой? Нет… жалко времени… Я ужасно соскучилась по улыбке, по строгому взгляду мужа, не смогу ждать лишней минуты… И так почти неделю слышу только короткие фразы по телефону, сама несу в трубку чушь, а потом под навязчивые гудки корю себя, что так и не сказала, как скучаю и как он нужен мне и как люблю… По телефону ведь легче признаться, не глядя в глаза, не видя ответ в глазах. Да и вообще, звонок может сорваться, может быть плохое соединение, может зарядка закончиться — куча причин сказать хотя бы по телефону, а я все молчу…

Неужели увижу его сейчас?

Сердце, кажется, разоврется…

Яр…

Но экран показывает другое лицо, веселое, симпатичное, очень родное, но… лицо не моего мужа. Нет, я не разочарована, просто не ожидала. Я так соскучилась по этому притворно злобному мальчику, что пальцы с дрожью проводят по виртуальным волосам, дают щелчок вздернутому к потолку носу.

— Эй, ты там как? — машет рукой Егор.

— Привет, — шепчу сиплым голосом.

— В обморок только не падай!

Мои страхи, которыми пичкала себя больше недели, отступают под магией его звонкого смеха.

— Рассказывай, — прошу его, — как ты?

Делает вид, что мое предложение не из самых приятных, но так и быть, только ради меня, раз больше поговорить не о чем… А сам не без удовольствия быстро, словно наперегонки с кем-то, делится, как живется на новом месте, среди наших снобов и иностранцев, как освоился, чем питается. Газировки такой вкусной нет, ваты тоже, друзей пока не завел, да и не старается: связи нужны его родителям и Ярославу — вот пусть и знакомятся, а у него немного другие планы, раз уж приучают к самостоятельности.

— Интересно какие?

— Ну, — подмигивает, — присматриваюсь к симпатичным девушкам, а потом выберу одну или две и познакомлюсь для длительных и серьезных отношений.

Он ждет, пока я, поперхнувшись зеленым чаем, откашляюсь.

— А почему только две?

— Потому что реально оцениваю количество свободного времени и карманных денег, что мне выделяют.

Да уж, похоже, растет настоящий искуситель, весь в старшего брата. А симпатичный мальчишка, кстати, барышням есть чего опасаться.

— Что это ты ко мне так присматриваешься? — хихикает. — Я для тебя пока еще маленький.

— Пока?

— Ага, — ничуть не смущаясь, — как ты там говоришь?.. Мм… потренируюсь на кошках, а потом, если ты разведешься с Яром, лет через пять… обсудим детали…

— На кошках… — На минуту теряю дар речи. — Разве можно так говорить о девочках?!

— Ну и что? Можно подумать, вы не обзываете мужчин котами!

— Да не только котами, — соглашаюсь, — но ты пока не мужчина!

— Стану, — отмахивается, — тоже мне, Питер Пэна нашла.

На этом тема мурлыкающих исчерпывается, но взгляд его с хитрецой, кошачий, и чтобы сбить этого новоявленного Мурзика, уговариваю еще что-нибудь рассказать о школе.

— Да как тебе объяснить, чтобы ты и в другой раз не расспрашивала? — чешет макушку и вдруг на него накатывает вдохновение. — О, придумал! Точнее и не опишешь. Здесь так же здорово и весело, как в склепе, причем не в родном, семейном, а соседском, в который тебя по ошибке определили и вот ты лежишь и ждешь, родственники собираются вроде бы, толпы с цветами бродят по праздникам, а ты не узнаешь ни одного. И к тебе никто не подходит. Только и остается, что это… кошек гонять.

Картина маслом ясна. Ему одиноко и пусто, но выбора нет, и он потихоньку приспосабливается, но на своих условиях. Я помню: то, что нас не убивает, по идее делает сильнее, а у Егора настольная книга — Ницше, значит, тоже в курсе этого изречения, но если бы он был здесь, под боком, я бы чувствовала себя гораздо сильней, и ему бы окружающее не казалось склепом. Мне все-таки кажется, сила не в испытаниях, которые на тебя сыплются, а в том, чтобы держаться вместе против бури и ветра.

— Ты, надеюсь, сбежать не собираешься? — подозрительно всматриваюсь в притихшего мальчишку. Такое ощущение, что мы думали об одном и том же — такой пронзительный взгляд, даже слегка жутковато.

— А что, — трет задумчиво лоб, и снова становится родным и понятным, таким притягательным невероятно, что хочется погладить ежовые колючки, — это идея. Подумаю на досуге. А как там мой братец?

— В командировке.

— Это он любит.

Любит? То есть, ему нравится без меня…

— Ага, давай, накрути себя! — поощряет Егор и вздыхает расстроено: — Эх, некому за тобой присмотреть! Слушай, он и раньше не часто появлялся дома. У него же бизнес международный, есть несколько филиалов, а замов надо контролировать, а то они любят подворовывать. Он сейчас где? В Нью-Йорке?

Киваю.

— Понятно, звонит редко, говорит быстро — ну так там разница в двенадцать часов с нашим временем и он собирался увольнять директора, искать замену. Пока подучит, передаст дела, проконтролирует… Он когда в Нью-Йорк мотался, я его вообще не слышал, так что это не из-за тебя. Просто ему некогда.

Ничего в бизнесе не понимаю и не пытаюсь, если честно: не мое это. Тут бы на копирайтера выучиться, а управлять кем-то — людьми, финансовыми потоками, нет, увольте. И если совсем честно, я поспать люблю, а Яра почти никогда по утрам не застаю, с рассветом убегает, но с ним понятно — мужчина, добытчик, хищник; Егор вон такой же, мне кажется, будет, разве что чуть открытей за счет чувства юмора. Я лучше у очага посторожу, на вахте.

— А у тебя как? По-прежнему сидишь дома?

По лицу мысли читает — вот точно, только подумаю — он озвучивает, и не скроешься. Но его барышне повезет: не придется ей мучиться: сказать — не сказать о чувствах, сам узнает и сам решит нужно ли ему это, а нет — на корню остановит, а не когда все, как раковая опухоль, запущено.

— Да, но уже не без дела, — вздох у меня вырывается самовольно. — Вот, статьи изучаю. Одну написала, но сомневаюсь, примет заказчик или нет, нереально сложно хвалить сантехнику, знаешь ли.

Егор воодушевляется и сыплет стишками-cлоганами, самый цивильный из которых:

Мои уши деликатно увядают, когда фантазия мальчишки, наконец, иссякла.

— Ты где так наловчился? Случайно не в рекламном агентстве брата?

— Ай, — машет обиженно рукой, — он зануда! Он бы столько, как ты, не выслушал, а ведь это называется мозговым штурмом!

— Поверь, мои мозги оценили.

Хохочет, но что-то вспомнив, выравнивает спину, по-деловому скрещивает руки и чопорно интересуется:

— Что слышно по нашей сказке?

— Гонорар не получила, если ты волнуешься.

— Ладно, — расслабляется, — ждем.

У меня большие сомнения, что сказку возьмут, но разочаровывать мальчика не хочется. Киваю ему, говорю, что скоро закончу еще одну сказку и отправлю по тем же контактам, что и он, а к его приезду на каникулы поделим двойной гонорар. Мне не жалко, деление на ноль прибыли не дает, а ребенок верит.