А в новой версии:

В комнате никого, кроме нас двоих.

Когда Яр пришел, все притворились безумно занятыми и впихнули нас в замкнутое пространство. Дверь в комнату никогда так плотно не закрывалась и предполагаю, с той стороны ее придерживают как минимум шесть ушей.

— Ну? — Яр безразлично смотрит на ноутбук и с интересом переводит взгляд на меня. — Что ты хотела мне сказать такого срочного?

У меня много слов. Очень. Но все только для Яра, а не для ушей за дверью: родители меня воспитывали скромной приветливой девочкой и с учетом моего знака зодиака не сомневались, что достигли успеха. Но сейчас у меня буквально темнеет в глазах от желания подпрыгнуть баскетбольным мячом к его шее, схватиться за нее и скрутить как рождественскому гусаку.

— Статья, — выдавливаю через силу.

Единственное слово, а дается с таким трудом, будто я кричу с высоченной башни на последнем глотке воздуха.

— Ее приняли? — Яр более благосклонно смотрит на ноутбук и менее заинтересованно на меня. — Если помнишь, я был в этом уверен.

Уверен. Он слишком самоуверен. Во всем. И меня это дико злит. И буквально выводит из себя его спокойствие. И темный взгляд. И мелькнувшая на устах улыбка. И запах, знакомый, любимой мной запах сандала с грейпфрутом — сегодня он более ощутим, чем вчера. Сегодня он такой сочный, словно кто-то всю ночь не баранками да рассказами баловался, а высиживал на сандаловом дереве с большим красным фруктом в зубах.

— Ты внес в мою статью свои правки, — я могу говорить менее эмоционально и не размахивать перед лицом руками, но не в этот раз и не с этим собеседником. — Ты… посмел…

— Да, — а он только что не облизывается — настолько собой доволен, — я посмел.

И ни грамма раскаяния, вранья, что так вышло случайно, что он не хотел, что это шутка, и он постарается все исправить. Шаг ко мне, так близко, что и ладонь не пролезет между телами. Его дыхание горячит мне макушку, мое согревает грудь в рубашке треклятого красного цвета.

Я не сделаю шага назад. Я знаю, что лучше не провоцировать хищника. И не смотреть в глаза.

Лев. И овца.

Странно, но страха нет. Только злость, одуряющая своей беспомощностью. И легкое сожаление непонятно зачем, отчего. Если он думает, что запугал, если уверен, что ему все позволено по праву силы…

Легкое прикосновение к волосам усмиряет зародыш воинственности. Тоже мне… взяли моду… как маленького ребенка…

— Злата…

Я не буду смотреть. Не когда он так близко. Уворачиваясь от жарких пальцев, поднимаю случайно глаза и… Я смогу, я выдержу, не расплачусь от обиды и слабости, и не буду подсчитывать ресницы, как считала, пока он спал у меня под боком… когда-то…

— Я не знаю, что хочу с тобой сделать… — признаюсь.

— Знаю.

— Я не знаю, как выдержу эти несколько дней.

— Знаю.

И меня просто бесит это его всезнайство и жалость в глазах. Он уверен, что загнал меня в угол, и я буду ждать, когда он меня прикончит? Черта с два! Я усвоила урок и с тех пор быстро бегаю. В прошлый раз долгие разговоры привели к смерти моего сына, а сейчас под сочувственным взглядом Яра медленно умираю я. Сердце бьет камнем по ребрам, ноги ватным коконом тянут вниз, но я спрашиваю безразлично:

— Знаешь «что»?

— Знаю, что ты хочешь со мной сделать на самом деле. Знаю, чем закончатся эти несколько дней. Знаю, что с тобой хочу сделать я.

— Не могу поверить…

Я хочу сказать, что поверить не могу, что встречаются в мире такие самоуверенные и наглые типы, но Яр опережает меня. Он говорит нечто невероятное, нечто такое, от чего холодит все внутренности и хочется убежать, спрятаться, забиться в темный угол под мохнатую руку домового из детства.

И я бегу, прячусь…

Нет, мне только кажется так. Я стою напротив и слушаю, слушаю…

— Тебе не нужно верить мне, Злата. Для тебя это пока слишком сложно. Лучше я докажу на деле.

— Докажешь мне «что»? — пытаюсь хотя бы отодвинуться, и тут же упираюсь спиной в руку Яра. Когда он успел обнять меня? И почему рука его забирает мой холод и страх, и отчаянье? Нет, конечно же, мне только кажется так…

— Всему свое время, — усмехается Яр и склоняется так низко, что я от греха подальше поджимаю губы. — Возможно, ты возненавидишь меня еще больше, но я все равно это сделаю.

Странный у нас разговор. Да и не разговор, а скорее танцы над бездной.

— Сделаешь «что?»

Усмешка Яра оборачивается лучезарной улыбкой, будто только и ждал этого вопроса, более того — уповал на него надежды.

— Для начала я сделаю это, — произносит с придыханием у моих губ и прикасается к ним большим пальцем. Обводит по контуру мягкой подушечкой и медленно, не отпуская моего взгляда, ныряет неглубоко внутрь.

Я дергаю головой, но мне только кажется так — я просто склоняю голову к его ладони. Я с силой отталкиваю его, но мне только кажется так — мои ладони лежат на его груди и поднимаются и опускаются вместе с его дыханием. Я ударяю его коленом в пах, но мне только кажется так — мои бедра вжимаются в его и продолжают уже без меня дикий танец.

Перед глазами вспышками мелькает ночь и прохладная стена одного из обычных баров. Я льну к мужчине с пшеничными волосами и мысли вразлет — неважно кто он, чей. Он мой. Безымянный. На одну только ночь. Мой палец исследует рот мужчины, а потом…

— Да, — шепот Яра рвет на кусочки мои бастионы и барабанные перепонки, — ты помнишь…

Яр медленно убирает большой палец, выискивает что-то в моих зрачках, и видимо обнаружив искомое, припадает губами к моим, обновляя сумасшедшими поцелуями мою память.

Да, я помню наше знакомство…

Помню странную свадьбу и ночи вдвоем. Поначалу. Пока не проснулась любовь. А потом…

С силой прикусываю его язык и отпихиваю от себя. Прочь! Не могу! Я не верю! Не хочу больше!

Яр облизывает губу. Я вытираю рот ладонью. Никогда больше я не позволю ему или другому мужчине себя топтать. Никогда не позволю себе любить слишком сильно, без оглядки, без остановки.

— Никогда больше… — говорю ему, — никогда…

И троеточие.

Нет нужных слов.

А он спрашивает из любопытства, так, мимоходом: выдержу ли я столько, потому что никогда — слишком долго. Мы сплетаем дыхания, взгляды переплавляем в тяжелые цепи. А я выдержу: я свободно живу без него, и когда его нет, боль, жалея меня, пульсирует, но не вьет из меня веревки.

Но как выдержать с ним?

Как суметь притвориться, что мы все еще вместе, просто сменили жилплощадь? Типа вместе ведь можно быть не только по паспорту и прописке…

Как мне выдержать его мать, не стащив с ее головы безумную шляпу? Как не плюнуть в лицо, не ударить, ненавязчиво не подтолкнуть к распахнутому балкону?

Злость отвратительно закипает огненной лавой. Нет, уйди, оставь меня, не могу…

Оседая на пол, чувствую теплые руки и так близко дыхание человека, которого ненавижу.

— Я не выдержу… — говорю ему.

— Выдержишь.

— Я не смогу…

— Сможешь.

Я не плачу, я не дрожу, я не бью его в грудь кулаками, не царапаю щеку, не рвусь из объятий металла. Он не просит ударить еще, не требует, не подстрекает, не пытается вытолкать мою боль, не стирает пальцами мои слезы. Это просто кажется так…