— Ты выглядишь нормально.

— Что?

Мне как-то не до комплиментов, тем более таких странных, и вообще я думала, что то, что между нами произошло, мы ворошить не будем по крайней мере до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь. Потому что мне ужасно хочется набить ему рожу острыми каблуками, а я пока едва передвигаю ноги в мягких мокасинах.

— Тебе не обязательно краситься или выряжаться, чтобы выглядеть хорошо, — повторяет, явно недовольный моим тугодумием.

Наверное, надо сказать спасибо — какой-никакой, хоть и не в тему, а комплимент, но я упорно молчу. Мы вызываем лифт, в который, шушукаясь, забегают две пухленькие медсестры — смеются, переглядываются, и все на Макара поглядывают. А он смотрит прямо перед собой и время от времени сжимает мою руку.

— Ты выглядишь великолепно, — говорит он перед выходом и окидывает ледяным взглядом приунывших болтушек. Я, честно говоря, расстраиваюсь вместе с ними. Не нравятся мне эти комплименты — видать, придется избавиться от Макара раньше, а у меня такие планы на него… были.

— Слушай, — говорю, притормозив на крыльце, — может, я сама поеду?

Тяжелый взгляд становится красноречивым ответом.

— Нет, правда, — не сдаюсь, — я на маршрутке, здесь всего девять остановок.

— Ты хорошо выглядишь, Злата, — а сам в окна на медсестер посматривает. — И если кто-то думает, что макияж делает из нее красавицу, а хлопанье наращенными ресницами возбуждает… — Переводит взгляд на меня. — Я не стесняюсь тебя.

И то ли от неожиданного заявления, то ли в целом от абсурдности ситуации, то ли от порыва сильного ветра, я на секунду теряю равновесие. Макар прижимает меня к своему боку и ведет к машине, усаживает, как ребенка, застегивает ремень безопасности. Садится сам, а я все думаю над его словами. Когда машина трогается с места, меня осеняет.

— Так ты переживал, что я комплексую?

— Я был не прав?

— Фух, — выдыхаю, — Макар, медсестры смотрели вовсе не на меня.

— Если тебе проще не замечать, хорошо.

— Это ты не замечаешь! — Никогда не думала, что буду объяснять ЕМУ, что он может привлечь внимание женщины. — Они смотрят на тебя, они глаз от тебя не отводят. Даже выйди я без пижамы, но с тобой под руку, они бы с большим удовольствием обсудили не мое безобразие, а твой свитер.

Наверное, и его посещает мысль об абсурдности нашего разговора, потому что его взгляд говорит именно об этом.

— На дорогу смотри, — ворчу. — У меня нет комплексов по поводу внешнего вида. Да, есть женщины, которые выглядят лучше, — машу рукой, чтобы не отвлекался, — но меня во мне все устраивает. Конечно, до больницы было намного лучше.

Пальцы белеют, сжимая руль.

— Послушай… — говорит он.

— Нет, если ты начнешь говорить… сейчас… об этом… я сорвусь.

Я понимаю, что зажмурилась только открыв глаза. Макар молчит, я с упоением рассматриваю умытую дождем дорогу. Так хорошо, спокойно, весело подмигивают светофоры. Я на минуту даже забываю где я, с кем и вообще куда еду. Оказывается, жизнь в малом, вот так, молчать, когда говорить не хочется, знать, что в одном городе с тобой есть два человека, которые тебя любят и не оставят, и передвигаться свободно, когда захочешь, дышать вне стен палаты.

Машина останавливается у отделения милиции.

Макар рвется со мной, но мне удается его переговорить. Надо же, настоящее отделение милиции — неужели развод может зайти так далеко или Лариса, действительно, вляпалась в неприятности? А как они приплюсовали ее к витрине, разбитой больше полугода назад? Одни вопросы, но за этой дверью человек, который за деньги готов ответить. А денег нет. Я все еще отбрасываю мысль, что это правда. Иду скорее для очистки совести и потому, что не могу иначе.

Дежурный мне указывает на кабинет. Иду туда. Не постучавшись, открываю дверь и вижу на стуле, в углу, растрепанную Ларису с разбитой губой, а за столом жирного мужика в погонах. Капитан, если не ошибаюсь в звездочках.

— Злата! — Подруга вскакивает и сжимает в объятиях, но мой невольный вскрик ее остужает. — Что с тобой?

— Уже все нормально.

— Вы принесли? — напоминает о себе капитан, постукивая толстыми пальчиками.

— Нет, — искренне отвечаю я.

Лариса пятится к двери, мужик бледнеет и рявкает:

— Назад! Тогда ничего не остается — попрощайтесь с подругой, раз приехали. Что мы, нелюди? Задержанная, у вас три минуты!

Лариса что-то шелестит пересохшими губами. Приблизившись, я разбираю несколько слов. Она попала: ей вешают уже не одну витрину, а парочку, и воровство, потому что до приезда ментов кое-что растащили.

Она растеряна или натурально играет? Я знаю, у нее есть таланты, но так же знаю, что когда мне негде было жить в этом городе, она взяла меня на квартиру, а любовников раскручивала на съемную или гостиницы. Еще я знаю, что она оставила работу в салоне Яра и потом, никто не отменял общего детства. Оно было и все, одно на двоих, когда две девочки верили на слово.

В два шага я оказываюсь у стола мужика в погонах, кольцо само ползет с моего пальца. Наверное, давно пора было это сделать. Кладу его на стол.

— Пойдем, — оборачиваюсь к Ларисе.

Она уже берется за ручку двери, но капитан ударяет кулаком и хрюкает боровом:

— За дурака держите?!

— Мало?! — рявкаю я и срываю с шеи золотую цепочку с кулоном.

— Это подделка! — он трусит у меня перед глазами кольцом и косится на цепочку. — А этого — да, мало!

— Это золото и желтый бриллиант, — цежу сквозь зубы, снова жалея, что в мокасинах. — А кулон с изумрудом. Мало?!

Моя рука тянется в обманном жесте, и кольцо с кулоном мгновенно исчезают в толстых пальцах.

— Идиотка! Это подделка! — мужик падает в кресло, сокрушенно рассматривая трофеи. — Разве что для дочери, как игрушка, или для ее куклы… Ладно, выметайтесь! Обе!

Я много что хочу ему сказать и мне плевать, что нет каблуков — главное, не промахнусь, но Лариса тянет за рукав и шепчет испуганно, что надо уходить, скорее, пока не передумал, здесь больно бьют. Плевать на боль, но, пожалев подругу, выхожу в коридор. Два шага, а уже дышится легче. Лариса подхватывает под руку, а на улице, как боевое знамя, передает Макару.

— А вы куда сейчас? — интересуется, поглядывая на тучки.

— В больницу, — говорю я.

— А, тогда мне лучше на такси, наверное? Ну что, спасибо тебе, подруга, и надумаешь вернуться — возвращайся! — и с этими словами она торопливо уходит.

Я смотрю, как она ловит машину с шашечками, как исчезает в ней, и только после этого забираюсь в салон. Макар садится рядом, но не заводит машину, и на меня не смотрит — только прямо перед собой.

— Вы были правы, — говорю я, надеясь, что в голосе не отражается разочарование. — Ты и Наталья. Это был развод для лохов. Но мне не жаль.

И мне становится легче, так, будто я разжала пальцы, освободив воздушный шарик на ниточке. А вместе с ним — себя. Задевает не то, что Лариса уезжает на такси и несмотря на разбитые губы, на ней остаются длинные старинные серьги, которые легко сошли бы за выкуп. Она не спросила, что я делаю в больнице, хотя бы просто из любопытства. А почему?

Да потому что знала обо всем. Знала.

Правда, при встрече сильно сжала в объятиях, но это как черт дергает погладить и постирать в Божий праздник. Вот и она, зная, что случилось со мной, кинулась обниматься. Но если есть малейший шанс, что я строю очередную башню из собственных опасений и страха, я лучше проверю.

— Макар, давай заедем в «Песок».

— Минуту, — застегивает на мне ремень безопасности и выходит из машины.

С опаской слежу, чтобы не рванул в отделение, но он говорит по мобильному. Наверное, важный звонок, он ведь живет полной жизнью, работает в отличие от меня, да и вряд ли заметил, что на мне нет кольца.

— Едем, — заводит машину, и мы плавно трогаемся с места.

Странное дело, человек, сидящий по левую сторону от меня, сделал все, чтобы моя жизнь разлетелась вдребезги, а я не боюсь его. И устало закрываю глаза, доверяя. Мне кажется, ответ ждет меня в нашем разговоре, но я пока не могу даже мысленно возвращаться к пережитому. Поставила блок, и остатками сил удерживаю его, иначе выражение «сносит крышу» отхвачу в полной мере.