— Так дело не пойдет, — садится по-турецки на разложенное кресло со своим ноутбуком, что-то высматривает и продолжает поучать: — Нельзя отказываться, не попробовав. Ты напиши, а если редактору не понравится, он сам от тебя откажется.

Не улыбается мне прослушивать в который раз диктофон, на котором нет ничего для статьи подходящего, и я настойчиво сочиняю извинения и все такое.

— Ага, — говорит Егор, — я молодец, кто бы сомневался! Смотри, что мы сделаем: если не хочешь писать то, что сказал тебе мой брат в конференц-зале, напиши совершенно другое, но о нем же. Так ты и задание выполнишь, и кое-что новенькое сама о нем узнаешь.

— Интересно что? — оборачиваюсь.

— А что ты знаешь о его детстве? — усмехается довольный, что заинтересовал. — Никто не знает, так что будет эксклюзив. Давай, я буду рассказывать, а ты слушай и пиши, потом оформишь как надо. А у меня в ноутбуке и фотографии есть.

— Ты что, заранее подготовился?

— Я же говорил, что взял с собой все, что нужно, — удивляется моему удивлению. — Готова?

— Да ночь вообще-то, — не хочется мне слушать о детстве бывшего. Жутко любопытно, но… боюсь узнать что-то, что расположит меня к нему. Боюсь, что будут моменты, которые меня разжалобят, что ли.

— А ты — сова, — возражает мальчишка, — ты вон и не зеваешь даже. Так вот, родился он…

Начало расслабляет — ничего жалостливого, все как у всех. Родился, рос, учился, хотя и не в обычной школе, но для положения его родителей это нормально. Его отец был дипломатом, мать работала в Конституционном Суде, тоже не на последней должности. А вот потом, когда мы перешли к взрослому Яру… Меня, действительно, поражает, как много мальчик знает о своем брате, и как спокойно говорит о его женах, об их отношениях. Нет, без интимных подробностей, — не хватало, — но в каждом слове проскальзывает легкое разочарование. Я начинаю понимать, что каждый новый брак Яра был надеждой и для мальчика, буквально вижу, осязаю, как он ждал, что что-нибудь изменится и для него, что его полюбят или хотя бы просто заметят. Но первая жена была помешана на сексе и мужчинах, вторая — на себе, а третья, — то есть я, — ушла, потому что…

— Не надо, — прошу мальчика, и он кивает, переключаясь на другое. Рассказывает, чем вообще занимается Яр, какой у него бизнес, тему друзей проскакивает, пожимая плечами.

— Да нет их, — поясняет, когда спрашиваю.

— Как нет? А Стас?

— Он — прихвостень.

— И больше никого?

— Еще такие же. Их много, Злата, очень много. Яр — как акула, возле которой вертятся мальки. Пока в движении — под ним, а захлебнется — так и растащат по кусочку.

Я быстренько строчу черновик: пока не знаю, что в нем пригодится, но все же. Мальчик медленно рассказывает дальше и чем больше он говорит, тем больше я втягиваюсь. Строчу по клавишам, как из пулемета, и пытаюсь уловить одну мысль.

А, вот… прерываюсь… вспомнила!

— Слушай, — говорю, — ты сказал, что каждой жене Яр платил большие отступные.

— Ну да, — поддакивает, — не столько как тебе, конечно, но приличные.

— Но разве их платил он? Не твои родители?

Мальчишка хлопает глазами и ухает, как филин.

— Ух! Ну ты придумала! С какой стати моя мама будет платить тем, от кого хотела бы избавиться?

— Как раз поэтому.

— Ну да, конечно, и где логика? Без денег человек слабее, зависимей, зачем делать своего противника сильнее? Она не для того подначивала папу сделать капитал, чтобы им разбрасываться.

И вот теперь вопрос: как принимать слова Макара? Он говорил, что отступные платила бывшая свекровь. То ли не знал — в конце концов, он был простым водителем в их доме, то ли солгал, то ли перепутал? Или Егор не знает всей обстановки? Сомнительно: внимательный и умный мальчик, его родители ему не посторонние люди, повадки изучил. Второй вопрос: кому мне верить? И номер три, последний, самый главный: а мне какое дело? Ну заплатили девушкам, те не в обиде, я на финансовую сторону развода тоже не обижаюсь. Проехали. Пишу, пока пишу, как говорит Егор, а когда буду править, может вообще это вычеркну.

— И вот еще, — я снова вспоминаю, — а как на счет той девушки, на рисунках?

— А что с ней?

— Ну вот действительно, что с ней? Ты о ней ни слова.

— Так он же не был на ней женат! — Заметив интерес, Егор меняет местами ноги, чтобы поудобней, упирается подбородком в локоть и смотрит какое-то время задумчиво. — А, ладно, — говорит, — если и скажу, нет здесь ничего такого. Та девушка…

— Наталья, — подсказываю и заодно проверяю: узнал ли он тогда мою соседку по палате.

— Наталья, — соглашается с улыбкой, — она ведь как мечта была, просто как призрак. Увидел, девушка понравилась, пытался даже найти, она казалась ему не такой как все. Но девушка то ухажеров меняла, то беременела, то вообще исчезла из города. Она, конечно, ничего, но думаю, если бы они все-таки познакомились, ничего бы у них не вышло.

— Почему?

— Она бы попыталась давить, возможно, перевоспитывать, да и увлечения Яра ей бы не понравились. Это позже он сменил круг одних прихвостней на других, а тогда… — вздыхает. — Наталья слишком жесткая, слишком свободолюбивая, а Яр по своей натуре защитник. Знаешь, до фанатизма. Тебя вон попросил с работы уйти, но если у тебя есть хобби, твои сказки, то у Натальи работа — цель, она так самоутверждается. Они бы не сошлись, я точно говорю, а вы… Ты знаешь, я когда на вас смотрю, мне верится в ту притчу про две разделенные половинки.

Я хмыкаю, а Егор продолжает:

— Но там ведь не говорится, что когда две половики встречаются, происходит стопроцентное идиллическое совпадение, верно? Они даже могут разойтись снова, только им будет друг друга не хватать. Потому что когда знаешь, что теряешь, больнее, верно? Взять к примеру меня… — усмешка для бравады. — Я так привык, что ты желаешь мне добрых снов, и Яр вот тоже…

Яр? А вот это для меня приятная новость: им давно пора наладить теплые отношения.

— …И если всего этого не будет, — продолжает, рассматривая свои ноги, — я, конечно, переживу, но… Ты понимаешь, о чем я?

— Да.

— Вот так и вы с Яром, — вздыхает. — Он никогда не поднимал руку на женщину, Злата. Они такое вытворяли, а он отпускал — и все, даже не кричал. Давал им денег, чтобы жили как хотели. А тебя не хотел отпускать. Даже после того, что ему там в больнице наболтали, он добирался на такси, а тебя доверил своему шоферу. А после того, как увидел пленку? Отпустил?

Я помню, как Яр шептал мне жаркие слова, как зацеловывал, ласкал, выжимал из горла сладостные крики. Не отпустил. Не хотел отпускать, даже после того, как два часа мотал по кругу запись с моей изменой ему.

— То-то же, — замечает Егор. — И кто-то прекрасно знал все это и перестраховался, подсунув ему наркотики. А теперь представь, каково тому, кто привык оберегать самое дорогое, прятать за стеной — взять и разбить? Самому: и защиту, и это самое дорогое. И собрать и вернуть невозможно? Это сильный удар по вам обоим, Злата, но я не знаю, по кому больше. Ты пытаешься восстановиться, а он продолжает себя разрушать.

— Ты говоришь слишком серьезные вещи для мальчика тринадцати лет.

— А что, по-твоему, я должен играть в игры на компе и делать вид, что ничего не вижу в реальности?

— Думаю, большинство мальчиков твоего возраста так и делают.

— Не все же мальчики моего возраста мечтают стать послами, — замечает резонно. — А ты чем в этом возрасте занималась?

— Да тем же, — усмехаюсь, — писала сказки. Так, ладно, отвлеклись не по теме. Давай лучше дальше. Что там ты рассказывал о Яре? На чем остановились?

— На тебе, — улыбается, откидываясь на подушку. — Да все уже. Дальше ты закончи историю, как сама хочешь. От тебя зависит.

Он укрывается одеялом и отворачивается к стенке, а я играю в гляделки с экраном ноутбука. И что мне написать в конце? Не знаю, ставлю троеточие…

Опять возвращаюсь к началу. Перечитываю написанное в сотый раз, правлю, привожу в более-менее читабельный вид, но к сожалению, не газетный. Скорее, размышлизмы или легкий рассказ — что-то у меня в эту форму сдвинулось. Эх, вряд ли это подойдет, но если просто перечислить факты о Яре, эксклюзивная статья окажется ничуть не увлекательней википедии.