— Откинь голову назад, здесь довольно мягкие сиденья. Ехать почти два часа, а ты ведь любишь поспать подольше до первой чашки чая.

Перед глазами мелькает комната с белым ковролином, огромная кровать с красными простыням, и одуряющий запах жасминового чая. А рядом, на тарелочке…

— Не спится? — Яр достает термос, наливает в мою старую глиняную чашку зеленый чай и почти делает глоток, но заметив мой ошарашенный взгляд, спрашивает: — Хочешь? Или поспишь?

Он снова проводит рукой по своему бедру, только медленней, гораздо медленней, чем в прошлый раз и сколько ни присматриваюсь, я не вижу и намека на соринку.

— Как знаешь, — говорит Яр и налив чая в картонный стаканчик Егору, нагло пьет из моей кружки. Но как будто этого мало, достает из пакета сырок в шоколаде, разворачивает и беспардонно ест у меня на глазах. Егор от сырка отказывается. Меня никто не спросил. В расход идут бабулины пирожки, и за тремя мужчинами, — водитель даже из вежливости не отказался, — я едва успеваю отвоевать один для себя, вкусный, с мясом, как я люблю, но всухомятку немного саднит горло.

— Налей мне чая, пожалуйста.

— Пожалуйста, — наливает в кружку, из которой только что пил.

Наверное, картонный стаканчик был один, и я не спорю, хотя это не гигиенично, не эстетично и слишком интимно для тех, кто терпеть друг друга не может.

— Есть еще один шоколадный сырок, хочешь?

— Да, спасибо.

Пусть наша любезность будет репетицией к предстоящему спектаклю. Если повезет, мамаша Яра надолго не задержится и тем самым спасет своего старшего сына от обморожения.

Наевшись, все-таки засыпаю и видимо, без оглядки на принципы, потому что открыв глаза, обнаруживаю свою щеку на плече Яра, а свою руку на его бедре.

— Как брюки? — спрашиваю сонно. — Не примялись?

— Наоборот, немного разгладились, — говорит он, выходя из машины.

Я тоже выхожу, совсем не спорю, когда Яр расплачивается и выгружает чемоданы. Пока он кому-то звонит, а мы с Егором топчемся у машины.

— Подмерз! — хвастается мальчишка. — Думал уже будить тебя. Сначала было интересно, а потом ужасно нудно, такой аэропорт никакой. Но когда я с пилотом разговорился, немного увлекся.

— С каким пилотом?

— С нашим, я сбегал к самолету, поздороваться.

— И тебя пропустили?

— Конечно.

— Подожди, — немного торможу со сна, — а почему меня не разбудили?

— Не давали, — шепчет доверительно и делает вид, что ничего важного не сказал.

— А долго не давали?

— Да час почти! Я же говорю, успел заскучать!

Закончив разговор, Яр подходит к нам.

— Мы что, — провожаю взглядом отъезжающее такси, — из-за меня опоздали на самолет?!

Егор хохочет, Яр невозмутимо говорит, что никогда не опаздывает, а меня накрывает паника. Самолет раз в день и если мы опоздали, как же дама с торшером?!

Паника никого не трогает из моих спутников, а двое мужчин в летной форме едва ли вообще меня замечают. Катят наши чемоданы, а мы идем следом. Встречные пассажиры смотрят завистливо и зло, а у меня такое чувство, что я единственная ничего не понимаю.

На бесконечной взлетной полосе, где асфальт нагло целуется с небом в облаках, раскинула крылья белая металлическая птица. Кроме нас не видно, чтобы кто-то спешил к ней. Вообще кроме нас никого не видно. По мере приближения, начинаю беспокоиться и несу всякую чушь:

— Мы на этом летим?

— Да.

— Билеты у тебя?

— Нас впустят, — усмехается Яр.

И, действительно, стюардесса так счастлива, будто нас только и ждали. Могут ведь наши улыбаться приветливо, а не в натянутом оскале, могут, даже радостно за родину. Зря меня пропускают вперед, потому что я остановившись в дверях, смотрю на мягкие кресла, белоснежный ковер, бутылку шампанского в ведерке со льдом, матовые высокие бокалы, нарезки, и безуспешно пытаюсь высмотреть хоть одного пассажира.

— Это твой самолет? — выхожу из оцепенения.

— Нет, моего знакомого.

— Иногда я забываю кто ты и насколько богат.

— Знаю. Я мог бы устроить возвращение на трамваях, но они есть не в каждых городах, не говоря о селах. Мы бы прилично опоздали, а я терпеть этого не могу.

— Это я помню, — ворчу.

— Пойдем! — Егор подпихивает меня вперед, как я его в общественном транспорте, устраивает краткую экскурсию, водя за собой. — Это маленький самолет, — говорит он, — ты не потеряешься.

— Надеюсь, — встревает в разговор его брат.

— Вот смотри, — продолжает мальчик, заговаривая меня, чтобы не успела ляпнуть Яру что он заслуживает, — здесь комната для отдыха, здесь ванная, а здесь столько вкусного, что я даже спать расхотел!

Перекинув из шкафа на одно из кресел шоколадки, жвачки, конфеты, втискивается между вкусностями сам.

— Даже не думай, что я позволю тебе испортить зубы и желудок. — Оставляю только черный шоколад, если обертка не врет — швейцарский, и сок.

— Ну, Злата! — просится котенком. — Я же умру от голода, а ты потом будешь скучать! Очень скучать…

— Это аргумент, — соглашаюсь, — скучать мне не хочется.

Достаю из сумочки мамины котлеты, при виде которых жалобы и шоколадки забываются. Уминая, Егор делится двумя с братом. Я напряженно всматриваюсь в окно, пока не взлетаем, а после поминутно посматриваю на часы Яра.

— Расслабься, — он подает мне бокал с шампанским и внимательно наблюдает: возьму-не возьму. Я отпиваю, когда он делает крупный глоток. — Хотя бы так…

Я оставляю его замечание без ответа. Яр тоже больше не заговаривает. Зато Егор тарахтит всю дорогу, перебивая радио, где «Смысловые Галлюцинации» предлагают за звезду полжизни. Не вовремя эта песня… Тут и так, небо и облака, год жизни точно слизал страх, а еще эта песня… С сотней других пассажиров мне бы было спокойней, а так мне кажется — мы особо уязвимы.

— обреченно накатывает песня.

Нет, это выше моих сил!

— Послушай вот это, — Яр вставляет мне в уши наушники, и я расслабленно улыбаюсь под музыку моря, подумав, что поспорить могу в другой раз.

А к этому можно привыкнуть…

Наверное…

К шуму моря, я имею в виду…

Интересно, если бы я не проснулась, меня бы разбудили или опять выжидали час? Уже не узнаю, притворяться под гипнотизирующим взглядом сидящего напротив мужчины довольно сложно.

Странно, что нас не встречает машина — или когда горничная сказала, что Яр всех уволил, он уволил абсолютно всех? Ладно здесь, берем такси, а кто теперь за рулем его вишневой машины?

Пока едем, Егор успевает похвастаться, что разбирать чемоданы не собирается, а позовет Полину. Я не отговариваю раз он хочет потратить немного денег своего брата. Тот вообще думает о другом.

— Ты найдешь место для моих вещей?

— Только если ты принесешь самое необходимое.

— Самое необходимое — ноутбук, без остальных вещей, даже без карточек, я могу легко обойтись. Но будет правдоподобней, если несколько моих рубашек потеснят твои блузы, ну и средства гигиены, согласна?

— Фен можешь оставить дома, если что, можешь пользоваться моим, — не удерживаюсь от колкости, а то подозрительно все у него четко.

— Хорошо, — говорит он, — я возьму с собой свои бритвы, если что, можешь опять ими воспользоваться.

Значит, он тогда заметил, что я пользовалась его бритвой. Заметил, но ничего не сказал, хотя я слышала: мужчин это жутко раздражает и бесит…

Машина останавливается у подъезда, Яр расплачивается, пока я с восторгом смотрю на окна квартиры. Она пока не знает, что я подумываю выкупить ее у хозяев, но кажется, что уже ждет: уютной тишиной, покоем, обещанием домашнего счастья.

Яр помогает занести наши чемоданы, но сам не заходит.

— Думаю, вам лучше немного отдохнуть пока, а позже мы прогуляемся.

— В смысле?

— У нас нет ни одной фотографии. Тебе не кажется, что правдоподобней, если они будут?