— Не помню, чтобы такой был у Яра.
Ее глаза недобро сверкают. Она обхватывает себя руками, словно замерзла, раскачивается на носочках белых сапог — точь-в-точь как мои, только копия с рынка, и подвывает так громко, что я переживаю, как бы полдома не разбудила. Противный звук, похоже на за упокой. Я быстро проверяю в кармане мобильный — вдруг надо будет вызвать скорую, и немного успокаиваюсь, что он есть.
— Да я бы купила, — выныривает из своего странного состояния. — Но он же выбрал тебя! Не потому, что ты такая красивая — любому видно, что я в сто раз лучше, а потому, что ты девственница. Ему нужна была эта чертова пленка! Прикинь?
В одну секунду у меня перед глазами мелькает наша первая встреча с Яром. Его слова, что девственниц с высшим образованием не бывает. Пари с Ларисой. Бесплатный и явно лишний коктейль от бармена…
— И я бы сделала операцию, все бы мне аккуратненько сшили, и я бы даже легко сыграла испуг в первый раз, да хоть слезы! Немного не повезло. Я тогда уже переспала со Стасом, и он-то знал… А у них все должно было быть по-честному. Только девственница, настоящая. Не позволил мне притвориться, — хохочет, — а сам пользовал. И тогда я предложила тебя!
Я немного путаюсь. То она вроде бы намекает на Яра, то открыто говорит, что замешан Стас. Но не спрашиваю, не уточняю, видно же, что рассказ еще даже не подошел к кульминации, только сюжет завязывается.
— Встреча в баре — да и сама подумай… Разве ходят миллионеры в такие трущобы? Совпадение? Чушь! Я тебя привела в этот бар. Я сказала Стасу, где и во сколько мы будем. Я подбила тебя на пари. И продала тебя я.
Прячу руки в карманы. Холодно. Сыро. Хорошо хоть светает.
— Ты была игрушкой богатого мальчика, — шипит гадюкой Лариса. — А когда заигралась, тебя просто убрали. Ну, подумай сама: ваше знакомство, поспешная роспись… Такие люди если и женятся на таких как ты, то после жесткого брачного контракта, и не в спешке. Яр хотел девственницу. Стас слил ему информацию. Я отобрала твои фотки получше и подстроила встречу. Это игра, Злата. Ты в ней обычная пешка. Пешка! И ты никогда не была замужем за королем. Ты вообще никогда не была замужем. О как! Так что обычный траходромчик за деньги, как у меня.
Она заливается безудержным смехом.
Я стою. Я не падаю. Может, потому что ноги стопы держит раскормленная Звезда. Может, потому что не верю. Хотя многое кажется правдой, только… даже если правда одна, у нее как минимум две стороны.
— Все сказала? — голос все-таки меня предает, но так сипло он вполне может звучать и от сырости. Загулялись мы нынче, пора. А Лариса смотрит на меня, как на привидение, снова нервно оглядывается и я наконец замечаю в утренней дымке машину стального цвета. Метрах в трехстах, марок я не различаю; но почему-то отчетливо представляются чьи-то глаза, которые внимательно наблюдают за нами.
— Ты не поверила, наверное, — бормочет Лариса. — Злата, но это правда! Это игра у них такая, пари! Ты не первая. Им интересно увидеть, как быстро наивная дурочка скажет, что влюблена, как быстро продастся за деньги. У них целый клан!
— Нам пора, — я смотрю на собаку, но лбом чувствую прожигающий взгляд Ларисы.
— Ты… простишь его?! Ты… не можешь… ты не должна! Послушай…
Она повышает тон, и собака начинает рычать. Приподнявшись с моих ног, делает стойку.
— Злата, — недоверчиво машет головой Лариса, умудряясь переводить взгляд с меня на Звезду. Та рычит еще громче. — Но он ведь использовал тебя! — крик отчаяния.
— Как и ты, — пожимаю плечами, и раз нам всеми силами мешают уйти, иду напролом, слегка задевая ее плечом, а Звезда — всерьез потоптавшись лапами по белым сапожкам.
Лариса продолжает кричать, что я клуша, что так мне и надо, что меня использовали. Не помогает. Не оборачиваюсь. Дальше иду.
— Ты так и не знаешь, сколько мне заплатили!
— Я знаю, — кричу ей в ответ, — что сколько бы тебе не заплатили, ты не смогла купить счастье!
И под довольное гавканье псины, мы исчезаем из Ларискиного поля зрения, а заодно и того человека, что ждет ее в серебристой машине…
Я останавливаюсь у соседнего со своим подъезда, зачем-то по-шпионски осматриваюсь (наверное, стресс все-таки, это я так, держусь на адреналине), задираю голову вверх. Почти все окна темные, только в двух — на втором и четвертом, свет на кухне. Половина шестого. Самое время для поговорить по душам. Но лучше рано, поздно, когда угодно — чем без единого шанса выслушать. Мне ли не знать?
Он отзывается после второго гудка.
— Ты на каком этаже живешь? — спрашиваю сходу.
Не удивляется, что звоню. Не удивляется, что без приветствий. И этаж, и номер квартиры подсказывает, а когда приезжаем на лифте, ждет в приоткрытой двери. Приглушенный свет за его спиной не позволяет увидеть лицо, да и ладно.
— Зайдешь? — пропускает внутрь.
— Нет, я так, под дверью потоптаться приехала, — огрызаюсь, и получаю усмешку.
Впускает не только меня, но и псину, которая слегка насторожена короткой поездкой в лифте. Мне вольный вход сразу, а ее вынуждает терпеть, пока старательно вытрет ей лапы.
— Иди присмотрись, — спускает с поводка после процедуры.
Псина раздумывает всего минуту, а потом, видимо, решает, что когда еще выпадет шанс что-нибудь разбить у богатых, и сматывает с коридора, на повороте придерживая себя хвостом.
Проследив за ней взглядом, Яр разворачивается и тоже уходит, не успеваю и слова сказать.
— Шкаф у тебя за спиной, — говорит изнутри квартиры.
Оборачиваюсь. Действительно, шкаф. У меня за спиной. Но не обнаглел ли кое-кто?! Что-то очень похоже.
Иду в куртке на голос, и оказываюсь на черно-белой кухне размерами с комнату. Цветовая гамма как шахматы — вот бы Лариске было где развернуться со своими речами: все игра, все подстроено! Ну и так далее…
Обернувшись, Яр замечает, что я не разделась и что явно не в духе, но спокойно доваривает кофе, наливает себе в чашку, а на другую половину стола пододвигает чашку, дразнящую мои ноздри жасмином.
— Тебе в одежде удобней?
— Да!
— Хорошо, — подходит ко мне, чуть разворачивает, снимает куртку Егора, относит ее в коридор, возвращается. — Хочешь чай?
— Нет, я хочу поговорить.
— Есть ванильный сырок.
Я отказываюсь, но он все равно распахивает холодильник и достает горсть ванильных сырков. Садится за стол, пьет кофе. Я решаю, что в ногах правды нет и тоже сажусь. Нервничая, уничтожаю первый сырок, опустошаю первую чашку чая, которая тут же для меня обновляется.
Яр внимательно за мной наблюдает. Я — за ним. И все молча. Напряжение, кажется, так зашкаливает, что одному из нас грозит удар током.
— Я только что говорила с Ларисой.
Он ничуть не меняется в лице, ни один мускул не дрогнул. Смотрит прямо в глаза, будто совести нет или имеет право.
— Она рассказала о вашем пари.
Опять нулевая реакция. Поднимается, моет чашку, мне подливает чай, распаковывает сырок, с которым безуспешно борюсь непослушными пальцами.
— Что именно она рассказала?
— Все.
Усмехается.
Он… усмехается!
— Она не могла знать всего, — говорит все так же веско, спокойно.
— Ты уверен?
— Да. Хочешь, я расскажу, как было на самом деле?
— Почему бы и нет, — пожимаю нервно плечами. — Начни, пожалуйста, с суммы, которую за меня заплатил, а потом перейди к сумме, которую заплатил за липовую свадьбу, левых стилиста и подставного служащего загса…
— Нет, — откидывается на спинку стула, скрещивает руки, — деньги тебя всегда мало интересовали. Я расскажу все сначала. Только, Злата, выслушай меня, хорошо? Ты ведь за этим пришла. Послать меня ты могла и по телефону.
— Можно подумать, ты бы послушно отправился к черту!
Усмехнувшись, раскрывает еще один сырок для меня и начинает рассказывать.
Оказывается, Лариса не соврала. Наше знакомство с Яром было четко спланировано: хмельное настроение от коктейлей, подстрекательство, мол, три месяца без квартплаты, моя сумасшедшинка, которая иногда проявляется. Да, я бываю азартна. На это тоже делалась ставка — типа пари в пари, разве не весело? Такая игра у богатых: влюбить в себя простодушную дурочку, и посмотреть, как быстро она начнет мнить себя леди, как быстро начнет меняться, раздавая команды, как быстро начнет топтаться по таким же простым, как сама. Кардинальная смена привычек и личности обычно занимала от нескольких месяцев до полугода; потом игра утомляла, становилась слишком похожей на жизнь. Игрок забывал об игрушке, а большой куш срывал тот, кто сделал удачную ставку.