— Папа, что со мной? — обрашаюсь к отцу, так мама знаю не в силах говорить, она тихо плачет, — мама если не перестанешь плакать, прикажу тебя больше ко мне не пускать.

— Ничего серезного, многочисленные ушибы, правда, — он на минуту делает паузу, — глубокий порез в области шеи, пришлось нанести прау швов.

— Это все то? — полднимаюсь, хочу присесть.

— Пока полежи, — папа не дает делать никаие дейсвтия, — у тебя почти сломано одно ребро, если ты не заметил у тебя кхм… повязка на пол груди и живота.

— Что значит почти? — поэтому болит в области живота или груди я не пойму где именно.

— Почти-это не полностью сломалось, трещина, Бог увел, но в повязке ходить две три недели придется. Только после контрольного МРТ, с разрешения врачей снимут повязку. Этотипа как гипс, — отец пытается прибодрить, — но повязка.

— Лдано, походим не страшно. Сесть то я могу, помоги мне, — отец помогает, сидеть не очень то больно, — где Амалька?

— Амалька, — мама наконец то перестает плакать, вытирает сопли, — она в больнице.

— В больнице? от переживания что то с ней случилось? В какой она больнице? Мне срочно нужно узнать… увидеть…папа помоги встать.

— Успокойся и сиди уже! С Амалей все в порядке, ее мать…она в больнице. Амаля уехала почти сразу после тебя.

— Куда уехала? — я сейчас туплю.

— Мама ей позвонила, я отдал ей машину…

— Папа…я хочу сейчас увидеть Амалю. отвези меня к ней.

— Ты сумашедщий? — ворчит мама, — Амаля не знает где ты.

— Как не знает? Она же волнуется………наверное. Где мой телефон?

— Не нашли, — отвечает папа, — позже Стас купит, и восстановит твой номер.

— Позвони ей, хочу поговарить с ней, услышать ее.

— Успокойся.

— Мама я успокоюсь, когда услышу ееее.

— Я позваню, когда что нибудь станет известно о ее матери. Она там с самого утра, ничего ни ела ни пила, переживает, еще и ты. Поэтому не говорили.

Стас возврашается с бутылкой холодной воды. Я как будто сто лет не пил, такой сушняк. Глотаю без остановки, пока вода не заканчивается.

— Мама набери ее, я услышу ее голос, — но ее телефон звонит. Амаля звонит.

— Алло, дочка, как ты там? Ты хоть ела? — мама делает громкую связь.

— т. Тонь, вы что то знаете? Где Алекс? — моя милая…любимая, сердце сжимается, как передставлю что она там себе уже накрутила, потому что мой телефон выключен.

— Нет, я сама волнуюсь, — дай я поговарю, а то ты сейчас… — отец отбирает у нее телефон, — дочка, ты бы поела что- нибудь, тебе заказать еду? — Господи сами того не замечая папа с мамой выдают себя. Амаля же поймет, что они что то скрывабт от нее.

— Вы что то знаете, не говорите мне? — ну вот, говорил же. Ее голос дрожит, от волнения.

— Дочка, если бы знали, сказали бы, разве заставили бы тебя волноваться? — отец пытается быть серезным, и мне не нравится что они пытаются скрыть это от Амальки.

— Я перезвоню, врач наконец вышла, — короткие гудки.

— Так Стас, немеделненно иди к Амале. Скажи ей что со мной все в порядке, скажи как есть, — Стас согласно кивает, — только будь рядом. Понял?

— Хорошо шэф, я сейчас жеее…

— И не дай Бог….короче, приподнеси это так, чтобы….с ней ничего…… не случилось. Как нибудь помягче, понял?

— Понял, — Стас спешит вон из палаты.

— Сынок… — начинает папа, — мы не могли говорить Амале по телефону, — продолжает мама, — пойми она там вся на нервах, ждет, мама ее в операционной…и тут еще ты. Поэтому мы ждали твоего пробуждения….. и что нибудь от ее матери.

— Понял я, — меня клонит в сон, — отец уложи меня обратно, — прошу отца, после того как все попытки делать самому выходят безуспешно, боль в груди, — я почему то спать хочу.

— Поспи, — отвечает мама, укрывая белой простынью.

Я проваливаюсь в беспокойный сон.

Теплые капли воды тихо капают на мое лицо. Нежные руки осторожно гладят руки, плечи, лицо. Тихий всхлип заставляет проснутся. Амаля. Решаю остатся не замеченным, что проснулся, потому что слышу ее голос:

— Милый, любимый мой… — и снова всхлип, теплые капли безостановочно капают на мое лицо, нежные губы стараются тихо прикоснутся к моей коже, — проснись пожалуйста, скажи что с тобой все в порядке….я очень тебя люблю, если с тобой что то случится я не переживу, знай….ты мой родной…любимый…мой единственный….я не смогу без тебя…

— Значит я должен был умереть, чтобы услышать все это? — самодовольно улыбаюсь, распахивая глаза.

— Красивый мой, — Амаля целует мое лицо, глотая слезы, — слава Богу ты проснулся.

— Значит, ты меня любишь? — смотрю на нее и не верю, что она произнесла эти слова, — скажи еще раз, хочу услышать, — в палате мы одни, она продолжает гладить меня, руки плечи, гркдь, где нет этой тугой, для меня, повязки.

— Люблю, — кивает, словно мне слов недостаточно, — ты меня очень напугал.

— Иди сюда, — притягиваю ее к себе, настолько сил хватает, — поцелуй меня, — мне слово недостаточно того что она почти меня вылизала, наклоняется и целует. Это такой приятный, нежный, теплый, трепетный поцелуй любимой женщины, — пока ты мне не родишь троих детей не думай, что сможешь избавится от меня.

— Дурачок, я об этом и не думала, — целует еще и еще, короткими поцелуями усыпает все мое лицо, плечи руки, — у тебя где нибудь болит?

— Да, голова, а если будешь так меня, целовать и нежно гладить, то нижняя голова тоже начнёт болеть, — улыбаюсь.

— Бесстыжий! Даже в таком состоянии, в больнице все мысли…

— Где мои мысли? — нахально впиваюсь в ее губы, — знаешь о чем я думал, когда машина перевернулась и я крутился внутри?

— О чем?

— Увижу ли я тебя, — она нежно обнимает меня, стараясь не дотрогавится до груди.

— Я благодарю Бога, что я еще смотрю в твои глаза.

— Как мама?

— Доктор сказала все прошло успешно, но она сутки будет в реанимации, — грустным голосом отвечает Амаля, — мне даже не дали увидеться с ней.

— Ну ничего, завтра увидишь, вместе поедем.

— Тебе можно?

— Не знаю, я не спрашивал, ванилька, ты ела что нибудь сегодня? — смотрю на ее бледное лицо, сколько же пережила она сегодняшний день?

— Нет, вот сейчас уже я очень хочу есть, когда я не могла дозвонится до тебя, и о маме еще ничего было неизвестно, о еде я вообще не думала.

— Щас мы отправим Стаса за едой, позови его.

Отправляем Стаса за едой в ближайшее кафе, папа с мамой удостоверяется, что со мной все в порядке, едут домой, обещая вернуться вечером с вкусной домашней едой. Мы же с Амалией дождавшись Стаса обедаем.

На сегодняшний день отпускаю Стаса.

После вкусного обеда вовсе хочется спать.

— Куколка моя, или ко мне, сядь рядом.

— А можно? Сюда же в любое время могут зайти.

— Мы закроем дверь, иди сюда, — только не успевает она подойти, дверь открывается и заходит врач. Седоволосый мужчина средних лет, приподнимает очки на лоб.

— Ну здравствуй! Алексей Колесников, — смотрит в историю болезни, которую держит в руках, — как себя чувствуете?

— Голова немного болит.

— Это нормально, у вас сотрясение, и трещина ребра, вы легко отделались, в отличии от водителя грузовика.

— Что с ним? Надеюсь он жив?

— Да, по всей видимости он уснул и потерял контроль над управлением автомобиля.

— Когда выпишите?

— Какой вы шустрый, — ухмыляется врач, — с сотрясенним лежать минимум пять дней! С повязкой на груди от трех до четрых недель, все будет видно при повторном обследовании. А сейчас только покой, есть и спать. И выполнение всего прописанного мною, — с этими словами он удаляется.

Амаля звонит в больницу, расспрашивает о состоянии матери и только после двигается в мою сторону.

— Не делай такое лицо, я знаю что означает твое выражение лица, — Амалька ложится рядом, но даже руку не ложет на меня, — ты будешь лежать столько, сколько нужно.

— Я сам решу, — я беру ее руку ложу на себя, — обними меня, — она убирает руку.