— Нет! — заорал мужчина, склоняясь над девушкой. Дрожащие пальцы подлезли под шлем и прижались к шее, надеясь уловить пульс. — Слава, нет. Зачем?

В этот момент воздух прорезали истошные вопли сирен «скорой помощи» и ГИБДД. Юрий обернулся, увидел белые халаты и замахал врачам.

— У неё есть пульс, — крикнул он, и в ту же минуту его отбросили в сторону, чтобы не мешал.

Потеряв здравый смысл и вообще способность соображать, он тупо смотрел, как кружат над Славой медики. Подъехавшая вторая бригада занялась человеком в пиджаке. Полицейские делали свою работу: опрашивали свидетелей, что-то измеряли, обыскивали мотоцикл и одежду потерпевших, фотографировали. К Юрию тоже подошли с вопросами. Он машинально ответил, не отводя взгляда от Славы. Заметив, что её погрузили на носилки, он оттолкнул полицейских и дёрнулся за медиками.

— Я с вами. Я её друг. Она не сможет дышать без меня, — орал он, как полоумный.

Над ним сжалились, поняв, что он не реагирует на отказ. В машине ему сделали успокоительный укол. Стеклянными глазами Юрий смотрел на безжизненное тело Славы и проклинал всех подряд, начиная с себя. Медик в нём умер, остался лишь обычный человек с убивающим душу страхом смерти.

— Можно? — спросил он разрешения взять Славу за руку. Его глаза, полные слёз и отчаяния, могли разжалобить кого угодно.

— Можно, — кивнул молоденький врач. — Мы успеем.

«Успеем. Куда успеем? Одна уже успела. Слава, зачем? — вопрошал он, осторожно пряча её пальцы в своих ладонях. Все дни разлуки он дежурил во дворе, мотался по городу следом за Славой, держась на расстоянии, но так и не смог вычислить Егора. Зато увидел его сегодня вместе с ней возле кладбища. Они шли, держась за руки. Шлем на мужчине не вызвал и тени улыбки, лишь злость. На какой-то миг Юрию показалось, что Слава передумала, когда слезла с мотоцикла. Не передумала. Забралась на мотоцикл, как пассажир. Они разогнались быстрее преследователя. Потом он уже плохо помнил. Душа обвиняла в трусости, обзывала не мужиком и давила на сознание. Теперь его взгляд пугливо следил за подачей кислорода, робко скользил к интубационной трубке, косился на мониторы. Мозг считывал информацию отдельно от хозяина. — Давление низкое. Падает».

— Давай-ка в сторонку. Подъезжаем, — кто-то похлопал его по плечу.

Отпускать бледные безжизненные пальцы было невыносимо, но пришлось. В этот момент машина остановилась. Захлопали двери. Юрия безжалостно выкинули на улицу.

— Пожалуйста, спасите её, — прошептал он. — Спасите, умоляю. Пожалуйста.

Его не слышали. Носилки загрохотали к приёмному покою. Юрий побежал следом, но его дальше тамбура не пустили, заставив метаться в полумраке, как пойманного зверя, и стучаться в двери. Неожиданно одна из них поддалась, и мужчина влетел в помещение с ослепительно ярким светом. Сидевшая на стуле женщина с загипсованной рукой испуганно вжалась в стену.

— Что вам здесь надо? Как вы сюда попали? — раздался грозный голос. — Юрий Петрович?

Интонации в голосе поменялись.

— Что? Где? — завертел головой Юрий и увидел женщину средних лет. Она была смутно знакома.

— Юрий Петрович, что случилось? — женщина подошла ближе и схватила под локоть, насильно повела по коридору в кабинет, отделанный белым кафелем. — Садитесь.

Она слегка толкнула мужчину на кушетку.

— Что случилось?

— Авария. Привезли девушку. Владислава Гордеева… — промямлил он. Язык стал ватным. Сознание путалось.

— Сидите. Сейчас узнаю.

Женщина вышла из кабинета, оставив Юрия в одиночестве. В голове стало пусто: ни внутренних криков, ни стенаний, ни молитв. Глаза безучастно смотрели в стену напротив. В кармане зазвонил телефон, но рука не потянулась за ним.

— Юрий Петрович, слышите меня? — откуда-то из другой вселенной звал голос. — Юрий Петрович.

— Да, — шепнул он.

— Её готовят к операции. Сочетанные травмы, но сегодня отличная смена. Там второго привезли. Гарантий нет.

— Плевать на него…

— Как скажете. Вот, а теперь ручку мне, будьте любезны… — женщина затянула жгут на руке Юрия, нащупала вену, ввела иглу, ослабила давление и надавила на поршень шприца, заполненного прозрачной жидкостью. Потом прижала ватку со спиртом к месту укола и согнула руку в локте. — Отлично. Через пару часиков придёте в себя.

Он понял, что его укладывают на кушетку, но не сопротивлялся. Сознание заволокло туманом, сквозь который доносились голоса, звон инструментов. Когда он очнулся, было тихо. Тяжёлое тело давило на кушетку. Руки и ноги не слушались.

— Юрий Петрович, очнулись? Хорошо меня слышите? — спросила женщина в халате. Заметив, что он реагирует на слова, улыбнулась. — Прошло три с половиной часа. Операция ещё идёт. Вызвали нейрохирурга. Надежда есть всегда.

— А второй сдох? — спросил он, возлагая ответственность на надежду.

— Жив пока. Тоже в операционной. Но там без вариантов. Практикантов поставили. Им же тоже надо на ком-то учиться. А здесь сразу столько всего: и переломы, и разрывы внутренних органов.

— Пусть тренируются, — согласился Юрий, с трудом поднимаясь в сидячее положение. Голова плыла, но не сильно. — Вы кто? Я вас не помню.

— Вы выхаживали мою внучку. Ей уже три года, — улыбнулась женщина.

— А Слава спасала жизни таким, как ваша внучка, — с горечью произнёс он, словно это как-то могло повлиять на исход операции.

— И её спасут. У вас телефон без конца звонит.

Мужчина достал гаджет и проверил звонки. Надоедал Жилин. Отвечать не хотелось, но и в молчанку играть не имело смысла. Что бы ни случилось дальше, всё зависело от Славы.

В темноте таилась своя прелесть. Спокойно, пусто, тихо. Ничего не болело, ни о чём не думалось. Блаженное состояние неведения и невесомости. Славе оно нравилось, да так сильно, что хотелось остаться в нём навсегда. Поэтому когда первый раз тишину нарушил далёкий голос, всё её существо воспротивилось, а когда к нему прибавилась узкая полоска света, то и вовсе взбунтовалось, требуя вернуть мрак.

— Она сопротивляется, — вздохнул пожилой врач в ослепительно белом халате и колпаке. Он потирал свою безупречную короткую бородку и хмурил брови. Уже минут десять он стоял возле кровати в отделении реанимации и не мог принять решение. Ему не нравилось, что пациентка саботирует лечение. Её оперировали три лучших хирурга, фактически сохранили руку, собрали рёбра по кусочкам, исключив пневмоторакс, а она не собиралась выходить из медикаментозной комы и дышать самостоятельно. — И дело не в последствиях операции или сотрясении мозга. Его-то как такового и не было, что вообще удивительно при подобной аварии. Ощущение, что у неё внутри стоит психологический антивирус, который блокирует сознание. Она не хочет возвращаться в этот мир. Вы сами медик, так что понимаете, ей уже ввели все полагающиеся препараты. Я не знаю, что делать. Уговаривайте её. Первый раз такое, ей-богу. Молодая, сильная и такая упрямая. Ну и характер. Чего хотите, делайте, хоть целуйте, но разбудите, иначе дело дрянь.

— Да, характер не сахар, — ответил Юрий.

Он стоял рядом с врачом и бессовестно пользовался связями. Ему разрешили дежурить в реанимации и ухаживать за Славой. Когда он уходил домой, чтобы привести себя в порядок и поспать пару часов, его место занимала Татьяна Петровна. Мужчина и сам не понимал, почему позвонил именно ей и попросил о помощи. Может, причина в том, что она, как фея-крёстная, переплела их жизни? Родителям Славы Юрий ничего не сообщил и постоянно терзал себя мыслью, что делает только хуже. А с другой стороны, стало бы им легче, узнай они всю правду, когда суета вокруг Егора-Жени не утихала.

— Не понимаю. Показатели такие, что можно в космос отправлять, а она бревно изображает. Её спутнику повезло меньше. Жить будет, как герань в горшочке. На лицо прекрасен, пользы ноль. А будь на нём костюмчик, как у вашей дамы, всё обошлось бы, — сокрушался доктор. Его не интересовали личностные качества пациентов. Другое дело — физические данные. — Кстати, он в сознании, даже что-то мычать пытается, но пока нечленораздельно.