— Примерьте, пожалуйста, — отвлёкся он, чтобы передать ей из рук медсестры халат и бахилы. — Сами понимаете…

— Да, конечно. Без вопросов, — согласилась Слава и привычно вдела руки в рукава тонкого халата, прикрыв обтянутую джинсами попу. — Каковы шансы?

— С максимальной долей вероятности пацан будет здоров, и это чудо. Разумеется, могу возникнуть осложнения или проявятся отсроченные патологии, но то, как стремительно он навёрстывает недостающие граммы, как старательно хочет дышать сам, внушает оптимизм, — с азартом восхищался доктор. На вид ему было не больше тридцати лет, хорошо сложен, ухожен.

— Я рада…

Что ещё могла сказать Слава? Как медик, она осторожно радовалась улучшению состояния малыша. Как человек, думала о том, что ждёт его впереди, и не видела ничего оптимистичного. Для отказников одна дорога — в детдом, но сначала его ждёт больница, потом дом малютки. Само собой, не зная иной жизни, он всё будет воспринимать как должное.

— Вот и он, наш герой, — донёсся голос доктора.

Слава сморгнула печальные видения и обратила внимание на кувез, с которого мужские руки ловко откидывали попону. Сквозь прозрачный пластик на неё смотрели пуговки-глаза на крошечном личике. К носу тянулась трубочка с кислородом, на ручке и ножке держались датчики, от которых вились проводки к мониторам. Вместо распашонки на малыше была вязаная кофточка, на голове шапочка.

— Егор? — удивлённо переспросила Слава, увидев на кувезе табличку с именем.

— Татьяна Петровна, сказала, что вы дали ему это имя.

— Вы хорошо её знаете.

— О, да, — с энтузиазмом воскликнул доктор. — Она была моим куратором здесь, когда я только устроился на работу. Нас называли счастливой парочкой.

— Дайте-ка угадаю, ваши общие дежурства были самыми спокойными. Везёт. А нас с Татьяной Петровной чёрной приметой обзывают. Егорка — исключение.

— Да, он просто чудо. Смотрит так осознанно, хотя ничего не понимает.

— Уверены? — усмехнулась Слава, узнавая и не узнавая в малыше того новорожденного, которому совсем недавно спасали жизнь. — Думаю, он уже понимает, что в этом мире может рассчитывать только на себя. Можно мне немного с ним побыть?

— Разумеется. Я вас покину. Будут вопросы, звоните. Рад встрече, — улыбнулся доктор. Его серые глаза весело поблёскивали. Он знал о Славе так много, что не мог поверить в её существование. Наяву она оказалась ещё интереснее, чем со слов Татьяны Петровны. Сердце мужчины забилось быстрее, когда девушка вошла в холл центра в своём умопомрачительном одеянии, настолько сексуальном, что все взгляды непроизвольно обращались к ней. В приглушённом свете её волосы отливали медью, на свету — золотом. Молочно-белую кожу усеивали веснушки. И всё это великолепие было чужим, запретным, что не мешало испытывать желание более близкого знакомства. — Увидимся.

— Конечно. Спасибо за помощь, Юрий Петрович…

— Юрий. Мы же не чужие друг другу и… почти ровесники.

— О, да, — вздохнула Слава и грустно улыбнулась той мысли, что залетела в голову. — Юрий Петрович, что вам обо мне рассказала Татьяна Петровна?

— Много чего сказала. Что ты настоящий профи в своём деле, обладаешь невероятной интуицией, умеешь решать вопросы с космической скоростью, — чуть посмеиваясь, ответил он, вспоминая длинную проникновенную речь своего наставника. — Ты гоняешь на мотоцикле…

— …мужа, — перебила Слава и сжала пальцы в кулаки. Обручальное кольцо причинило боль. Девушке не нравилось, что в её личном пространстве появилась брешь и все кому не лень заглядывали в душу, зная наверняка самый лучший совет, как жить.

— Да. Именно так Татьяна Петровна и сказала, а ещё она предположила, что тебе нужен друг, нужна помощь. Разумеется, я не слепой, и прекрасно вижу, какое впечатление ты оказываешь на людей, точнее на мужчин. Я не исключение. Но это не значит, что кто-то влезает в твою жизнь. Тебе нужна помощь? — врач внимательно посмотрел в её глаза, так напоминавшие янтарь с множеством вкраплений, и увидел в них сомнения, отголоски боли и растерянность. Просьба Татьяны Петровны уже не выглядела как безумие.

— Нужна, — чуть подумав, ответила Слава. Ей срочно требовалось отвлечь всех вокруг от себя. — Хочу найти адрес родственников Егорки. Это реально?

— Зачем?

— Какая разница? Ну, хорошо. Затем, чтобы убедить их забрать малыша. Судя по показателям, его состояние улучшается. Неделя-другая и ему понадобится дом. Будь я другим человеком, то забрала бы Егорку себе, но… мы похожи с Татьяной Петровной. Нам нужно своё.

— Однако тебя волнует его судьба, — продолжил мысль молодой и соблазнительно красивый Юрий Петрович. Славе даже стало как-то обидно, что его внешность не затронула в душе ни единой струнки. Мужчина улыбался тепло и немного напряжённо, словно боялся рассмеяться. — В документах из роддома есть адрес. Прописка это или место жительства неизвестно.

— Я могу получить его?

— Можешь. Хотя и не положено.

— Жить в детдоме не положено при живых родственниках, — дерзко хмыкнула Слава и перевела взгляд на малыша. Волна нежности затопила с головой. Девушка помнила ребёнка другим: безжизненным, испачканным кровью, не желавшим дышать. Неужели прошло всего несколько дней? — Он слишком мал, чтобы понять свою ненужность.

— Подожди меня здесь, — откликнулся доктор и ушёл, оставив её наедине с крошечным человечком, которому она не подарила жизнь, нет, она помогла ему выжить.

Малыш не спал. Чувствовал ли он своё одиночество? Понимал ли хоть что-нибудь? Вряд ли. Его мозг пока не способен воспринимать враждебный мир, зато чувствовать боль — сколько угодно. Даже глаза ему пока не в помощь. Сложно даже представить, что они видят сквозь прозрачную гладь кувеза. И всё же его взгляд обескураживал.

— Я найду твою семью, Егорка. Ты только дыши. Слышишь? Дыши сам, — прошептала Слава и оглянулась по сторонам. В большом светлом помещении находилось несколько кувезов и перинатальных реанимационных столов. Все были заняты. Заметив, что медсестра отвлеклась, девушка нашла стерильные перчатки, быстро надела их и открыла небольшой люк в стенке кувеза, чтобы просунуть руку и дотронуться до маленьких пальчиков. — Тебе надо стать сильным. Жизнь — полное дерьмо, но такое прекрасное, что умирать просто стыдно.

Ручки и ножки пришли в движение. В глазах девушки защипали слёзы. В душе что-то переворачивалось много раз. Или это не в душе, а в сердце, горле, голове гулял шторм, накрывая пенными волнами. Как можно не любить, не желать оберегать маленькое невинное существо, не успевшее сделать ничего намеренно злого? У всех должен быть шанс на любовь.

Юрий Петрович сдержал слово и сообщил адрес. Слава видела сомнения, обуревавшие мужчину, когда он протягивал листок, исписанный мелким почерком.

— Не переживайте, что разгласили тайну. Сейчас вообще нет никаких тайн. Найти сердце мармеладного королевства не так уж сложно при наличии интернета. Спасибо. Вы сократили время поиска, — искренне поблагодарила она, пряча адрес в крохотный кармашек мотоджинсов.

— Дело не в адресе, — возразил доктор и вздохнул, предвидя тщетность её усилий.

— Не переживайте, я не буду штурмом брать крепость и держать в плену людей, заставляя под пыткой забрать ребёнка.

— Почему-то я верю, что ты именно это и сделаешь. Тебя ждёт разочарование.

— Пусть. Но попробовать стоит. Я приду завтра и, надеюсь, не одна. Спасибо, Юрий Петрович, — Слава протянула руку.

— Юра, — поправил он и пожал сильную ладонь. — До завтра.

Всё, что ему оставалось, это смотреть вслед стремительно удаляющейся девушке, на ходу снимавшей халат. В волосах поблёскивали искры огня, обтянутые тесной одеждой бёдра напрягались при каждом шаге.

«Стремительная, как ветер. Не удержать», — подумал мужчина и едва заметно качнул головой. В жизни Слава оказалась ещё более резкой и прямолинейной. Скорее всего, Татьяна Петровна попыталась сгладить многие моменты. И всё же девушка ему нравилась, как человек, с которым интересно общаться. Самое печальное, что, похоже, она не страдала от недостатка внимания и предпочитала одиночество. Улыбнувшись, доктор переключил своё внимание на тех, кто нуждался в нём, оставив мысли о борце за справедливость на потом. Он бы очень удивился, узнай, что Слава думала о нём.