— Ну все, полезай обратно в свою лампу, — осторожно предложил один из охранников, — Ты хотел всех обмануть, как будто воображаемая кошка внутри тебя и есть твой единственный талант.

— По закону джинн, не обладающий никакими чудесными возможностями, не может избираться в великие визири, — прокомментировал для меня Миша.

— А в нашем мире все наоборот. Чем меньше талантов, тем более рвутся в депутаты.

— О недоверчивейшие из охранников! — возвысил голос парящий джинн. — Не смейте оскорблять меня вруном, я ни разу не погрешил против истины во время предвыборной кампании! Я хотел стать первым честным и порядочным визирем в этом городе! А меня, оклеветав, лишили права быть избранным! Я хоть сейчас готов продемонстрировать вам свои волшебные умения…

— Если докажешь свои слова, я буду за тебя голосовать! У меня пять голов и десять рук, получишь пятадцать голосов сразу! — радостно выкрикнул из лампы один из жильцов. — Давайте устроим революцию и чего-нибудь поломаем!

— Заткнись! — кричали из одних ламп.

— А что, хоть напьемся! — доносилось из других. Лампы начали запрыгивать друг на друга, пихаться, сталкивать друг друга с полок, обстановкой быстро завладело неуправляемое веселье.

— Да, да, друзья мои, я сделаю это при свидетелях! Чтобы у этого Крысаддина с черной, как у нас у всех, душой впредь не осталось ни единой возможности меня обвинить снова! Этой грязной попыткой избавиться от главного соперника, против которого у него и так не было шансов, он только потерял голоса, которые теперь достанутся нам с Мусенькой!

— Не тяни, давай круши по полной! — раздавались из ламп подзадоривающие голоса.

— Опомнись, нечастный! Ты месяц будешь сидеть в своей лампе на хлебе и воде, а твоя кошка умрет с голода! — на всякий случай пригрозил один из стражников, выставляя в его сторону деревянный меч.

— Посмотрим-посмотрим, — так же радостно-возбужденно прошептала я, в предвкушении раскрыв рот. Угадайте, за кого я болела?!

— Э, женщина?! За нее в случае неудачи и летального исхода меня не так накажут, как за мужчину! К тому же она, кажется, не из джиннов? Волей моей и волей моей пушистой советницы, что живет внутри меня, о дочь Адама, стань кобылой!

И только я начала соображать, что речь, похоже, обо мне, как черный взгляд Джинна-с-Кошкой, об-ращенный прямо на меня, блеснул оранжевым лучом! Сияющая холодная спица ударила прямо в грудь, всю комнату залило слепящим золотым светом, потом рухнула тьма, а когда я наконец снова обрела способность видеть и чувствовать, то уже куда-то стремительно мчалась по ночной улице. Последнее, что я помнила, был торжествующий крик:

— Получилось! Так голосуйте же за меня-а-а, правоверные джинны-ы!

Ветер свистел у меня в ушах, хотя я и не понимала, что это значит. Никогда еще мне не приходилось бежать с такой скоростью и таким странным прискоком, и ноги при этом как-то не очень меня слушались, они путались, расплетались и… их было много!

Но останавливаться не хотелось, а хотелось бежать! Бежать все равно куда, чувствуя, как каждую клеточку тела насыщает энергия и счастье, для полноты которого не хватало только яблочка, ну и сахарку, тогда это будет уже настоящий праздник! А эти вкуснятины водятся в карманах у двуногих существ, очень медлительных и ленивых, потому что они не любят передвигаться собственными силами, а предпочитают эксплуатировать мою гордую спину. И все равно надо найти двуногого… Хочу сахару!!

Но на темных улицах почти не было прохожих. А если я кого-то и замечала вдалеке, он предпочитал свернуть и поскорей убежать с дороги с трусливым криком. Какой же отвратительный голос у этих двуногих, то ли дело у нас, лошадей! Я подняла морду к звездному небу и, выскочив на площадь, огласила мир громким мелодичным ржанием, для чего пришлось притормозить, брусчатка под копытами заискрилась. Я насладилась эхом и поскакала дальше.

А вот и двуногие, прямо по курсу, целых… несколько (оказывается, лошади не умеют считать?!). Двуногие несли паланкин. Вот так бы и всегда, а то норовят нас загрузить, хотя я еще не помнила, чтобы таскала кого-то на спине, но знала, чего ожидать от этих типов. Я бросилась прямо к ним, похоже, что ни не заметили меня сразу и не ожидали такого наскока. Потому и не успели ничего сделать. Ткнувшись мордой в ближайшего, я повалила его на землю, да ще, кажется, крупом сбила их поклажу. Наверняка хоть у кого-нибудь припрятан сахар для бедной шаловливой лошадки?

Ничего нет? Я принюхалась, толкнула грудью другого вопящего двуногого, похоже, что яблок и у него кармане не было. Копыто передней правой скользнуло по чему-то округлому, я испуганно затопталась, что-то раздавив, кружа на месте, и потянулась мордой к ближайшему двуногому, в надежде все-таки добраться до лакомства, которое, по идее, они сами должныбы протягивать. Но, к моему глубокому разочарованию, от него тоже не пахло ни яблоками, ни сахарком, ни сухарями, а лишь противным курительным дымом…

Эти существа громко закричали своими некрасивыми голосами, так что мне сильно захотелось пнуть тоящего рядом копытом, чтобы он прекратил, тем более что яблок и у него не оказалось, совсем бесполезное создание. Но откуда-то знала, что делать этого нельзя из соображений безопасности, хоть большинство двуногих и слабее физически, но мстят больно…

По их злобным лицам я поняла, что сделала что-то неправильно, чем вызвала их гнев. Один из них накинул мне на шею ремень, я дико заржала, испугавшись, ремень больно давил и держал меня. Я в отчаянии рванулась, пытаясь освободиться, ремень, кажется, лопнул, потому что с какого-то момента уже ничто меня не сдерживало, только двуногий сердито раскричался, и мне ничего не оставалось, кроме как в ужасе бежать прочь.

Я скакала, пока не оказалась среди зелени, это меня немного успокоило, но едва сбавила ход, как прямо среди деревьев открылись ворота, их придерживал какой-то двуногий, он говорил что-то приветливое, и я, глупое животное, подчиняясь любопытству, прошла в ворота, которые тут же за мной и захлопнулись.

Меня отвели в большой сарай, где стояли и другие лошади. В стойле было тепло от навозных испарений и дыхания других лошадей. Хоть яблочка мне и не дали, но зато заплели хвост, при этом я чувствовала себя как-то неловко, но результат мне понравился. Потом я поела вкусного овса и уснула, видя лошадиные сны и стараясь не обращать внимания на соседнего жеребца, все пытающегося укусить меня за ухо, его зубы клацали очень громко, как бы я ни отодвигалась, уже засыпая. Какой-то странный вкус был у этого овса и почему так хочется спать?

Проснулась я от криков и дикого ржания, все лошади вокруг подняли шум, были очень взволнованны и напуганы, только мой сосед-кусака апатично грыз мое ухо. Я возмущенно заржала, попытавшись в отместку укусить его самого, но он ловко увернулся и злорадно фыркнул мне в морду. Я бы с ним разобралась, но мое внимание, как и остальных лошадей, у которых, кажется, немного было развлечений в жизни, судя по тому, как они радостно пораскрывали пасти, привлекла появившаяся в конюшне двуногая.

Правда, самих ног-то у нее не было видно, она исела в воздухе, а на месте нижних конечностей у нее клубился дым. Она взмахнула рукой, и все дверцы, мешающие нам выйти из стойл, распахнулись. Следом а ней забежал очень худой и знакомый мне двуногий, юмню лишь только то, что он мне очень нравился в грошлой жизни.

Ликуя, я поднялась на дыбы и громко заржала. Двуногий сразу бросился ко мне, обнял за шею и зывел из стойла. Он держал меня за гриву, мы вышли из конюшни, побежали по городу, заворачивая на са-иые узкие улицы и сшибая там какие-то ящики, вы-зсски и корзины. Мне пришлось сдерживать шаг, иначе бы он безнадежно отстал — двуногий, что с него зозьмешь… Мы забежали в какой-то дворик, и тут кто-то с размаху ударил меня по щеке! От боли я зажмурилась и…

— С возвращением, лошадка. — Это было первое, что я услышала, прежде чем открыть глаза. Оказалось, что лежу на песке, а Миша рукой придерживает меня под спину. Рядом стояла самодовольная Акиса. Значит, это она меня так ударила? Ладно, сейчас я отдышусь и встану… Но первая же попытка подняться на ноги отозвалась дикой болью во всем теле, похоже, я растянула себе все мышцы сразу!