– Вот так так, Дживс!

– Ваша правда, сэр. Я думаю, вы согласитесь, что при данных обстоятельствах проблема, стоящая перед миссис Трэверс, решается элементарно. Стоит одним словечком напомнить его сиятельству тот факт, что он продает дамское нижнее белье под торговой маркой «Сестры Юлейлии», и этого будет вполне достаточно, чтобы побудить его к тактичному молчанию касательно поддельности жемчугов. Когда мы гостили в Тотли-Тауэрсе, если помните, сэр, мистер Спод, как он тогда именовался, никак не хотел, чтобы это обстоятельство обрело широкую известность.

– Точно, Дживс!

– Да, сэр. Я решил вам об этом напомнить, сэр. Доброй ночи, сэр.

И он растворился в ночи.

Мы, Вустеры, не имеем обыкновения вставать ни свет ни заря, так что солнце уже сияло на небе вовсю, когда я на следующее утро пробудился, чтобы приветствовать новый день. Я доедал освежающую яичницу с чашкой кофе, как вдруг, будто налетел ураган, дверь распахнулась и вбежала, пританцовывая, моя тетя Далия.

Я говорю «пританцовывая», потому что в ее движениях наблюдалась какая-то особенная живость с подскоком. Ничего похожего на вчерашнее безнадежное уныние. Тетка была явно вне себя от радости.

– Берти, – сказала она после краткой вступительной речи, в которой она назвала меня молодым лежебокой, который должен был бы постыдиться так поздно валяться под одеялом в такой безумно радостный день, самый счастливый, по ее мнению, во всем веселом году. – Я сейчас разговаривала с Дживсом, и если существовал когда-нибудь на свете выручатель и друг в беде, так это как раз он. Шапки долой перед Дживсом! – так я считаю.

Тут она перевела дух и высказалась по поводу моих усов, что-де они оскорбительны для Бога и для человека, но их нетрудно будет вывести сильнодействующим средством от сорняков, а затем вернулась к изначальной теме:

– Дживс сказал, что этот лорд Сидкап, который приезжает сегодня, – не кто иной, как наш старый знакомец Родерик Спод.

Я кивнул. Я уже понял по ее восторженному виду, что Дживс сообщил ей нашу замечательную новость.

– Это правда, – подтвердил я. – Оказывается, Спод по секрету от нас был с самого начала тайным племянником лорда, который с тех пор как мы гостили в Тотли-Тауэрсе, успел переселиться в надзвездные сферы и дал племяннику возможность подняться на ступеньку вверх. А про «Сестер Юлейлии» Дживс вам тоже рассказал?

– Ну да, со всеми подробностями. Почему ты до сих пор со мной не поделился? Знаешь ведь, как я люблю посмеяться.

В ответ я с важным видом развел руками и при этом опрокинул кофейник, который, к счастью, был уже пуст.

– У меня на губах лежала печать молчания.

– Это у тебя-то печать молчания?

– Можете смеяться сколько угодно, но я повторяю: эти сведения я получил кон… конфиденциально.

– Уж родной-то тетке мог бы сказать.

Я отрицательно покачал головой. Женщины в таких вещах не разбираются. Для слабого пола noblesse oblige[50] – пустой звук.

– Конфиденциальные сообщения не сообщают даже родной тетке, если ты, конечно, достойный конфидент.

– Ну да ладно, теперь мне все известно, и Спод, он же Сидкап, у меня в руках. Как отчетливо я помню тот день в Тотли-Тауэрсе, – задумчиво и восторженно глядя вдаль, проговорила тетя Далия. – Вот, казалось, он надвигается на тебя с хищным блеском в глазах и с пеной в углах рта, но тут ты поднимаешься, спокойный как огурчик, и говоришь: «Минутку, Спод. Одну минутку. Вам, может быть, небезынтересно будет узнать, что про «Юлейлию» мне все известно». Как я тобой восхищалась!

– Естественно.

– Ты был похож на укротителя львов, бросающего вызов хищному монарху джунглей.

– Н-да, некоторое сходство просматривается.

– А он сразу сник. Я в жизни не видела ничего подобного. У меня на глазах он сник и весь скукожился, как мокрый носок. И то же самое произойдет с ним, когда он приедет сегодня вечером.

– Вы хотите отвести его в сторонку и сообщить, что вам известен его позорный секрет?

– Именно. И настойчиво порекомендую, когда Том покажет ему ожерелье, сказать, что это прелестная вещица и вполне стоит той цены, которую Том за нее отдал. Осечки быть не может. Подумать только, владелец магазина «Сестры Юлейлии»! Загребает, наверно, кучу денег. Я заезжала к ним месяц назад купить панталоны с корсетом, так магазин ломился от покупателей. Деньги лились на прилавки, как волна цунами. Да, и кстати насчет панталон. Флоренс только что показывала мне свои. Не те, что на ней, я имею в виду, а которые у нее в запасе. Спрашивала, как я их нахожу. И вот что я тебе скажу, мой козленочек, – тетя посмотрела на меня с родственным участием, – тут у тебя положение очень серьезное.

– Вы считаете?

– Крайне серьезное. Она решительно настроена на то, чтобы свадебные колокола на этот раз сыграли свою песню. Где-то в ноябре, она говорит, на Ганновер-сквер, у Святого Георгия. Уже вовсю рассуждает о подружках, об угощении. – Тетя Далия замолчала и оглядела меня с некоторым недоумением. – Ты словно бы и не расстроен, – заметила она. – Неужто ты один из тех, у кого нервы из закаленной стали, как пишут в книгах?

Я опять развел руками, на этот раз без бедственных последствий для посуды на подносе:

– Я отвечу вам, престарелая родственница. Когда обручался столько раз, сколько раз обручался я, и всегда в последний миг бывал спасен от гибели у подножия эшафота, начинаешь верить в свою звезду. Сохраняешь ощущение, что не все еще потеряно, пока не окажешься у ограды алтаря, и орган не заиграет «О святая любовь», и священник не задаст вопрос: «Согласен ли ты?» В настоящее время я попал в суп, это факт, но все может еще с Божией помощью обойтись, мне будет даровано спасение, и не исключено, что я выберусь из суповой кастрюли целым и невредимым.

– То есть ты не отчаиваешься?

– Нет. Я возлагаю надежды на то, что, все хорошенько обдумав, эти два гордых расплевавшихся сердца договорятся и помирятся и я вновь окажусь на свободе. Ведь они расстались из-за того, что…

– Знаю. Она мне рассказала.

– …что Сыр узнал, что на той неделе я водил Флоренс в «Пеструю устрицу», и он отказывается верить, что это было ей нужно просто для создания атмосферы в новой книге. Возможно, когда он немного остынет и рассудок к нему вернется, он осознает свою ошибку и попросит у нее прощения за столь постыдную недоверчивость. Вот какие у меня мысли. Вот на что я возлагаю надежды.

Тетя согласилась, что в этом что-то есть, и похвалила меня за твердость духа и за верное, как она считает, направление мыслей. Они напоминают ей, она сказала, спартанцев при Фермопилах, уж не знаю, где это.

– Но пока еще ему далеко до такого миролюбия, судя по словам Флоренс. Он убежден, как она говорит, что вы с нею предавались вместе беспардонному разгулу. Ну и, конечно, досадно, что ты оказался среди ночи в шкафу у нее в спальне.

– Крайне. Было бы гораздо лучше, если бы этого не произошло.

– То-то он, должно быть, опешил. Чего я не могу понять, это почему он тут же на месте не вышиб из тебя душу. Казалось бы, напрашивалось само собой.

Я довольно ухмыльнулся:

– Он вытянул билет с моей фамилией в клубном первенстве по «Летучим дротикам».

– При чем тут это?

– Дорогая моя, кто же станет вышибать душу из игрока, от меткости которого зависит его выигрыш в пятьдесят фунтов десять шиллингов?

– A-а, поняла.

– И он тоже понял, когда я ему четко обрисовал картину. Сразу присмирел. Возможно, что мысли о вышибании души и приходят ему в голову, но он будет придерживаться мирной политики, как тот самый кот, который хочет рыбки, но боится лапы промочить. Я ему связал руки раз и навсегда. Других вопросов нет?

– Как будто бы нет.

– Тогда, если вы удалитесь, я встану и оденусь.

Она вышла, и, когда за ней закрылась дверь, я стряхнул вчерашнее уныние, принял ванну, побрился, приоделся и вынес утреннюю сигарету прогуляться среди угодий и сооружений.