– Нет, сэр.

– Они не джентльмены, – мрачно заключил я.

Стояло утро того дня, когда мне было предписано мчаться сломя голову к моей тетке Агате в Вуллем-Черси, графство Хартфордшир, чтобы провести там целые три недели, и, сидя за завтраком, я чувствовал – не побоюсь признаться, – что сердце мне придавил увесистый булыжник. Мы, Вустеры, славимся отвагой и мужеством, но в ту минуту под внешней твердостью во мне гнездился безотчетный страх.

– Дживс, – сказал я, – нет больше прежнего, веселого Бертрама.

– В самом деле, сэр?

– Да, Дживс. Он испарился, улетучился.

– Весьма огорчен, сэр.

Он снял крышку с блюда, на котором благоухала яичница с беконом, и я уныло ковырнул ее вилкой.

– Зачем?! Зачем, спрашиваю я себя, зачем тетка Агата приглашает меня в свое поместье?

– Не могу сказать, сэр.

– Она же меня терпеть не может.

– Это верно, сэр.

– Я ей как кость в горле, это общеизвестный факт. Ума не приложу, в чем тут дело, но всякий раз, как наши с тетушкой Агатой дорожки сходятся, я рано или поздно попадаю, мягко говоря, впросак, и она заносит над моей головой карающий топор. Кто я в ее глазах, как не жалкий червь и отброс общества! Дживс, я прав или нет, как вы полагаете?

– Совершенно правы, сэр.

– И тем не менее тетушка требует, чтобы я отменил все ранее назначенные встречи и летел на всех парах в Вуллем-Черси. У нее наверняка какие-то гнусные расчеты, о которых нам с вами ничего не известно. У меня на сердце камень, но ответьте, Дживс, – поднимется ли у вас рука осуждать за это своего господина?

– Никогда, сэр. Прошу прощения, сэр, но, кажется, звонят в дверь.

Дживс растворился в воздухе, а я еще раз вяло ткнул вилкой в яичницу с беконом.

– Телеграмма, сэр, – сказал Дживс, возникая в пространстве.

– Вскройте ее, Дживс, и прочтите. От кого она?

– Она без подписи, сэр.

– Вы хотите сказать, в конце нет имени?

– Как раз это я и стремился выразить, сэр.

– Дайте взглянуть.

Я внимательно вчитался в текст. Телеграмма была странная. Очень странная. Другого слова не подберешь. Вот что там значилось:

Запомни когда здесь появишься жизненно необходимо прикинуться незнакомыми.

Мы, Вустеры, не отличаемся быстрой сообразительностью, особенно поутру, и я ощутил тупую боль между бровями.

– Дживс, что это значит?

– Понятия не имею, сэр.

– Тут написано «когда здесь появишься». Где это «здесь»?

– Обратите внимание, сэр, телеграмма отправлена из Вуллем-Черси, сэр.

– Совершенно верно. Из Вуллем, как вы тонко подметили, Черси. Это нам о чем-то говорит, Дживс.

– О чем именно, сэр?

– Не знаю. Может быть, телеграмма от тетушки Агаты, как вы думаете?

– Вряд ли, сэр.

– Верно, вы опять правы. В таком случае с полным основанием можно утверждать только то, что некто неизвестный, проживающий в Вуллем-Черси, считает жизненно необходимым, чтобы я прикинулся незнакомым с ним. Дживс, но почему я должен прикинуться, что мы не знакомы?

– Понятия не имею, сэр.

– Однако если посмотреть с другой стороны, то почему бы и не прикинуться?

– Совершенно справедливо, сэр.

– В таком случае из этого следует, что имеет место некая тайна и только время поможет ее раскрыть. А нам, Дживс, остается лишь ждать.

– Именно это я и хотел сказать, сэр.

Я прибыл в Вуллем-Черси около четырех и застал тетю Агату в ее кабинете за сочинением писем. Насколько я знаю свою тетушку, она всегда писала людям гадости с ядовитыми постскриптумами. Взгляд, которым она меня наградила, не сиял от радости.

– А, это ты, Берти.

– Да, я.

– У тебя нос в саже.

Я усердно поработал носовым платком.

– Хорошо, что ты приехал пораньше. Хочу перемолвиться с тобой словом до того, как ты встретишься с мистером Филмером.

– С кем?

– С мистером Филмером, это член кабинета министров. Он у нас сейчас гостит. Неужели ты не слышал о мистере Филмере? Быть такого не может!

– Конечно, слышал! – сказал я, хотя понятия не имею, что это за тип. Я плохо разбираюсь в наших политических деятелях.

– Желательно, чтобы ты произвел на мистера Филмера хорошее впечатление.

– Нет проблем.

– Оставь этот развязный тон. И не думай, будто тебе ничего не стоит произвести на мистера Филмера хорошее впечатление. Он известный политический деятель, выдающаяся личность, и его ждет великое будущее. А ты легкомысленный, никчемный и пустой оболтус. Скорее всего мистер Филмер отнесется к тебе настороженно.

Неприятно слышать такое поношение из уст кровной родственницы, – впрочем, мне не привыкать.

– Поэтому здесь ты должен постараться не выглядеть легкомысленным, никчемным и пустым оболтусом. Прежде всего ты бросишь курить.

– Ну, знаете!

– Мистер Филмер – президент Лиги противников курения. Второе: ты откажешься от употребления алкогольных напитков.

– Пропади все пропадом!

– И сделай одолжение, не вздумай заводить речь о барах, бильярдных и актрисах. Мистер Филмер будет составлять о тебе мнение главным образом из бесед с тобой.

Тут я затронул принципиальный вопрос:

– Хорошо, но зачем я должен производить впечатление на этого… на мистера Филмера?

– Затем, что таково мое желание, – отрезала тетка, бросив на меня суровый взгляд.

Не самый находчивый ответ, можно бы придумать и получше, но другого объяснения мне не дождаться, и потому я поспешно ретировался с ощущением сердечной тоски.

Я побрел в парк, и первый, на кого я наткнулся, был Бинго Литтл, провалиться мне на месте.

Мы с ним дружим, можно сказать, с пеленок. Родились в одном городке, чуть не в один день, вместе пошли в детский сад, потом в Итон и в Оксфорд, а достигнув зрелых лет, на славу покутили в добром старом Лондоне. Если кто и может облегчить крестные муки моего пребывания в этом вредоносном месте, так это Бинго Литтл.

Но как он здесь оказался, было выше моего разумения. Не так давно он женился на известной писательнице Рози М. Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, он готовился ехать с женой в Америку, куда ее пригласили читать лекции. Отлично помню, как он проклинал все на свете, потому что из-за этого путешествия придется пропустить скачки в Аскоте.

И как ни странно, он сейчас находился здесь. Мне не терпелось увидеть лицо друга, и я завопил, как на охоте:

– Бинго!

Он обернулся, и, поверьте, то, что я увидел, не было лицом друга. Лицо было все перекошено. Он замахал руками, будто сигнальщик на вахте.

– Ш-ш, – зашипел он. – Хочешь меня погубить?

– А?

– Не получил мою телеграмму?

– Значит, это была твоя телеграмма?

– Разумеется, моя.

– Тогда почему ты не подписался?

– Я подписался.

– В том-то и дело, что нет. Я ничего не понял.

– Но ты ведь получил мое письмо.

– Какое письмо?

– Мое письмо.

– Не получал я никакого письма.

– Значит, я забыл его отправить. Я тебе сообщал, что нахожусь здесь как репетитор твоего двоюродного брата Томаса и что, когда мы встретимся, ты должен сделать вид, будто мы не знакомы. Это для меня очень важно.

– Но почему?

– Если твоя тетка догадается, что я твой друг, она тут же откажет мне от места.

– Почему?

Бинго поднял брови:

– Почему? Берти, ну ты сам подумай. Если бы ты был твоей теткой и знал, что ты за тип, допустил бы ты, чтобы твой ближайший друг был наставником твоего сына?

Моя бедная голова пошла кругом, но скоро я все-таки сообразил, что в его словах кроется много суровой правды и здравого смысла. Однако Бинго не объяснил мне, в чем суть или, если хотите, смысл этой таинственной истории.

– Я думал, ты в Америке, – сказал я.