В конце концов Хелена меня уговорила. Хотя особых уговоров и не требовалось. Все Четтлы, вместе взятые, — это совсем не те люди, с кем хочется оказаться по соседству во время долгого авиаперелета, но они из тех, к кому бросаешься во время душевного кризиса. Это семья, которая появится дождливой темной ночью, если у тебя сломалась машина. Именно Хелена нужна, если в один прекрасный вечер ты, закусив виски ЛСД, решаешь, что твои спагетти превратились в змею. Ну, вы знаете таких людей. Хелена Четтл — гордость Мика и детей. Надежная. Серьезная. Благоразумная. Печет пироги.

Двое ее детей — это не считая малютки Ольги — побеждали в соревнованиях по атлетике и получали медали на конкурсах джаз-балета. Мать они обожают, и когда я их видела около года тому назад, они сверкали дырками между зубов и непрерывно спрашивали: «Мам, а можно пойти в „Макдоналдс“?» — на что Хелена неизменно отвечала: «Нет».

Смешно, но жизнь Хелены и в самом деле похожа на рекламный ролик. Вся та мура, которую я пишу про чистящие средства и сухое молоко, — настоящая жизнь моей подруги. Если у нее кончается свое молоко, она тянется за — «Как хорошо, что у меня есть!» — сухой молочной смесью. Никого другого, потребляющего сухое молоко, я не знаю. Не думаю, что одинокие люди вообще в курсе, что это такое.

Сидя у нее на кухне и потягивая чай, невольно берешь кое-что на заметку для грядущих рекламных кампаний. И когда Хелена надевает рукавицы и вытаскивает из духовки поднос с песочными коржиками, мне даже хочется ее сфотографировать: мы же сутками бьемся, чтобы на рекламе получилось вот такое: «А-ах, домашние коржики!»

— Привет, Ольга!

Малышка в своем манеже издавала влажные, чмокающие звуки, сжимая и разжимая пальцы так, что мне сразу вспомнилась медуза из утреннего фильма Жака Кусто. Фотографии Ольгиных братца и сестрицы висели на стене, рядом с гигантским рисунком косоглазых уток.

— На работе очень загружают? — спросила Хелена, разливая чай в одинаковые чашки с желтыми розочками.

— Я тут переспала кое с кем…

— О-o… — Хелена рассмеялась.

Я не обиделась. Наверное, это действительно прозвучало по-дурацки.

— Мы работаем вместе. Поэтому я туда сегодня и не пошла. Вообще, не знаю, смогу ли я когда-нибудь туда пойти.

— Полагаешь, с ним творится то же самое?

— Сомневаюсь, что он такой чувствительный.

Хелена кивнула.

— Да, бывают такие, — промолвила она после паузы.

— У него было еще с одной. На десять лет моложе. С работы. Ну, понимаешь.

— Ага…

Она, похоже, как раз собиралась изречь нечто глубокое и провидческое, но тут Ольга рыгнула и извергла что-то белое.

— Можешь ты мне кое-что сказать? — спросила я, наблюдая как Хелена орудует шваброй, похлопывает по спине ребенка и одновременно выкладывает коржики на поднос.

— Угу-м-м?

— Как ты это делаешь?

Я думала, что Хелена по своей привычке отшутится, или на нее нападет вдруг приступ кашля, или же она просто наплетет мне что попало. Но целую минуту Хелена Четтл смотрела в кухонное окно, держа на плече Ольгу. Финальная сцена «Камиллы».

Наконец она обернулась. И ответила вопросом на вопрос:

— А почему ты сама не попробовала с Тревором Макви?

— Ну-у, здрасьте… Хелена улыбнулась.

— Тревор сейчас живет в Перте. У него две маленькие девочки. А с женой он разошелся.

— Тревор Макви?

Почему-то я никак не могла представить его отцом двух девочек. Еще бы — в последний раз я его видела, когда ему было шестнадцать и он едва не добрался до моих миндалин. А диск-жокей в это время гонял песни «Кью», танцевать под которые было невозможно — даже при том, что мы весь вечер смешивали кока-колу с какими-то безобидными таблетками, трогательно изображая, будто мы под кайфом.

— Он славный парень, — задумчиво произнесла Хелена.

И она все похлопывала Ольгу, поворачивала краны, открывала банки — и, улыбаясь, ждала, что я скажу.

— Я же не могу выйти замуж за Тревора Макви, — пробормотала я наконец.

— Ты ведь сказала, что у тебя абсцесс в зубе, когда он пытался тебя поцеловать?

— Ну да.

— Кажется, он расстроился из-за этого. Он говорил Мику.

— Ох нет! — вырвалось у меня.

— Ой, с этим все в порядке. Знаешь, Тревор в этом смысле мало отличается от Мика. Он парень что надо.

По-прежнему улыбаясь, Хелена поставила Ольгу в манеж и переложила половину коржиков на бумажную тарелку, прикрыв их нарядной оберткой.

— Вот, возьми.

— Ох… Спасибо.

Значит, вот оно как. Оракул сказал свое слово. Хелена Четтл дала мне толкование любви и жизни, из которого следует, что Мик Четтл и Тревор Макви — парни что надо, а если бы я не была лживой коровой и в 1984 году, когда кое-кто лез мне языком в горло, не прикинулась бы, будто у меня абсцесс в зубе, то сегодня была бы счастливейшей женщиной. Но коржики я все равно взяла. Вы бы тоже на моем месте взяли.

В конце концов я обошлась без Безумной Недели. Уложилась в Безумный День. Может, сказалось благотворное влияние Хелены Четтл, а может, подействовал Билл, который решил мне объяснить, что Интернет — это не только карты Таро.

Он зашел как-то вечером: мне настолько надоело по очереди терзаться то из-за Лайма, то из-за Дэна, что в поисках спасения я позвонила ему.

По правде говоря, я просто не могла больше сидеть в пустой квартире. И когда Билл прискакал сверху и дважды стукнул в дверь, я от души была ему рада.

Похоже, и он обрадовался не меньше. Впрочем, может, это из-за того, что сейчас на мне не было халата, через который просвечивали соски.

Я сварила нам кофе и тут только заметила, что пластырь Билла исчез. На его месте виднелся маленький шрам, все еще слегка розовый.

— Ты без этой штуки?

Как ни странно, он понял, о чем я, и провел пальцем по подбородку. Между прочим, весьма привлекательному — надо будет сообщить Хилари.

— Да, зажило наконец, — пожал Билл плечами и включил модем.

Это была та стадия, когда он уже обращался с моим компьютером как с собственным, а мне только и оставалось, что откинуться на спинку стула и выглядывать из-за его плеча.

— А что это было? — полюбопытствовала я.

— А-а… — Билл снова пожал плечами. — В меня чем-то кинули.

— Что, серьезно?

Мысль, что кто-то мог чем-нибудь запустить в Билла, не совсем укладывалась в голове.

— Девушка, с которой мы жили. Там, дома. Ну, это долгая история.

Вот тут я потеряла дар речи. Обычно у меня всегда есть что сказать Умнику Биллу — каким бы он ни был замкнутым и застенчивым. Но сейчас — пшик. Двух обескураживающих фактов — а) что кто-то испытывал к нему такую страсть и ярость, что запустил чем-то ему в физиономию, и б) что совсем недавно он жил с женщиной — оказалось вполне достаточно, чтобы я просто онемела.

— Выходные хорошо провела? — спросил Билл, сидя спиной ко мне. На какое-то мгновение я встревожилась, не слышал ли он мои слезные причитания и долгие терапевтические телефонные разговоры с подругами, которые поддерживали меня на плаву с самого воскресенья.

— Д-да. Нет. А ты как? У меня, если честно, все было дерьмово.

— А-а.

Он развернулся ко мне и улыбнулся, и до того это была чудесная улыбка, улыбка понимающих друг друга одиночек, что на какой-то миг у меня возникло странное чувство, будто у нас с ним есть нечто общее. Потом он снова отвернулся, ушел с головой в компьютер — и опять стал Умником Биллом.

— Вот, — пробормотал он, постучав несколько минут по клавишам и поелозив мышью. — Это чат.

— Ага.

— Вроде разговоров по телефону, только не вслух говоришь, а печатаешь.

— М-м-м.

Понимала я в этом примерно столько же, сколько в картах Таро, но Билл, похоже, считал, что я все отлично понимаю, и я вовсе не собиралась его разубеждать.

— Смотри. Тут разные каналы, вот это явно Новая Зеландия — Киви. А это…

— Ага. Оргия. Звучит неплохо.

Глядя на аккуратно подстриженный затылок Билла, я видела, как наливаются малиновым румянцем его шея и уши в стиле сороковых годов.