ТБ: О… извините.
Мне действительно было очень жаль. Я всего лишь смотрела на экран, но чувствовала, как он поник где-то там, в парижском Клиши.
ТБ: ПД, извините.
ПД: Все в порядке. Но раз уж вы спросили — это у меня впервые. Вот, подумал о романе в Сети.
ТБ: Итак, вы это сказали.
ПД: Мы тут сознаемся кое в чем, вы это имеете в виду? ТБ: Так мы сознаемся?
ПД: Если хотите.
ТБ: Но я вас почти не знаю.
ПД: Вы почти не знали и всемирно известного Переходного Мужчину, если мне не изменяет память.
ТБ: Да, верно. Кроме того, я должна сделать одно признание.
ПД:???
ТБ: Мне о вас говорил экстрасенс.
ПД: Как?
ТБ: Она предрекла, что я кого-то встречу с помощью компьютера.
ПД: Что значит «кого-то»?
ТБ: Ну что ж, под воздействием алкоголя могу и рассказать. Того, кто мне предназначен судьбой. Она говорила, что я встречу своего избранника с помощью компьютера.
ПД: Отлично. Я рад, что вы под воздействием алкоголя. Спокойной ночи.
ТБ: Это что, все?
ПД: Шучу. Спасибо, что рассказали.
ТБ: И что же вы думаете об этом?
ПД: О чем?
ТБ: Не смущайте меня. О предназначенном судьбой.
ПД: Спокойной ночи, мадам Техноботаник.
ТБ: Как вы думаете, мы когда-нибудь встретимся?
ПД: Ну а вы как думаете?
ТБ: Одному экстрасенсу ведомо:
ПД: Спокойной ночи.
ТБ: Спокойной ночи.
Поверите ли, но мы точь-в-точь как в реальном мире никак не могли закруглиться. Словно какая-нибудь старая парочка вроде принца Чарлза и Камиллы — просто не могли расстаться. У нас на это ушло минут десять. В глубине души я находила это весьма романтичным. Я многое высказала, когда Джоди брала у меня интервью для своего фильма. Я согласилась бы на что угодно в те дни. Даже если бы все происходило только на экране монитора.
А как было бы чудесно рассказать кому-нибудь обо всем. Похоже, мне так и придется сделать, иначе дело кончится самовозгоранием. Вот только с чего начать? «Меня зовут Виктория Ходячий Крах Любовных Отношений, и у меня виртуальный роман с незнакомцем из Парижа». Вот-вот…
В столь поздний час оставалось только одно. После четырех стаканов дешевого вина на пустой желудок меня вывернуло.
Глава двадцать третья
Мы с Кайли добивали последние строчки в этой кошмарной пенсионной кампании и истерически веселились по поводу того, что сами отродясь не платили никаких взносов. И тут тренькнул служебный мобильник. Вот это да. Тысячу лет тому назад я на всякий пожарный случай дала Джоди наш номер, и делать этого явно не следовало. Но что теперь говорить.
— Тебя, — сообщила Кайли.
По счастью, мобильник давно уже превратился в бэтменовское переговорное устройство между Кайли и ее мамочкой в Квинсленде, так что вряд ли у меня возникли бы проблемы из-за личных разговоров. Но на всякий случай я унесла мобильник на кухню — вдруг Бобби застукает и заведет песню о предупреждениях.
Владелец злополучного йогурта прилепил на холодильник новую бумажку. Она гласила: «ХОЧЕШЬ СОЕВОГО МОЛОКА — КУПИ СЕБЕ САМ!!!» И почему я ощущаю укол совести каждый раз, когда вижу эти записки? Я ведь даже не люблю соевое молоко.
— Джоди, ты не вламывалась к нам, чтобы стащить соевое молоко?
— Нет. Что это с тобой?
— Просто ты единственный человек из моих знакомых, кто пьет эту дрянь, — объяснила я. — Ладно, неважно.
— Я насчет твоей мамы, — начала Джоди. — Я подумала, что лучше…
— Знаешь, я категорически против.
— Неподходящее время для разговора? — спросила она.
— Для разговора как раз подходящее.
Я словно воочию видела, как Диди, прикусив губу, подает ей сигналы: «Потом, потом!»
— Слушай, я действительно рассержусь, если ты возьмешь у моей матери интервью насчет ее личной жизни. Понятно? И главным образом потому, что речь пойдет о моем отце. Видишь ли, Джоди, это мои родители.
— Но ты же не видела этого на пленке, Вик, а это просто изумительно. Давай ты посмотришь отснятый материал. Пожалуйста.
— А, так ты уже сняла ее.
— Когда мы выключили камеру, она сказала, что это было словно очищение.
— Когда это случилось?
— Сегодня утром, — ответила Джоди. — Она просто позвонила и попросила приехать.
Моя мать. Когда она только успела? Она же аудитор, работает целыми днями, и времени у нее нет даже на стирку (она как-то предлагала эту работу Диди, но та отказалась), и вот, пожалуйста. Интервью для документального фильма.
— И она говорила о папе?
— Да.
— Грандиозно.
Еще одно развлечение для Дэна с Эрикой, когда они заявятся на Сиднейский кинофестиваль. Все семейство Шепуорт выставлено напоказ. Я несу всякую трогательную чушь про свадьбы, а мама рассказывает, какая подколодная крыса мой отец (ее любимое выражение: «Твой отец, конечно, очень чувствительный, но он такая крыса подколодная»).
— Джоди, я ведь серьезно.
— Но Вик!
— Нет!
— Слушай, твоя мама хочет в этом участвовать.
— Тогда вырезай меня оттуда.
— Ох… Ну ладно. Похоже, и в самом деле лучше поговорить попозже.
— И не звони на этот мобильник. Он не мой. Он принадлежит конторе. А я и так уже здесь на плохом счету.
— Что?
Щелк. Счастливо, Джоди. Чокнутая старая корова. Вот такое же, наверное, случается с голливудскими режиссерами. В глазах у них безумный блеск, ноздри раздуваются от амбиций, и они так и норовят у вас за спиной взять интервью у вашей матери. Что угодно — только бы попасть в Канны. Как же. Что угодно, чтобы попасть на дурацкую женскую тусовку по искусству в каком-нибудь клубе на Центральном побережье.
Джоди заявилась прямо на работу ближе к концу дня. Я знала, что она это сделает. Кайли косилась на нее с любопытством, смешанным с испугом. Я настолько привыкла к майке в стиле Джона Траволты и размазанной туши, что забыла, до какой степени Джоди может пугать и/или восхищать незнакомых людей.
— Вик, у тебя все в порядке? — вкрадчиво спросила она.
— Нет, у меня не все в порядке.
— Похоже, тебе срочно требуется массаж, — продолжала Джоди.
— Нет.
— У тебя все плечи в нервных узлах.
— У меня голова в нервных узлах.
Очень в духе Джоди. Утихомиривает бурю, которую сама же и закрутила. Но для Кайли — отличное развлечение.
После истории с Макраме-мужчиной наши отношения достигли того уровня, когда можно не притворяться, будто не подслушиваешь. Так что Кайли высунулась из-за перегородки и выразительно спросила, все ли у меня в порядке.
— Да, в порядке.
Подразумевалось, не надо ли меня защитить от этой женщины с безумными глазами и плохой стрижкой (но, нельзя не признать, с потрясающим телом юной — 21 год — вегетарианки). Нет, не надо. Может, Джоди порой и раздражает, но я к ней привыкла. А когда жизнь превращается в подобие циклона Трейси, лучше, чтобы рядом находились близкие люди. Они вроде деревьев, к которым можно пристегнуться, когда все вокруг превращается в хаос.
— Ладно, мы пошли.
Я помахала Кайли, подхватила сумку и увлекла Джоди в коридор. Пока мы спускались по лестнице — я на своих каблуках, Джоди в пурпурных балетных тапках, — слова из меня сыпались сами собой.
— Я вовсе не собираюсь разваливать твой фильм, ничего подобного, и маму я остановить не могу. И если ты так хочешь, не надо меня вырезать, только, пожалуйста, не показывай этот фильм нигде, где его мог бы увидеть Дэн, ладно? Или папа. В Лос-Анджелесе его не показывай.
Тут Джоди меня перебила.
— Его и не покажут в Америке. У меня и в мыслях такого не было. Послушай, — она подняла ко мне свое рыбье личико, — это же так, эксперимент. Для Диди и меня. О том, что мы должны постичь себя. Это же не просто фильм как таковой. Ну ты же сама знаешь, Вик.
— Продолжай.
— Ну и что из того, если Дэн и увидит это?
И вот тут я остановилась. А если и увидит? Хорошая мысль. Я болтаю о свадьбах в малобюджетном документальном фильме, а он-то здесь при чем? Какое ему дело?