— Догадался.

— Но ты не откажешься еще раз продиктовать мне свой адрес?

— Если одолжишь ручку, — сказал он.

Руки Лайма — настоящие руки художника. С длинными пальцами. И довольно гладкие. Только мелкие порезы о края бумаги — и все.

— Вот, пожалуйста. А это — номер телефона.

С расстояния метров двадцати могло показаться, что свободный художник-график протягивает визитную карточку старшему копирайтеру. Но в действительности это был тот самый миг между мужчиной и женщиной. Обмен флюидами, если можно так выразиться.

Тут одна из девушек-бухгалтерш направилась к нам, помахивая какой-то бумажкой. Кажется, первым чеком для Лайма. Вообще-то ей вовсе не обязательно было тащиться сюда, чтобы вручить его. Просто есть в Лайме что-то такое, отчего людям постоянно хочется для него что-нибудь сделать.

— Еще увидимся. Или я получу от тебя послание.

— Если мне удастся его отправить, ха-ха-ха! — И я загоготала, словно гиена.

Похоже, мои навыки в области флирта подвяли с тех пор, как мы расстались с Дэном. Веду себя, точно продавщица из «Эйвон», впаривающая мужику лосьон для бритья, который ему даром не нужен.

После ухода Лайма возникло странное ощущение пустоты. Вот и в прошлый раз случилось то же самое. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы я чувствовала себя выбитой из колеи, гоняя в компьютере листовку с «Сухими завтраками». И достаточно, чтобы я поклялась по пути домой завернуть к Биллу — пусть даже разрыв между автоответчиком и компьютером получится меньше недели.

Вернулась Кайли и обнаружила у себя на столе эскизы Лайма. И быстро обернулась ко мне:

— Вики! Ты видела Лайма?

— Да.

— Он сказал что-нибудь? Ну, вообще-то…

— Нет, просто заглянул на минутку.

— Я ему должна была передать чек, — процедила Кайли. — Из бухгалтерии.

— Кажется, он его уже получил.

— И вообще нам с ним надо было поговорить.

Пауза. Кайли разозлилась, и не на шутку. Через несколько минут она заговорила вновь:

— О Дэне слышно что-нибудь?

Отвечать я не собиралась. Хотя в глубине души мне было жаль Кайли. С Лаймом ей не светит ни единого шанса. Ни малейшего. Как и клацающей каблуками-платформами и гремящей бусами-маргаритками девчонке-бухгалтерше, которая гарцевала тут с его чеком. Если честно, я не думала, что вообще у кого-нибудь из нас есть шанс. Конечно, не то чтобы меня это волновало… Ха.

Возле дома я заметила Билла, припарковывающего машину. Парковался он неважно — должно быть, потому, что больше привык управляться с коровами, виноградными лозами или комбайнами — или что там у них есть в Дорриго.

Билл опустил стекло автомобиля:

— Я тебе что собирался сказать… В любое время, когда захочешь, чтобы я твой компьютер посмотрел…

Судьба.

— Вообще-то он так и стоит.

— А ты занята сейчас? — спросил Билл.

— Да нет, заходи.

Он и зашел — как раз когда я собиралась залезть в душ. Дверь я ему открыла в своем стареньком сером халатике — и умчалась по коридору, пока багровый румянец у Билла не перебрался с шеи к пластырю на челюсти. Румянец я списала на деревенские манеры. А когда посмотрелась в зеркало в ванной, то обнаружила, что на мне тот самый халат, сквозь который видны соски. О-ля-ля.

Подойдет ли Биллу Хилари? По крайней мере, она могла бы сдирать с него пластырь. Уверена, ему очень хочется, чтобы это делал кто-нибудь вместо него. Уж я — то, как одинокий человек, знала, каково это — когда даже пластырь с тебя содрать некому.

Когда я появилась после душа, высушенная феном, одетая, надушенная, напомаженная и причесанная, Билл пялился на портрет Барта Симпсона,[6] таинственным образом появившийся на экране компьютера.

— Получается? — поинтересовалась я.

— Получается… — Билл похимичил еще немного, и на экране появился Элвис Костелло. — Может, что-нибудь еще хочешь посмотреть?

— Брэда Питта нагишом.

Господи, с ума можно сойти. Надо позвать Хилари и Джоди, пусть тоже развлекутся.

— Э-э… Не получится, — промямлил Билл. — То есть получится, конечно, но тебе придется отключиться, чтобы позвонить.

— Отключиться… — меня осенило. — А, от Интернета?

— Да. Смотри… Покажу тебе, как это делать самой, когда уйду. У меня сквош сегодня, — объяснил он.

— Да? А Хилари обожает сквош.

Действуй, Виктория, ты же можешь!

— А ты?

Рехнулся он, что ли? Вроде через этот старенький ситцевый халат видел достаточно, чтобы сообразить: спорт и я — понятия несовместимые. Да что там…

— Знаешь, Хилари бы с удовольствием поиграла.

— Пожалуйста, в любой момент.

С этим Билл и ушел. Чудной он какой-то. Уши слегка торчат, как у австралийских солдат на фотографиях сороковых годов. И очень вежливый. И чем больше я думаю об Умнике Билле, тем ярче представляю себе, как заверещит от восторга Хилари. Это должно произойти. Обязано.

Но когда я ей позвонила, особого энтузиазма подруга не выказала:

— Как говорят у нас в «Женском кружке», мужчины — вроде органов пищеварения: есть хочется, а почему — не знаем.

Я вскипела.

— А я-то думала, ты хочешь с ним познакомиться!

— Ну, не знаю, — протянула Хилари. — Я, кажется, к нему охладела.

— Да ты же с ним никогда и не встречалась!

— А вдруг он голубой? — возразила Хилари. — Знаешь, я это уже проходила.

— Ладно… Ко мне-то зайдешь?

— Да. Если не начнешь знакомить меня с Биллом.

— Не начну. И вообще, он уже ушел играть в сквош.

Когда я позвонила Джоди с Диди, голоса у них звучали так, словно они изрядно обкурились — держу пари, именно это они и сделали. Но устоять перед возможностью послать письмо Камилле Палья или слазить на страничку Эллен де Дженерес — такое было выше их сил.

— Приходите! — я была словно школьница, зазывающая подружек, чтобы похвалиться пополнением в своей коллекции кукол Барби.

— А можно? — спросила Джоди. Диди выхватила у нее трубку.

— Это подтолкнет наши исследования! — выкрикнула она возбужденно. — Это для нашего доко!

Джодино и Дидино «доко» — так называемое исследование — на самом деле представляет собой обычный клочок бумаги, но после бог знает скольких лет бесплодных усилий Джоди уже говорила о нем как о чем-то реальном. Какая-то белая колдунья в Байрон-Бэй научила ее: говори о чем-нибудь несуществующем так, как будто оно есть, — тогда оно и в самом деле появится. Что-то в этом духе.

Темы Джодиных и Дидиных исследований менялись со временем. Разве сотрутся из нашей с Хилари памяти «Женщины и их усы: историческая перспектива»! Или это были «Ступни моей бабушки»? Хотя суть не менялась. В исследованиях Джоди и Диди не было места мужчинам, но обязательно обсуждалась какая-нибудь часть женского тела. А теперь они мечтали снять фильм «Любовь и женский опыт». Я помогла им с заявкой: отпечатала после работы несметное число копий в нашей конторе. Наверное, мне следовало проявить побольше энтузиазма. Но ведь все равно Джодины исследования — вроде моих парней: сериальные фантазии.

— Ну так до скорого, цыпоньки, — сказала я.

— М-м… Ладно.

Обожаю называть их цыпоньками. Они от этого так психуют.

Когда все наконец были в сборе, мы сгрудились у компьютера. Со стороны мы, видимо, и в самом деле напоминали школьниц, охающих и ахающих над домиком Барби. Диди, которая разбиралась в микроволновках и компьютерах (любовница с техническим уклоном, как говорит Джоди), открыла почтовую программу.

— Это он все наладил?

— Что наладил? — не поняла я. — Ты о ком?

— Ну вот этот, — Диди кивнула на исписанный мелким почерком листок бумаги. — Парень сверху. Он и подключил компьютер к сети, и пароль установил, да и вообще все сделал. — Она хмыкнула. — Похоже, он к тебе неровно дышит.

— Он к компьютерам неровно дышит. Джоди объявила, что мой пароль — «локот-роксо».

— Запомнишь? — спросила она.

— Так его же все слышали. Нет, мне точно не запомнить.