Он все так же лежал на диване, боясь пошевелиться, и смотрел на яркий в лучах солнца силуэт у окна. Как быстро и незаметно прошла эта ночь. Как непривычно спокойно было пробуждение. И как красиво это хмурое утро, быть может, последнее в его жизни.

— Небо плачет, — усмехнулся Арман, все так же глядя в расчерченное дождем окно. — И долго ты будешь притворяться?

— Мой архан, я не хотел мешать.

— Ты мне не мешаешь, — в голосе Армана послышалась странная, не свойственная ему мягкость.

Он будто извинялся. За дождь за окном. За погубленную сестру. За сволочных арханов… за несправедливость богов… И за то, что Нар скоро умрет. Пусть и умрет. Не страшно. Не важно. И почему-то кажется, что смерть эта если и будет, то будет легкой. А, может, и вовсе ее не будет. Есть ли эта смерть? Жрецы говорят, что это всего лишь миг боли, когда душа прощается с телом, а потом — переливающаяся всеми цветами радуги грань… и туда уже или пустят, или нет… если не пустят, то и хорошо. Нар и рад поскитаться по миру живых, побыть рядом с Арманом еще хотя бы немного, хотя бы как тень.

— Собирайся, — архан на миг осекся, потом повернулся и, взяв с сундука ворох одежды, кинул ее Нару. Грубо. Но Нар откуда-то знал, что Арман скрывает за грубостью боль. И от этой боли сердце кольнуло, а по груди расплылась тягучая темнота. И приятно, и страшно.

— Мой архан…

— Умирать надо в праздничной одежде, не так ли? И… умойся. В последний раз.

Сказал и вышел. А за занавеской, как оказалось, ожидала наполненная горячей водой ванна. И на столе стыл сытный завтрак — свежий мягкий сыр, молоко, еще теплый хлеб. Такого Нар давненько не ел, если вообще-то когда-то ел. Арман решил его побаловать? Напоследок?

Рядом с одеждой лежал черепаховый гребень, которым Нар тщательно вычесал волосы… а потом… сунул гребень за пояс. С архана не убудет. А у Нара хоть что-то останется на память… Что-то, за что он может ухватиться мыслью, когда его будут убивать.

Глянув на солнце, Нар решил, что тянуть более не стоит. До храма полдня пути, а Нар не хотел, чтобы Арман возвращался в поместье поздней ночью. Говорят, что бродит по округе ночами какой-то зверь. Деревенские боятся из дома лишний раз выходить, а Арман, как всегда, слишком беспечен.

Нар вышел из комнаты, столкнулся в коридоре с тонкой девчонкой-служанкой и криво усмехнулся, прочитав в ее глазах жалость. Почему они все не понимают, что жить временами страшнее, чем умирать? Умирать вообще не страшно. Страшно другое — все эти слуги, все рожане в деревне живут под Арманом так, как Нар и его близкие не жили никогда — спокойно. Не голодают, ничего не боятся, не сидят зимой в холодных избах, потому что все леса вокруг — принадлежат архану, а архан не позволяет брать дрова и даже собирать хворост. Местным же всего хватает.

Чего еще надо? Почему ждут и не дождутся, когда архан «уберется в свою столицу». Потому что Арман другой? Потому что Арман их лучше?

— Скажи, ты когда-нибудь спала с арханом? — тихо спросил Нар.

Щеки девушки залились румянцем. Наверное, она не только с арханом ложа не делила, но и ни с кем не делила. Счастливая. На вид хорошенькая, чуть старше Нара, а ее еще ни разу не заставили лечь ни с арханом, ни с кем-то из дозорных.

В деревне Нара это было немыслимо. И под дозорными лучше — те хоть, как правило, озаботятся, чтобы не зачать дитя. Когда же девушка надоест — к родным отпустят. А архан, говорят, совсем был лишен магии, а семя у него было крепкое, и дозорных «за собой убирать» он звать не любил, оттого и беременели от него часто, а потом в лесах умирали.

— Нет, — ответила наконец-то девушка.

— А кто-то из твоих подруг?

— Нет…

— Арман несправедлив? Жаден? Жесток?

— Нет…

— Так почему… Почему ты вчера сказала, что худшего архана у вас не было?

— Это даже забавно, — сказал кто-то за спиной и тотчас добавил, обращаясь к служанке: — Иди, девочка.

Нар повернулся и низко опустил голову. Мага-дознавателя, худого и неказистого, слуги боялись даже больше, чем Армана. И не зря. Этого надо бояться. Нар это шкурой чувствовал.

— Забавно, шавка защищает матерого волка, — цепкие пальцы ухватили подбородок, заставив развернуть лицо к свету. — Смелая шавка-то, безрассудная. Арман — глава рода. Так что бояться ему нечего, а вот тебе…

Он некоторое время молчал, а Нар не спешил отвечать. Знал, что с такими лучше без спросу не отзываться. Получишь. А уж как маги могут помучить, обычным арханам и не снилось. Так что лучше уж промолчать, пока можно.

— А ведь знаешь, если Арман отвезет тебя к жрецам — ты умрешь.

— Знаю, — ответил Нар, правильно уловив, что от него ждут ответа.

— Так почему даже не думаешь бежать?

Потому что некуда бежать. И незачем.

— Не хочешь облегчить Арману ношу?

Нар вздрогнул, невольно вырвал подбородок из чужих пальцев и тихо переспросил:

— Облегчить?

— Какой славный щеночек, — усмехнулся маг. — Верный. Будет бегать за хозяином до тех пор, пока не убьют. А ведь Арман не хочет, чтобы тебя убивали. По глазам его вижу, что не хочет. И с удовольствием тебя отослал бы подальше, да не может. Это только вы, рожане, думаете, что арханы свободны. Арман беспрекословно подчиняется опекуну, а опекун приказал отвести тебя в храм. Бедный хозяин… собственноручно отдать любимого щеночка на растерзание. Как забавно. Было бы жаль пропустить такое зрелище.

Нар хотел было ответить, но неожиданно появившийся за его спиной Арман успел первым:

— К сожалению, не могу доставить вам подобного удовольствия, — Нар вздрогнул: таких ледяных ноток в голосе Армана он еще не слышал. Оказывается, раньше его архан не был всерьез холоден, холоден он был сейчас. — Дождь все сильнее, дорога не будет легкой. Боюсь, повелитель не простит, если я угроблю его мага-дознавателя.

— Ваше здоровье не менее важно, — начал было маг, но Арман его одернул:

— Я не маг, я воин. Это только маги хрупки здоровьем…

— Потому что наша сила в другом, мой мальчик, и советовал бы это помнить.

— Я помню, — вежливо поклонился Арман. — А теперь позвольте мне и моему слуге откланяться. Дорога в храм не близкая, я хотел бы воротиться засветло.

Нару почему-то показалось, что услышанное магу не понравилось. Глаза дознавателя стали суровыми, между бровей появилась морщинка:

— Позвольте поинтересоваться. Люк и его дозорные еще не вернулись?

— Не вернулись.

Нар опустил голову — смотреть в глаза мага, вспыхнувшие на миг синим светом, было невыносимо. Вот оно что такое сила... что-то, от чего дышать тяжело и воздух кажется густым, как уже почти ставшая льдом вода. И становится то холодно, то жарко, и даже Арман бледнеет больше, чем обычно.

— Вы глупее, чем я думал, Арман, — начал маг. — Выезжать теперь из поместья без должного сопровождения да еще и в одежде простого рожанина! Это более чем безрассудство, простите, но это глупость!

— Вы забываетесь, мой друг, — спокойно ответил Арман. — Я не могу наряжаться в одежды архана. Своего хариба у меня нет, самому это сделать не так и просто, все время одалживать харибов у дозорных не совсем мудро, потому я привык одеваться так, как одеваюсь. И выезжать из поместья тогда, когда мне охота выехать. Это не двор и не столица, к которым вы привыкли, здесь наряжаться незачем. Здесь меня все и так знают. Это мои леса. Мои люди. Мои земли, — кинул Арман, разворачиваясь. — Мне бояться нечего.

А ведь маг прав, подумалось Нару, в чем-то очень даже прав.

— Береги его, — сказал Грейс.

Нар и собирался беречь, только не знал — как. Ведь Арман быстрее, умнее, лучше. Как можно уберечь кого-то, кто сам сильнее? Понимая, что маг прав, Нар хотел попросить Армана быть осторожнее, но увидел упрямое лицо архана и понял, что что-то доказывать и говорить бессмысленно. Арман уже решил, а Нару, увы, ничего не изменить.

Во дворе ждали две оседланные лошади. Арман вскочил на вороного жеребца. Молодой конь юлой крутился под всадником, всхрапывал, бил копытом, будто чувствовал тщательно скрываемое раздражение хозяина. Низкое небо хмурилось и плакало крупными холодными каплями, а Арман, словно не замечая дождя, даже не думал натягивать на голову капюшон.