– Пусть кажется каким хочет. Знаешь, что он мне заявил?

– Что? – чуть улыбнувшись, спросила Мика.

– Что у меня есть только один вариант – выйти замуж за него! – воскликнула я. даже не воскликнула, а почти проорала.

– Ну так он прав, – с серьезным видом проговорила хозяйка моей столицы.

– Ты издеваешься?! – ахнула я.

– Нет, совершенно серьезно. Не за Франклина же тебе выходить, в самом деле.

– Он, видишь ли, сожалеет, что допекал меня в академии, вместо того, чтобы ухаживать!

– Ну так и это правда, – пожала плечами Мика. – Иначе бы зачем он сейчас тут был? Деньги ему не нужны, титул тоже. Получается, личный интерес. Воооот этот… – подруга ткнула в меня коротко обстриженным пальцем.

– Ты серьезно думаешь, что он – лучший вариант?

– Вообще-то да. он хорошо тебя знает. Изучил, пока дергал за косички. Он самоуверен, но без этого к тебе не подойти и на полет стрелы. Он дерзок, но для принца-консорта это плюс, иначе сожрут твои придворные падальщики. И, думаю, он любит тебя. Не так. как бедняга Фанклин, а вполне осознанной любовью. Обдуманной и взвешанной, но тем неменее.

– Ты вот сейчас вообще не помогаешь, – буркнула я.

– В делах сердешных тебе никто не помощник, – вздохнула Мика. – Поэтому я помогаю тебе на улицах города. Все готово для твоего феерического марша.

– Марша? – приподняла я бровь.

– Да. Пешего марша.

– Ты хочешь, чтобы я ножками прошагала по полному волнений городу? – уточнила я. – Мне не так чтобы страшно, но Кирион за такое открутит голову.

– Во-первых, ты получишь народную любовь, если будешь идти, общаться с людьми, успокаивать их. Мои люди подстрахуют, гвардейцы будут с тобой и те суровые ребята, что стоят на входе в твой кабинет тоже. Во-вторых, проехать все равно не получится, карету однозначно раскачают и перевернут, лошадей сопрут прям из-под носа, и придется еще отбиваться в стратегически проигрышных условиях.

– Марша… – обреченно вздохнула я. – Тогда пошли что ли? Закончим это дело… и все остальные дела следом тоже закончим.

Я выразительно посмотрела на подругу, но она сделала вид, словно не замечает моего немого вопроса. Впрочем, это успеется. А вот подавление бунта и разоблачение подобравшегося слишком близко к власти оппозиционера – нет. Упустим момент сейчас, потом будет неуправляемая катастрофа как физическая, так и экономическая.

Жаль только Кирион не успел вернуться.

Глава 40

Когда Кирион дарил Констанции домик, он думал, что со временем, это станет ей хорошим приданым, вне зависимости от развития их отношений. Но годы шли, девушка оказалась не только удивительно хороша собой во всех отношениях, но и весьма умна. Она очень быстро освоилась при дворе, ей легко давались и этикет, и танцы, и хитросплетения интриг. Она поистине магическим образом находила общий язык со всеми, даже самым ядовитыми придворными шлюхами. И Кирион гордился своей избранницей, в глубине души надеясь, что ему удастся вывернуться из железного захвата матриарха и построить свою личную жизнь так, как он посчитает нужным.

Но поездка в мир Воздуха изменила все. Кирион, наконец-то встретился с той, кого пророчили в его жены. Точнее, его в ее мужья. И вопреки сплетням, слухам и всем достоверным фактам, девушка его поразила. О, Сольвейг эльд-Лааксо была хороша. Яркая огненная красота девушки сочеталась с поистине пламенным характером. Несгибаемая воля, невероятная сила, полное презрение к трудностям и препятствиям. Все это восхищало Кириона, ведь раньше единственным человеком с хоть сколько-то сопоставимыми моральными качествами, была его сестра.

Но Демира, несмотря на все ее таланты, была больше искусным политиком, талантливым управленцев. Сольвейг же была сначала боевым магом, и уже потом всем остальным. И титул ее плелся где-то в хвосте положительных сторон девушки. Его сестра росла в достатке, в гротескной заботе нянюшек, в то время как Сольвейг прикоснулась к самому страшному событию Орихалковых миров, и несла в себе эту печаль, старательно пряча ее под пламенем сердца. Закрыв глаза, Кирион мог легко представить себе золотые глаза принцессы огня. Такие, с веселой хитринкой, со скрытой печалью.

Что греха таить, Кирион оценил выбор матриарха. Этот политический брак имел все шансы стать счастливым со временем. И переписка с Сольвейг только подтверждала это.

Но прежде чем делать официальные шаги в сторону принцессы другого мира, как всякий благородный мужчина Кирион должен был завершить все необременительные отношения.

К сожалению, за последние несколько дней, архимаг пришел к выводу, что слово «необременительные» не подходят к его роману с Константцией.

Ах, сколько раз порывался он проверить всю подноготную девушки! Хорошо проверить, самому, а не как королевская гвардия. Кирион помнил все вскользь оброненные словечки, что царапали его спокойствие. Мелкие несостыковки, что то и дело находил пытливый ум.

Но, когда мы любим, мы слепы. И не потому что любовь дурманит разум, а потому что мы добровольно закрываем глаза.

И Кирион оре-Титалл закрывал. И закрывал бы дальше, если бы Навал не заговори. Если бы Констанция не оказалась причастной к покушению на сестру. И если бы не та судьбоносная встреча с Иштар.

Архимаг потратил уйму времени, сил и средств, чтобы перетряхнуть половину мира Железа и узнать о своей любовнице все. И этого «всего» было с лихвой, чтобы отрубить девушке голову без суда и следствия.

Но в память о той теплоте, что она дарила ему в самые печальные годы жизни. В память о собственной наивности, заставившей его поверить женщине. В память о тех чувствах, что он испытывал, Кирион ехал в подаренный им домик, чтобы поговорить с Констанцией начистоту.

В последний раз.

– Привет! – радостно воскликнул Констанция, кидаясь Кириону на шею. – Как я рада тебя видеть! Как соскучилась!

– И… я… – с трудом протолкнул слова принц. – Тоже рад тебя видеть.

Девушка звонко чмокнула его в щеку:

– Я приготовила твой любимый обед. Ты же наверняка ничего не ешь с этими своими очень важными королевскими поручениями!

Кириона хватило лишь на скупой кивок – обличительные слова застряли в горле, сердце ныло тупой болью. Лицемерие и предательство под такой удивительно красивой и душевной маской.

Пожалуй, не обнаружь в себе такую неожиданную сентиментальность, Кирион бы не согласился на обед. Но он, словно приговоренный к смерти, в тайне мечтал оттянуть неизбежное.

Они прошли в уютную гостинную, уже накрытую на двоих. Его любимое мясо, его любимые закуски, его любимое вино. Констанция знала его вкусы лучше его самого. Раньше это восхищало, сейчас же лишь навевало уныние.

– Все хорошо? Ты какой-то грустный, – заметила девушка, подливая вино Кириону.

– Да, есть от чего, – вздохнул он, откладывая приборы. – Нам нужно поговорить.

Девушка чуть нахмурилась и чуть подалась вперед, готовая внимать. Кирион глотнул вина и, глубоко вздохнув, произнес.

– Я пообщался с господином Строном. И вот какое дело, его племянница Констанция Строном умерла трех дней от роду.

– Дядюшка стар, и наверняка уже путается в годах и людях, – равнодушно пожала плечами Констанция.

– Ему сорок. – мрачно проговорил Кирион.

– Никогда не отличался крепким здоровье. Еще и пил.

– Ему сорок, и он может голыми руками гнуть подковы.

– Ну, сила есть – ума не надо…

– Констанция! – рявкнул архиаг. – Я. Все. Знаю.

В гостиной повисла нехорошая тишина. Девушка все еще немного хмурилась и все еще изображала внимание. Но теперь, вот лишь только теперь Кирион видел, что она лишь изображала.

– Если ты сейчас сама расскажешь мне все, я добьюсь снисхождения короны.

Констанция откинулась на спинку стула, оббитого шелком, приподняла бровь и посмотрела на Кириона каким-то чужим, высокомерным взглядом.

– Отпустишь меня?

– Казню быстро и безболезненно.

Глаза у девушки сквернули. Хищно, опасно, магически.