Селэс? Сирийер? (Надо же: как неучтиво с его стороны!)
– О, небеса! – Ну же… черт!
Ничего удивительного, что он не мог вспомнить ее имени: девушки врываются в жизнь со скоростью ракеты и так же быстро вырываются из нее. И все же парень не должен ворчать, главное – положили глаз.
Крошечная, нанятая напрокат яхта продолжала содрогаться и брыкаться под ним, лавируя и рассекая волны за несколько сот километров от берега – громадного ступенчатого мира под названием Тир.
Леффид уже не первый раз брал такую яхту-крохотульку: если заложить “рваный” курс в бортовые компьютеры, они так славно трясут постель, что из нее можно не вылезать часами. Программирование на регулярное отключение двигателя дает восхитительные ощущения свободного падения… И потом – новый подъем, когда вжимаясь телом в тело, “ты уходишь от гравитации, соскальзываешь с орбиты, убегаешь прочь от большого мира. Постепенно скорость растет, гравитация слабеет, гигантский конический хабитат медленно вращается перед тобой в иллюминаторах, а на боках его играет свет звезды этой системы. Прекрасное место для секса, при наличии подходящего и знающего толк партнера.
– Ой! Ой! Ой-ей-ей! Сильнее! Ну, ну, ну, да!
Она обнимала его неистовые бедра, гладила перья на голове, второй ладонью поддерживая нижнюю часть его живота. Ее громадные черные глаза сверкали, в них плясали безумные огоньки, они наверное, говорили о степени удовольствия, которое получала женщина.
– Давай, давай! Да! Еще, быстрей, дальше, дальше! А-а-хрр!
Проклятье – так как же было ее имя?
Джелдри? Шоукас? Эсиэль?
А что, если это имя не из Культуры? Вообще, он был уверен в обратном, но сейчас начинал все больше сомневаться. Такое имя вспомнить куда как сложнее. Конечно, такое имя и забыть куда проще, но определенно, он должен его вспомнить.
Они познакомились на вечеринке в посольстве Гомомданы на праздновании начала 645 Тирского Карнавала. Он как раз за месяц до этого удалил нейродетектор, поскольку лозунгом этого года стал Примитивизм. Он просто должен был внести соответствующие изменения в свой стиль жизни. Его выбор пал именно на нейродетектор – для этого не надо было менять внешний облик, а ощущения становились совершенно иными.
Так оно и случилось. Появилась странная легкость: теперь ему приходилось все вспоминать самому, спрашивать, как куда пройти и как то или это называется, никогда не знать в точности, который час и в каком месте обиталища он находится согласно карте. Постоянно приходилось полагаться на собственную память, со скрипом вспоминая такие мелочи, как, например, имена знакомых. Как, оказывается, несовершенна человеческая память!
Он даже подумывал об удалении крыльев – чтобы хотя бы отчасти продемонстрировать свое единодушие с карнавалом. Но, в конце концов, решил, что это невозможно. Он ведь сросся с ними. И, наверное, не зря – вот и эта девчонка явно запала на его крылья. Она сразу направилась к нему, с лицом, закрытым маской, с ослепительным открытым телом. Ростом она была почти вровень с ним, великолепно сложена, и к тому же у нее было целых четыре руки! И, естественно, в каждой по коктейлю. Это была женщина в его вкусе, он это сразу понял, пока она восхищенно разглядывала его сложенные белоснежные крылья. На ней было что-то вроде гелевого спецкостюма; темно-голубого цвета с вкраплениями золотых нитей, обвивающих тело, для контраста усеянного маленькими бриллиантами. Ее полумаска была фарфорово-белой, с рубиновыми заклепками, отделанной радужными перьями бадры. От нее исходил ошеломляющий запах.
Девушка вручила ему стакан и сняла маску, демонстрируя глаза, большие, как два голодных рта. В них отражался звездный купол дискотеки, переливаясь волшебным калейдоскопом. Гелевый скафандр покрывал ее тело целиком, не считая этих загадочно изменчивых глаз и небольшого отверстия на затылке, откуда выливалась коса сверкающих золотисто-каштановых волос.
Она первой назвала свое имя: губы скафандра раздвинулись, обнажив белоснежные зубы и розовый язычок.
– Леффид, – ответил он с низким поклоном, в то же время не отрывая глаз от ее лица: это была одна из его коронных штучек. Так она смогла лучше разглядеть крылья за его спиной, сложенные над черным плащом. Он заметил, как у нее перехватило дыхание. Искорки в ее глазах так и заплясали.
– Клюнула! – пронеслось у него в голове.
Посольство Гомомданы представляло собой обильно разукрашенный сосуд, вместилище размером со стадион. Обычно здесь находилась резиденция посла. Но сейчас все пространство заполняла огромная старомодная ярмарка с аттракционами. Они слонялись по шатрам и павильонам, перебрасываясь короткими фразами, злословя в адрес публики и радуясь освежающему отсутствию дронов. Они обсуждали достоинства каруселей, качелей, ледяных горок, лабиринтов с ловушками, разрезалками, скрепами, где разделялись одни пары, чтобы смешиваться и оказаться в уединении с другими, а также аэродинамических труб, трамплинов и батутов, и посмеиваясь над явно бессмысленными состязаниями по “перетягиванию рожи” между различными инопланетными существами.
Она совершала гранд-вояж из своего домашнего Орбитала, путешествуя с друзьями на корабле-полуэксцентрике, который пришвартовался здесь до конца карнавала. Одна из ее тетушек имела связи с Контактом и выцарапала приглашение на бал в посольстве. Подружки так завидовали! Он понял, что ей нет и двадцати, несмотря на походку оперной примадонны и речь куда более умного человека, чем он мог ожидать. Обычно ему быстро надоедало разговаривать с такими незрелыми девушками, но тут он всерьез заинтересовался. Она иной раз отпускала такие точные замечания! Неужели подростки поумнели? Или это просто он состарился?
Неважно, главное – она явно балдела от его крыльев. Даже попросила разрешения погладить.
Он представился ей как житель Тира, бывший – или настоящий гражданин или экс-гражданин Культуры – как вам понравится, хотя лояльнее всего он вел себя по отношению к Тиру, где прожил 20 лет, и уже только потом к Культуре, где прожил остальную часть жизни. Тенденция “Забудь-Обо-Всем”, являвшаяся переходным звеном между Культурой и наивысшим уровнем развития цивилизации, рассматривала Культуру как слишком серьезную организацию, члены которой преданы гедонистическим целям, как чиновники – аппарату, в котором они работают. В Тенденции все было намного проще и раскрепощенное, поскольку она сама не знала, куда идет, и не относилась к себе слишком серьезно. Это было нечто вроде ордена романтиков и изобретателей, бесконечно экспериментировавших – в основном, с собственным телом. Истинной столицей гедонизма считался Тир. Тенденция тоже имела на него свои виды. Впервые он прибыл сюда в составе культурной миссии Тенденции, но остался, когда все остальные вернулись на родной Орбитал. (Он уже подумывал сказать ей, дескать, вот, перед тобой настоящий представитель 00, только из Тенденции, а не из Культуры, и знаю множество всяких секретных кодов и прочего барахла… Но с такой умной девчонкой разводить рамсы столь неклевым образом не следовало.)
Сколько ему лет? О, намного ее старше: совсем среднего возраста, почти сто сорок стукнуло, можно отметить. Вот так с ней следовало разговаривать. Да, эти крылья работают. Когда меньше 50 процентов стандартной гравитации. Носит с тридцати лет. Живет на воздушном уровне, где поддерживается тридцать процентов гравитации. Там у нас растут и здоровенные деревья с ветками как паутина. Некоторые местные проживают в пустых стручках и шелухе плодов, а он предпочитает тонкий домик из листов шелка шалтрессора, натянутого на реечки. О да, он был бы рад показать ей, как выглядит его домик.
И где же она успела побывать на Тире? Только вчера прибыла? В самое время – к началу карнавала. Он был бы рад стать ее проводником. Почему не сейчас? Почему бы нет. Они могут взять напрокат яхту. Хотя сначала надо подойти к Посланнице и откланяться. Да, конечно, они с ней старинные приятели. Ах, иногда то же самое говорит ее тетушка? Надо вызвать турсудно – подвезти остальных? Ах, только небольшой дрон-видеокамера? Ну как же, почему бы нет? О, эти законы Тира порой утомляют, не правда ли?