– Да, старый добрый Материк, – произнес Леффид. “Материк” было обычное в Тенденции обобщающее название для всего, что принадлежало к исконной Культуре. Он улыбнулся. – Ну, что ж…

Он расправил крылья, собираясь покинуть собеседника.

– Не хотите остаться? – иронически прищурился Леллиус. Могли бы заключить пари. Ставлю на то, что вы выиграете.

– Благодарю вас, но я, пожалуй, воздержусь. Сегодня вечером мне предстоит принять гостью, поэтому я должен почистить ножи и перышки.

– Ну, желаю приятно провести время.

– Надеюсь, ваше пожелание сбудется.

– Ах, проклятье! – вырвалось у Леллиуса, когда с нижних ярусов донесся стон трибун: гонка завершилась.

– Не переживайте, – Леффид дружески похлопал вице-консула по круглому плечу и направился к подвесному мосту, который доставил его к основному стволу гигантского искусственного дерева.

– Да, – вздохнул Леллиус, посмотрев на серое пятно пепла, оставшееся на столе от сожженной салфетки. – Скоро здесь начнутся такие гонки – закачаешься!

III

Альвер Шейх рыдала в подушку. Что за ужас – очнуться от такого сна и оказаться в новом невообразимом кошмаре! В ее сне какой-то парень – что было вообще невероятно – предпочел ей другую. Она взглянула в зеркало, чтобы приободриться – и тут же повалилась на кровать, содрогаясь от рыданий. Конечно, в ее жизни и раньше бывали неприятности: например, мама что-то запрещала… Или ей случалось ночевать на какой-нибудь новой планете под чужими звездами, и тогда она чувствовала себя ужасно одинокой, уязвимой и беззащитной. Или умирали домашние любимцы… В конце концов, сон – это только сон. Но такого ужаса она еще никогда не испытывала. Явь оказалась куда страшнее сна.

Оторвав от подушки мокрое лицо, Альвер посмотрела в реверсионное поле и увидела свое отражение. Она тут же взвыла, зарылась головой в подушку и яростно замолотила ногами под одеялом. Кровать, пытаясь восстановить равновесие, закачалась в гравитационном поле, точно студень.

Ее лицо изменилось! За ночь, пока она спала – всего за один день пути от Фаг-Роида, ее прекрасное, миловидное, разбивающее сердца личико, на которое можно было часами любоваться в зеркало, изменилось! В свое время, когда он стала настолько взрослой, чтобы имплантировать наркожелезы, она получила возможность экспериментировать со своей внешностью, оставаясь в то же время всегда молодой. Но сейчас! Ее лицо, на которое она готова была без устали смотреть, смотреть и смотреть, – не потому что оно было совершенным, а потому, что оно было просто чертовски хорошеньким, – ее лицо подменили! Какой кошмар!

Во-первых, ее лицо расплылось и побледнело после всех тех утомительных процедур, которые с ним проделали.

Во-вторых, оно было уже не ее лицом.

В-третьих, оно было старым!

Женщина, на которую ей надо быть похожей, оказалась старше ее! Намного старше! На целых 60 лет!

Достигнув к двадцати пяти годам стабильности в жизнедеятельности организма, граждане Культуры до двухсот пятидесяти лет могли любоваться неизменностью собственного отражения. Потом начиналось медленное, но неотвратимое старение. Альвер слышала, что к четыремстам волосы обычно белеют (или даже выпадают!), кожа покрывается морщинами, грудь отвисает до пупка – фуй! И вот теперь она могла видеть себя в старости. Ну хорошо, не в старости, но эта женщина значительно старше ее! Ей же чуть ли не восемьдесят! Альвер всегда полагала, что будет выглядеть получше в такие же годы! Подключив реверсионное поле к ИИ-сту, можно с помощью простого поворота регулятора увидеть, каким будет твое лицо даже через двести лет. Она пробовала это делать, и ее изображения из далекого будущего оказывались неизменно великолепными!

Это совершенно не походило на то сказочное перевоплощение, которого она ожидала. Из юной Золушки мгновенно превратиться в старушку Фею! Она уже сомневалась в истинных замыслах 00. Их хитрость общеизвестна. И даже если все закончится благополучно и к обоюдной выгоде сторон, ее, Альвер, лишат самого главного – возможности похвастаться перед родственниками и подругами! Что же это за приключение, о котором даже некому рассказать? Если она где-нибудь кому-нибудь брякнет лишнее, ей не бывать в Контакте. Чарт так и не просветил ее, состоит она теперь в Контакте или нет. И вообще, во что она вляпалась: в 00 или в Контакт? Кто ее нанял? А она еще мечтала о таком задании с раннего детства!

От одной только мысли о детстве и полном отсутствии морщин ее глаза вновь наполнились слезами.

Подняв голову, Альвер тронула языком верхнюю губу, соленую от слез и подумала, что наркожелезам пора бы выделить транквилизатор или, может, разрешить себе вволю выплакаться? Глубоко вздохнув, она повернулась на кровати и села, глядя на свое отражение в реверсе. Ужасный вид. Она вытерла лицо руками и досадливо взъерошила волосы (уж они-то могли бы остаться прежними), снова всхлипнула (прямо не девушка, а водокачка) и, посмотрев с усилием в собственные глаза, запретила себе плакать и смотреть в зеркало – даже искоса.

Через несколько минут ее щеки высохли, а глаза прояснились. Лицо стало уже не таким красным и распухшим. Конечно, оно было по-прежнему отвратительным, ну и пусть, главное – в душе она оставалась все той же. Ах, как это мило с вашей стороны, любезные 00. Немножечко страдания, безусловно, пойдет мне только пользу. (А потом держитесь!)

Все лишения, которые довелось ей испытать в жизни, были придуманы ею же самой, для развлечения. Целый день она могла играть в бродягу: ходила полуголодной, оборванной и грязной (в той степени, как ей это представлялось), но вечером дома ее всегда ждали ужин и душ, или, по крайней мере, пил-спрей – аэрозоль, после употребления которого вся грязь вместе с ороговевшими клетками отшелушивается от тела.

Но даже то, что сердце ее было невосстановимо разбито мерзкой метаморфозой, даже это не могло отвлечь от кошмара, явившегося во сне: какой-то парень смог предпочесть ей другую девушку – вот что было непонятней всего.

Ее существование текло легко и беззаботно – слишком легко и беззаботно даже по культурным стандартам. Культура была обществом решительно элитарным. Здесь ценились родовитые люди. Иерархический инстинкт всегда оставался неотъемлемой частью жизни Фаг-Роида. Особенно это касалось потомков семей основателей Культуры.

В этом обществе для того, чтобы сделать успешную карьеру, надо было либо вступить в такие организации, как Контакт или 00, либо иметь хорошую родословную.

Даже самый знаменитый и талантливый артист не вызывал у общества такого пиетета, какой питали к членам старинного родового гнезда.

На свое древнее происхождение Альвер было, в сущности, наплевать. Ей была противна лесть, но, с другой стороны, она хотела, чтобы ею восхищались, чтобы ей поклонялись и чтобы ее вожделели. Но только ее самое. Любовались прекрасным телом, а не ветвистым генеалогическим древом. Она хотела, чтобы в ней видели Альвер, а уже потом – Шейх.

Но и люди, и машины на Фаг-Роиде знали имя Шейх из уроков истории.

Что ж, Чарт прав: это был ее звездный шанс. Она слыла роковой красавицей, обаятельной и привлекательной умницей, и она старалась соответствовать этим слухам. Но совершенно не собиралась провести всю свою жизнь фарфоровой куколкой в сахарном домике.

Быть может, в ней говорил испорченный ребенок, но это был решительный испорченный ребенок, настоящий “анфан террибль”, как говорили в ее семье. И если ее решительность требовала уничтожить испорченность и инфантильность, Альвер могла сделать это быстрее, чем произнести “Пока”.

Она вытерла глаза, обошлась без помощи наркожелез, затем встала и покинула каюту. Она сядет в кают-компании, – там больше места, – и найдет все, что сможет, о Тире, об этом человеке – Генар-Хафуне, – и обо всем, что может иметь отношение к замыслам 00.

IV

Черная птица Гравиес медленно плыла над панорамой великой морской битвы. Ее тень скользила по разбросанным в воде обломками, по парусам и палубам длинных деревянных кораблей.