Стронулось с места и более выпукло показалось свои возможности.

Отличное место для наблюдения вокруг этот довольно высокий холм, и еще он идеально подходит для того, чтобы правильным и продуманным финалом закончить одно дельце, слишком задержавшееся в своем окончании.

Как говорится, время идет, а молодой норр все еще непостижимо жив и начинает всерьез надеяться обвести нас вокруг пальца, как совсем глупых дурачков. Чтобы потом страшно беспощадно мстить и мстить самым суровым образом, когда я крайне легкомысленно передам его в руки, как вслух пообещал, каких-то встречных дворян.

А еще новички очень переживают, пока только про себя, что я по своей глупости непостижимой все же выдам их норра живым и, пусть не совсем здоровым, местным дворянам. А потом, когда нас догонит чья-то дружина суровая и всех легко возьмет в плен, пользуясь большим численным преимуществом, бывший хозяин безжалостно прикажет их самих тоже тащить на деревья, чтобы смогли повисеть и посохнуть как следует.

А не только нас с Тереком и лучницами, как основных виновников крайне циничного ущемления дворянского достоинства.

Дворяне разных стран, даже таких недружелюбных друг к другу, как Империя и королевства Гальд или Ксанф, все равно поддержат своего благородного брата против обнаглевших простолюдинов в максимально возможной степени.

Чувствую у них такие мысли в сознании, есть чего опасаться людям норра Альфирила в случае разгрома нашего каравана дружественными ему дворянами. Вот поэтому пришла пора ему исчезнуть с концом и навсегда из нашего поля зрения. И хлопот с ним вообще многовато выходит, и люди его, пока он с нами катается, не совсем еще про присягу забыли. И опасность внезапной встречи остается, пусть пока мое предчувствие молчит.

Как раз от деревни на примерно пять-шесть километров отъехали, вокруг никого, только глухой лес ведет нас к границе.

— Здесь нас никому не видно, а наш наблюдатель с этого холма будет видеть все вокруг! — замечаю лучницам и подхожу к ним поближе, чтобы выдать распоряжения, которые явно не для всех.

— Пора лошадь поменять! Завтрак, оставшийся с вчерашнего вечера, доесть! Оправиться и его милость сводить в кустики нужно! Небось натерпелся с ночи! Но, только не в кустики его ведите, а к тому пригорку! — начинаю потом раздавать команды бодрым голосом.

Демонстрирую изо всех сил свою человечность и гуманность, за пленником присматриваю как бы по-доброму, а сам уже шепнул Ксите и Фиале, как сейчас придется поступить. Поэтому у них луки с натянутой тетивой лежат на повозке, немного прикрытые сеном, чтобы не бросались в глаза нашим новым спутникам.

Высмотрел такой удобный взгорок на пути, где небольшой лужок имеется перед ним и показываю прислуге норра Альфирила именно на него.

— Снимайте благородного норра с коня и отведите вот туда! Руки развяжите, пусть сам все делает! — потом подхожу к ним уже сам и ожидаемо громко добавляю. — Ваша милость, если попробуете убежать, то далеко не убежите.

Чисто так символически предупредил, типа, на всякий случай.

Норр окидывает меня своим постоянно бешеным взглядом, припекло его так конкретно катиться на своем же коне, только со связанными сзади руками и с завязанными полностью глазами. Тряпку только сейчас сняли и, если бы взгляды могли убивать, то во мне осталось бы, как минимум, с десяток сквозных дыр. Он сам выталкивает прожеванный кляп изо рта языком и выплевывает его на землю, но пока благоразумно молчит про мою непонятную силу и умение забираться в чужое сознание.

Пришло все же к нему понимание, хоть и с большим запозданием, что такие способности об очень многом говорят.

Потому что в Империи это не такое уж и непонятное умение, все Слуги Всеединого Бога его время от времени демонстрируют народу, как божественные сверхспособности, выданные им именно самим Всеединым Богом.

Молчит, потому что начал подозревать во мне такого же Слугу на каком-то спецзадании и еще не хочет снова кляп заиметь, надеется дальше ехать со свободным ртом.

Да, это гораздо лучше, нормально дышать — тоже такая привилегия для правильно себя ведущего пленника.

Прислуга и стражники суетятся вокруг своего бывшего господина, развязали ему руки, отвели к указанному пригорку и сами отошли от него на время отправления благородных естественных надобностей.

Там он какое-то время активно растирает запястья, кидает несколько быстрых взглядов по сторонам, но видит, что я внимательно наблюдаю за ним и лучницы уже тоже держат луки в руках, поэтому бежать сразу же раздумывает. Он может теоретически попробовать запрыгнуть с нескольких шагов на бугорок и скрыться за ним, но рисковать не хочет, потому что явная смерть его ждет сразу же или немного попозже все равно догонит.

— Не хочешь бежать? Все равно ведь побежишь, — я стою в пяти метрах от пленника и даю условный сигнал лучницам, смачно почесав шею под подбородком. — Прошло время жалости и гуманизма, а в этих краях еще никогда и не начиналось.

Фиала, а за ней Ксита поднимают луки, накладывают на тетиву стрелы и пока ждут, выйдя на удобное для стрельбы место, чтобы остальные попутчики не мешали на линии стрельбы.

Норр это действо тоже успел рассмотреть и в его сознании появляется понятное недоумение приготовлениями лучниц.

А мог бы догадаться все-таки, что я могу не только в сознании шарится, но еще заставлять людей много чего делать.

Поэтому я не затягиваю финал, а тут же отдаю ментальный приказ самому норру: — Бежать! Быстро!

Он не очень готов к этому действию, сначала запинается со приспущенными штанами, потом делает шаг, другой наверх, подтягивая штаны, дальше прыгает еще выше и вот уже поднялся на пару метров от лужайки. Еще один прыжок, и он сможет перескочить через пригорок.

Хотя, что это ему даст, не очень понятно, только он все равно себя сейчас не контролирует.

Лучницы так же забегут на возвышение и спокойно его расстреляют, как в тире, пока он добежит до кустов, да и у Терека лошадь под рукой, догонит с ходу и рубанет его же личным мечом благородную норрскую спину.

Но Фиала самая первая вскидывает лук и стреляет, как было уговорено, а в затылке у норра появляется новое украшение, оперение ее меткой стрелы. С шести-восьми метров моя девушка не промахивается.

Его бывшие стражники и слуги замирают потрясенные так резко изменившейся картинкой.

Только что норр смирно стоял, поливая травку могучей струей и вот он сделал самоубийственный рывок, даже не прекратив свой туалет. Вот стрела вышибает ему мозги, а он по инерции валится на ту сторону пригорка.

— Стоять всем! — свирепо командую я новичкам, сам тут же перескакиваю через пригорок и успеваю, замерев над уже дергающимся в последних конвульсиях телом, собрать с него всю посмертную энергию, перебив еще для верности шею молодого норра копьем.

— Интересно, кому именно и в какой пропорции отойдут единицы умений сейчас? Мне или Фиале? Сказал ведь Ксите вообще не стрелять, чтобы посмертная энергия с тела норра и та, что приходит нам за смерть, не пропали в пространстве, — размышляю я над его обмякшим теперь навсегда телом.

Потом достаю стрелу из затылка и быстро освобождаю норра от одежды, сначала снимаю куртку и вышитую рубаху, потом стаскиваю высокие сапоги из тонкой кожи, вытряхиваю тело из широких до колена штанов по имперской дворянской моде. Впрочем, здесь она почти точно такая же, немного только отличается.

Вскоре уже покойный норр Альфирил остается лежать только в нижнем белье и босый, я же возвращаюсь к повозке и бросаю его одежду на нее.

Утром во время допроса спросил напоследок молодого норра Альфирила, сколько человеческих жизней на его совести, он ответил таким же бесцветным голосом, что двенадцать мужчин и женщин прибито лично им до смерти.

Эти двенадцать загубленных душ неплохо так принесут мне и моим людям — вот о чем я должен думать сейчас и всегда потом. Смерти матерых убийц и прочих нехороших деятелей этого времени должны приносить солидное усиление в наши умения, в отличии от смертей совсем невинных людей.