— Верно.

— И вы считаете, что похищения детей и возвращение кастовой системы связаны между собой?

— Да, считаю. Но я не могу сказать конкретно, каким образом они связаны, — мужчина удрученно покачал головой. — Видите ли, жреческий гаалсаар является крайне секретной организацией, в которой действует многоступенчатая система доступа к информации. Рядовые члены касты не знают и десятой доли всех тайн, которые хранят верховные жрецы. Что уж говорить о членах воинской касты? Я, как представитель воинского гаалсаара, не знаю даже того, что знают низшие чины в жречестве — и не имею права потребовать ответов на свои вопросы. Однако я убежден — правду о похищениях детей скрывают верховные жрецы.

— Почему вы решили обратиться именно ко мне? Почему не попробовали выйти на международные организации защиты прав человека, например?..

Шихатбудинов бросил на нее ироничный взгляд:

— Для опытной журналистки вы задаете наивные вопросы, — проронил он сухо. — У жреческого гаалсаара везде есть свои глаза и уши, в том числе и за границей — они узнают о моих попытках связаться с правозащитниками сразу же. И я знаю, на что способна жреческая каста: они уничтожат не только меня, но и весь мой род, включая самых дальних родственников. Я могу пожертвовать собой во имя правды о похищении Наримы, но я не готов положить на плаху родных и близких. По этой же причине в своей статье вы не назовёте моего имени и должности, вся информация должна быть анонимной.

Адрия, выслушав его, не удержалась от сарказма:

— Вы говорите, что жрецы уничтожат любого, кто раскроет их тайны. Значит, я обязана сохранить в тайне вашу личность, но должна рискнуть своей безопасностью?

Вакиф позволил себе снисходительную улыбку.

— Ваша биография говорит мне, что вы не очень-то озабочены своей безопасностью, — отметил он. — За свою карьеру вы нажили себе солидное количество врагов.

— Возможно, я приняла решение стать более благоразумной, — возразила женщина.

— Неужели? Тогда зачем вы откликнулись на анонимку, ведь это крайне неблагоразумно!

Адрия горделиво вздернула подбородок, но, увы, не придумала, что ответить.

«Черт, какой он сексуальный! — мелькнуло у нее в голове. — У меня уже колени сводит от желания. Вот бы сейчас ему отсосать и слышать, как он стонет от удовольствия!»

С трудом женщина прогнала похотливые мысли.

— Если вы не можете обратиться за помощью к международным правозащитникам, что же делать? — кашлянув, поинтересовалась Адрия.

— Год я вел самостоятельное расследование, но не продвинулся и на шаг. Тогда я решил искать себе союзников. В конце весны мне удалось выйти на связь с Эмесламским подпольем. В любой другой ситуации я бы ни за что не связался с повстанцами, ведь я сражался против них во время гражданской войны! Я всей душой презирал их за то, что они открыли границу перед афганскими радикалами и развязали бойню на нашей земле… — в голосе Вакифа проявились стальные нотки, не оставляющие сомнений в том, какие эмоции он питал по отношению к подполью, однако потом его тон снова зазвучал приглушенно: — Похищение Наримы изменило меня, изменило мои мысли, изменило всё… Я осознал, что теперь у меня и подполья отныне общий враг: жреческая каста, стоящая у власти в Эмесламе. А враг моего врага — мне друг. Вот почему я стал искать помощи у повстанцев! Я передал лидеру подполья информацию о похищениях, предложив ему сделку: он поможет мне отыскать правду о судьбе дочери, а я помогу ему разрушить авторитет жречества в глазах простых месламитов и, тем самым, подвигнуть народ на новое восстание. Их лидер принял мои условия. У подполья есть сеть информаторов в различных сферах, благодаря которой они смогли выяснить, что этим летом повторились похищения: по крайней мере три семьи обратились в органы с заявлениями о пропаже. Кроме этого, я узнал, что за все эти годы часть семей не заявляли о похищениях детей, опасаясь мести со стороны похитителей. В данный момент подполье пытается разыскать хоть какие-то зацепки, которые помогли бы проследить действия похитителей. Если повезет, нам удастся выследить их на месте очередного преступления.

При упоминании подполья, глаза у Адрии загорелись:

— Так у вас есть выход на эмесламское подполье?!

— У меня есть выход на их связного, но лично я никогда не встречался с их лидером, — пожал плечами мужчина. — Никто не знает кто он и его настоящее имя, сам он называет себя Гильгамешем — по имени древнего царя. Гильгамеш очень осторожен и никому не доверяет. И это действительно единственно верная стратегия в нынешнее время, ибо доверять нельзя никому.

— Я хотела бы взять интервью у этого лидера! — воскликнула журналистка.

— И почему я знал, что услышу это? — хмыкнул насмешливо Шихатбудинов. — Не буду ничего обещать, как я уже сказал: Гильгамеш очень осторожен. Я могу лишь передать вашу просьбу об интервью через связного, а там как карта ляжет.

— Вы правда это сделаете для меня? — пролепетала Адрия, будучи растроганной как маленькая девочка.

Её эмоциональность, кажется, слегка удивила мужчину.

— Я обещал вам сенсацию, это значит, что, по возможности, я передам вам всю необходимую информацию, — после этих слов он завел двигатель и дал задний ход машине.

— Как?! Это вся наша встреча?! — возмутилась журналистка. — Вы дали мне катастрофически мало информации! Как, по-вашему, я должна написать статью? У меня к вам еще миллион вопросов!

Напор Адрии заставил его закатить глаза к потолку:

— Это не последняя наша встреча, но на сегодня это всё. За вашим номером, госпожа Дравич, установлено наружное наблюдение, поэтому нельзя пропадать из гостиницы надолго, иначе это вызовет подозрения. Загляните в бардачок, там вы найдете телефон, — после того, как в руках Адрии оказался дешевый кнопочный мобильный телефон, он прибавил: — Держите этот телефон при себе, он «чистый», по нему вы можете совершать звонки, не опасаясь, что вас прослушивают. В нем забит мой номер, на случай, если вляпаетесь в неприятности и вас нужно будет подстраховать — но не вздумайте звонить мне по всякой ерунде, ясно?

— Ясно, — вздохнула женщина согласно.

— По этому номеру я буду держать с вами связь и назначу следующую встречу. Этот же номер я передам связному из подполья, чтобы они могли напрямую выйти на вас. Надеюсь, мне не нужно подчеркивать тот факт, что этот телефон вам необходимо как можно лучше скрывать от посторонних глаз?

— Мне не впервой соблюдать конспирацию во время расследования! — слегка обиделась Адрия.

Он, конечно же, проигнорировал её реплику.

— Папку оставьте в машине, вам нельзя брать её с собой — ваш гостиничный номер и все ваши вещи обыскиваются. Если у вас обнаружат информацию о похищенных в Эмесламе детях, то живой вы из республики не выберетесь. В телефоне я спрятал карту памяти, на ней вы найдете все материалы по похищенным детям. Но не подключайте эту карту к устройствам, имеющим активное подключение к интернету, по крайней мере на территории Эмеслама.

— Почему это?

— Потому что в Эмесламе все электронные устройства, сообщающиеся с интернетом, заражены специфическим компьютерным вирусом, чья функция заключается в просмотре всех данных, их копированию и пересылке в местные госорганы. Этот телефон безопасен, — Шихатбудинов кивнул на мобильник, который он передал журналистке, — но все прочие устройства потенциально опасны. Соблюдайте максимальную осторожность в этом вопросе.

— Не беспокойтесь, я буду весьма осторожна, — пообещала Адрия и засунула мобильник в лифчик. Заметив, как он покоился в её сторону, она вызывающе осклабилась и пояснила: — Лифчик, конечно же, не самый надежный тайник. Как-то в Сомали мы с одним моим другом-журналистом оказались в заложниках у местечковой банды — они хотели получить за нас выкуп. Мне пришлось спрятать телефон так, чтобы они не смогли его найти…

Брови Шихатбудинова слегка приподнялись, однако он не стал спрашивать Адрию о том, куда именно она прятала телефон тогда. Эта сдержанность в очередной раз разочаровала женщину и, вместе с тем, привела её в еще большее эротическое возбуждение. К огорчению Адрии, он вскоре остановил машину возле автобусной остановки и сказал, что ей пора выходить: