Судьба Уолтера определилась как только он начал понимать значение и предназначение странных и необычных вещей в кабинете отца — от огромных раковин, которые именовались тридакнами, весили по четверти тонны и имели зубастые выступы, о которые он так часто ушибал ноги, — до маленьких свинцовых шариков, которые назывались картечью.

Прямо в кабинете росла миниатюрная кокосовая пальма. Под потолком висела шкура двадцатиметрового удава Дабы не пугать сына, Джон Мак-Магон-старший, посмеиваясь, называл ее куском небесного экватора. Уолтер не знал, что такое экватор, но слово было чрезвычайно мудрым и очень спокойным.

— А ты подпрыгивал? — спросил он.

— Подпрыгивал? — удивился отец. — Это зачем?

— Ну, чтобы оторвать кусок. От этого… небесного к ватора.

Отец рассмеялся.

— А, да. Очень, очень подпрыгивал. И не я один. Лорд Саймон так прыгал, что даже ногу сломал.

Еще в кабинете стояли застекленные шкафы. В них красовались ветвистые разноцветные кораллы, только вот трогать их не разрешалось, потому что они не только легко разбивались, но еще и крошились в руках. А за это крепко влетало.

Впрочем, Уолтера гораздо больше привлекал здоровенный черный лук с тетивой из жил страшной ящерицы. Увы, стрелы от него мама постоянно куда-то прятала, обещая выдать их, как только крошка Уолли подрастет.

Однако когда крошка Уолли немного подрос, его стали интересовать уже другие вещи. Карты и атласы с голубыми океанами; статуэтки бога Мососа, вырезанные из душистого дерева; рисунки неведомых берегов с хищными рептилиями; круглая штука, умеющая предсказывать погоду; бронзовая труба, с помощью которой можно было запросто разглядеть не только все, что творится в саду у соседей, но и увидеть, который час на башне мэрии.

— Хочешь услышать море? — однажды спросил отец.

— Что за вопрос, сэр! — удивился крошка Уолли.

И услышал. В большой розовой раковине со страшного пиратского острова Пепрос.

— И много там таких раковин? — деловито спросил Уолтер.

— Да. Там много чего. Там еще кукаду живут, — сказал Мак-Магон-старший.

— Кто это?

— Это такие кукующие попугаи ростом с собаку и с угрюмым характером.

— С собаку-у?

— Честное капитанское.

— А почему у них угрюмый характер?

— Не знаю. Быть может, из-за того, что кукаду питаются епескудами.

— О! А это еще что?

— Не что, а кто. Епескудами называются такие змеи, которые зарываются в песок. Весьма недружелюбные существа.

— Ядовитые?

— Нет, и это их очень злит.

— Пап, а ты возьмешь меня в плавание?

— Охо-хо. В плавании нужно много работать, Уол.

— Ну, так я и буду работать. В чем дело-то?

Отец улыбнулся.

— Хорошо, возьму. Годика через два, если тебе не расхочется.

— У! Через два… А почему не сейчас?

— Сейчас мама не разрешит.

— Как — не разрешит? Ты же в доме главный!

Отец почему-то рассмеялся.

— Нет, это на корабле я главный. А в хорошем доме Должна командовать хорошая женщина.

— А у нас хороший дом?

— Превосходный.

— А как узнать, что дом хороший?

— Очень просто. В хорошем доме хочется поменять шпагу на тапочки.

Этого Уолтер понять не смог, поэтому решил спросить о другом, о главном.

— А раньше, чем через два года никак нельзя?

— Категорически.

— Ну, через два года ты забудешь.

— Нет, — очень серьезно сказал отец. — Не забуду.

И не забыл. В двенадцать лет во время летних каникул Уолтер впервые уходил в рейс на трехсоттонной баркентине «Присцилла», личной яхте графа Бервика. Яхте, которой командовал Джон Мак-Магон-старший.

Несколько дней «Присцилла» простояла в порту, дожидаясь ветра. За этот срок Уолтер в сопровождении вестового матроса облазил судно от штевня до штевня и от киля почти до клотика самой высокой мачты. По нескольку раз он заглянул во все помещения судна, не исключая и святая святых — крюйт-камеру. И уже перед самым выходом в плавание успел смертельно перепугать миссис Мак-Магон, которая вдруг увидела сына на марсовой площадке в добрых тридцати метрах над палубой.

После этого случая отец, хмурясь и улыбаясь, объявил, что работу с парусами Уолтер будет осваивать в следующем году. А до тех пор «топтать рангоут» ему запрещается.

Уолтер возмутился.

— Да что же это такое, сэр! Мама уже и на корабле командует? Так не пойдет!

— Разговорчики прекратить, — сказал капитан. — И на будущее запомни: приказы не обсуждаются.

— Да, сэр, — без энтузиазма согласился Уолтер. — А приказы отдавать приятно?

— Не очень. Каждый приказ унижает человека, поскольку заставляет его повиноваться.

— Тогда зачем ты стал капитаном?

Отец задумался.

— Ну, для других дел я гожусь еще меньше.

— Э, — сказал Уолтер, — такой ответ годится еще меньше. Я же серьезно спрашиваю.

Отец взъерошил его шевелюру. Потом взглянул на вечернее небо, в котором розовели перистые облака.

— Серьезно? По-моему, море, ветер и парусный корабль — это самое прекрасное сочетание на свете. Держи глаза открытыми, сам все поймешь. А сейчас иди спать, завтра уходим.

— Так ветра же нет.

— Утром будет тебе ветер.

Как сказал отец, так и произошло. Ветер задул на рассвете. Часом позже из своего замка прибыл молодой лорд Саймон. Вскоре «Присцилла», расправив паруса, выпорхнула в озеро Нордензее. И привычная жизнь окончилась. Отдалилась вместе со стенами и башнями Барлоу.

Все кругом находилось в непрерывном движении — яхта качалась, за кормой тянулся след потревоженной воды, матросы либо «выбирали», либо «травили» многочисленные снасти. На мачтах трепетали флаги. В небе плыли облака, ниже летали птицы. Устойчивой опоры под ногами больше не существовало. Палуба постоянно меняла свой наклон, так что пройти по ней можно было только причудливым зигзагом и только с полусогнутыми коленками. На свете не осталось ничего неподвижного, — даже сам горизонт потерял незыблемость, мерно вздымаясь и опускаясь под шум и плеск за бортом. А когда яхта миновала пролив между островами Бреджер и Осеннис, ветер «засвежел», загудел в туго натянутых парусах, завыл в камбузной трубе, пузырями раздул матросские робы.

На волнах появились барашки, усилилась качка. «Присцилла» здорово кренилась то на один борт, то на другой Казалось, вот-вот перевернется. И хотя отец уверял, что ничего такого не произойдет, Уолтер испугался и забился в каюту. Там было не так страшно, но его начало подташнивать.

Мак-Магон-старший распорядился взять несколько рифов. После этого спустился за сыном. Усмехнулся и спросил:

— Эй, мореход! Хочешь посмотреть, как стреляет палубная пушка?

Уолтер моментально забыл о тошноте и всех страхах, и тут же выбежал на капитанский мостик. И с тех пор более интересного места он не знал.

Следующим летом Уолли плавал уже не пассажиром, а юнгой.

Поблажки сыну капитана, конечно, делали, но совсем мало. Спал он в кубрике, питался за общим столом. Наравне со взрослыми матросами драил палубу, учился вязать узлы, чистил картошку, работал со снастями, мерз на вахтах. И поднимался на те самые мачты, которые по-прежнему очень пугали миссис Раду Мак-Магон. Однако здесь уж сказал свое веское слово ее муж.

— Дорогая! В жизни совсем без риска не обойтись. Прежде чем Уол решится стать моряком, пусть узнает, что это такое.

— Но он еще так юн! Нельзя ли подождать хотя бы два-три года?

— Можно. Только сейчас очень подходящее время, жаль его упускать. Видишь ли, курфюрстенмарине ожидают большие перемены.

Как всегда, Мак-Магон-старший знал, о чем говорил. В тот год случилось много событий. Умер старый курфюрст. На престол Поммерна взошел Бернар Второй. Новый государь считал, что развитие страны невозможно без ресурсов заморских территорий. Поэтому уже через неделю после коронации все крупные верфи получили заказы. Причем почти половину кораблей курфюрст строил за свой личный счет.