— Если речь идет о военном союзе, я согласен.

Здорово их допекло, понял великий сострадарий. Этих альбанских дворянчиков. Если один из не самых худших представителей решился, в сущности, на мятеж и предательство. Всего лишь из-за права незначительной части общества жить лучше за счет большинства.

Что ж такое человек? Как могли земные предки Джулиана Бельтрамоно или того же марусима Шарафа Армизал-Резы построить общество, основанное на уважении прав личности? Не миф ли это? Или природа человеческая разительно ухудшилась? Или все-таки дело в том, что ухудшились условия существования? Но тогда человек — это всего лишь то, чем ему позволяют быть условия… То есть судьба.

— Позвольте пожать вашу руку, милорд, — сказал эпикифор.

Он решил пока не настаивать на признании прав Покаяны на отнятые у Альбаниса провинции. Об этом лучше вспомнить тогда, когда судьба заговорщиков повиснет на волоске. Всему свое время. Сам Великий Пампуас сначала плел корзину, а потом уж собирал томаты…

Атвид Чессамо сделал изумительную карьеру и стал вице-адмиралом в тридцать шесть лет.

Но вовсе не потому, что отличался особыми талантами. Атвид Чессамо стал вице-адмиралом благодаря тому, что являлся чистейшей воды пампуасом. Таким же, как и его покровитель Керсис Гомоякубо, бубудумзел. А еще благодаря тому, что адмирал-аншеф Василиу являлся протеже эпикифора.

Орден Сострадариев, монолитный снаружи, изнутри таковым никогда не являлся. Вся его история заключалась в монотонной грызне за власть, и с интронизацией очередного эпикифора эта борьба отнюдь не стихала. Она самым естественным образом перетекала в фазу комплектации так называемых «новых табунов».

В ходе дележки власти появляется множество падших ангелов, смертельно обиженных друзей и прикупленных врагов. На этом фоне возникают внезапные союзы, слетают глупые головы, крепчает слежка одной стаи за другой. Вот почему, как только вновь избранный великий сострадарий Робер де Умбрин завел себе в имперском флоте Андрокона Василиу, глава Святой Бубусиды Керсис Гомоякубо принялся искать противовесную фигуру.

Долго не находил. Наконец, роясь в архивах, установил, что и отец, и дед некоего малоизвестного пампуаса Чессамо служили во флоте. Именно это и предрешило судьбу Чессамо-младшего, не только не испытывавшего тяги к соленым просторам, но еще и серьезно страдавшего морской болезнью.

Увы, с волей наиглавнейшего бубудуска в ордене не спорят. Обрат Чессамо блестяще закончил Морской энциклий (а как еще мог окончить направленец-бубудуск? Разве что сияюще…), прослужил всего год и вдруг сделался старшим офицером. Потом получил в командование сначала корвет, затем фрегат. Прыгая от звания к званию, добрался до должности командира линейного корабля и однажды проснулся адмиралом. Более того, сделался еще и первым заместителем командующего флотом Открытого моря.

И как только сделался, сразу начал строчить доносы, поскольку прекрасно знал, для чего сделался.

Трудно назвать хотя бы одну сторону многогранной деятельности аншеф-адмирала Андрокона Василиу, которая не нашла бы отражения в эпистолах его заместителя. Там было все — от плесневелых сухарей и воровства казенного рома до нарушения правил судовождения и крепких высказываний, без которых ни одной эскадрой не покомандуешь, но в которых кому только не достается, включая самого Великого Пампуаса.

В общем, Керсис Гомоякубо получал то, что хотел, и от недостатка информации не страдал. Все доносы своего агента-адмирала он аккуратно складывал в один из ящиков обширной картотеки.

Но ни одна бумажка из этого ящика с лаконичной надписью «Василиу» на стол эпикифора не попадала. Бубудумзел действовал тоньше, и возможностями обладал большими, нежели Чессамо. Вместо примитивной передачи доносов по инстанции (то есть тому же эпикифору) он по наиболее перспективным из них организовывал проверочные комиссии Санация.

В Санации нашлись понятливые люди. Благодаря их стараниям в комиссии попадали обратья, коим недостаток ума заменяло неуемное рвение. И уже из-под их пера, украшенные массой леденящих кровь подробностей, все упущения несчастного адмирала становились известными великому сострадарию.

Разумеется, эпикифор довольно скоро догадался о причинах столь строгого отношения Санация к Василиу. И, разумеется, не собирался скармливать своего адмирала Бубусиде.

Делал он это по многим причинам. Не последней из них была та, что эпикифор ордена Сострадариев, в отличие от шефа Святой Бубусиды, обязан хоть немного думать и об интересах Пресветлой Покаяны, во главе которой фактически находился. Адмирал-аншеф Василиу, хотя и не отличался особо выдающимися способностями, профессионалом был крепким, в отличие, например, от все того же Чессамо.

Бубудумзел об этом тоже знал, поэтому никогда прямо не требовал отставки командующего флотом Открытого моря. Вместо этого вполне удовлетворялся тем, что взрывчатый материал на протеже эпикифора скапливался, а фитиль от этой бомбы находился в его, Керсиса, натруженных руках.

Итак, с обязанностями бубудуска Атвид Чессамо справлялся добросовестно и с большим умением.

Хуже обстояло дело с обязанностями вице-адмирала. Причем намного хуже. В сущности, любое самостоятельное плавание для Чессамо выливалось в сплошную полосу мучительных неприятностей. Так до конца и не разобравшись в названиях и предназначениях частей рангоута и такелажа, бойкий выдвиженец постоянно путался в тарабарском морском лексиконе, из-за чего корабли, имевшие честь находиться под его командованием, регулярно садились на мель, сталкивались с соседями по ордеру, мяли борта при швартовках. Черпали волну открытыми портами, теряли якоря, паруса, людей, шлюпки…

Все это несколько смущало Чессамо. Поэтому, насколько мог, он стремился избегать личных распоряжений. Уже вступив в должность командира фрегата, он совершенно отказался от вахт, и это неслыханное во флоте дело сошло ему с рук. Когда же пришел долгожданный адмиральский чин, жизнь пошла совсем другая. Атвид просто приказывал, куда нужно привести либо корабль, либо эскадру, а то, как это сделать, уже являлось заботой других. Чессамо с удивлением заметил, что чем выше пост, тем меньше мозговых усилий он требует, поскольку можно паразитировать на мозгах подчиненных. Так ему открылась одна из прелестей власти.

Однако время от времени мнения помощников расходились и тогда все же требовалось принимать решения о строе эскадры, пополнении запасов, выборе якорных стоянок, курса, парусности и тому подобной чепухе. Иногда решения получались удачными, не без того, однако гораздо чаще Чессамо доводил до зубовного скрежета либо подчиненных, либо аншеф-адмирала, либо самого морского министра.

По этой причине Василиу никогда не доверял «мундиру, надетому на бубудуска», руководство авангардом флота, предпочитая иметь во главе передового отряда младщего по чину, но куда более толкового контр-адмирала Умберто Атрегона.

А вице-адмирал Чессамо неизменно плелся в арьергарде с несколькими наиболее устаревшими кораблями. Ничего более существенного против него Василиу предпринять не мог, но это вот делал обязательно.

И когда командующий флотом Открытого моря распределял свои силы для блокады устья Теклы, он поступил абсолютно так же, как всегда: авангард во главе с Атрегоном поставил стеречь Западную протоку, как наиболее вероятное место прорыва, сам расположился напротив центральной части дельты с главными силами, ну а остаток кораблей, под началом Чессамо, отправил с глаз подальше — в бухту Пихтовую, куда открывалась самое восточное судоходное гирло Теклы. Там меньше всего следовало ждать померанцев, поскольку лишь двести с небольшим миль отделяло эту бухту от Ситэ-Ройяля, где находился еще один флот Покаяны — Домашний. По силе он ничуть не уступал всей эскадре Мак-Магона, поэтому прорываться мимо него после какого-никакого, но все ж таки — боя! — с кораблями Чессамо было бы поразительной глупостью.