В глазах потемнело. Словно вспышкой в мозгу мелькнул тот самый день пять лет назад. История повторилась. Я ожидала этого со страхом и нетерпением. Я знала, что так будет. А главное — именно сейчас, когда мне пришло это письмо… Это не может быть совпадением. Мой отправитель всё учёл и сделал выводы. С моей стороны глупо было его недооценивать.

Я вырвала страницу со статьёй и зажала в руке. Это подтверждение моей правоты. Моё оружие. Если только… Я схватила телефон и набрала сообщение для Вени: «Сделай для меня кое-что, пожалуйста…».

— Серёжа сказал, что уже бежит! — голос папы вывел меня из оцепенения. Должно быть, у меня был странный вид: сижу, уставившись в пустоту, в одной руке зажат телефон, в другой клочок газетной бумаги. — Что это ты вцепилась в газету? Она давнишняя, я собирался её выбросить.

— А, ничего, — голос дрогнул. — Там просто статья смешная.

— Ну, ладно-ладно… — папа явно заметил, что я немного не в себе и попытался перевести тему. — Надолго ли собираешься остаться?

— Не знаю. Пока не разберусь немного в жизни.

— О, это серьёзно. Послушай… — он замялся. — Это случайно никак нес вязано с тем письмом, которое я тебе отдал?

— Нет! — поспешила ответить я. — Нет. Просто я очень устала. И дома так давно не была. Многое надо обдумать. И кое-что доделать… Можно позвать тебя на помощь, если буду тонуть в пучине отчаяния?

— Приложу все усилия, чтобы вытащить оттуда. Да и Серёжа должен скоро подойти, подсобить.

— Спасибо, — я обняла папу крепко-крепко, как в детстве, вдыхая аромат табака и брусники.

Теперь дорога в моё нетронутое пыльное царство площадью 7 квадратных метров. Комната Ники — оплот постоянства. Застеленная сиреневым флисовым покрывалом старушка-кровать, ютящийся в уголке ветхий комод, заваленный старыми книжками стеллаж, вечно захламлённый чем-то стол, выцветшие бежевые обои. Моё обиталище никогда не отличалось образцовым порядком или стилистической утонченностью, но когда я жила здесь, каждая вещь была значима, была частичкой меня. Не просто комната или даже атмосфера в ней, а некая душа, созданная тобой с помощью подручных средств. Теперь же здесь не осталось почти ничего от того моего тайного мира. Ничего, кроме укромно спрятанного писания…

Этому писанию дал начало Слава. Слава… Это имя будто впиталось в мою кровь. Оно мне роднее собственного. Как давно я разговаривала с ним в последний раз? Кажется, в тот самый раз, когда отказалась приходить на его свадьбу. Значит, три года. Уже три года я не общаюсь с человеком, которого считала братом. С человеком, лучше которого долгое время не могла и представить. Это он помог мне пережить черный период моей жизни. Он был рядом, сколько себя помню. Но как бы долго не продлилась разлука, я не могу забыть его до самой незначительной черточки, до последнего выражения глаз. Это как часть вас, без которой вы себя не представляете. Как если бы вам ампутировали руку или ногу. Жить, конечно, можно, но всё же не хватает чего-то важного.

Вот так я и живу без Славы. Как инвалид с фантомными конечностями.

Он — сын моей крёстной тёти Лизы (маминой лучшей подруги), в шутку называемый троюродным кузеном. В детстве мы постоянно спорили и ругались из-за всякой ерунды, я вечно таскала его игрушки, ломала всё, что он строил, ябедничала, когда он хулиганил… Эта вечная шуточная перепалка, наверное, так и не прекратилась, если бы не смерть мамы…

Мне было всего одиннадцать, и мой мир рухнул в одночасье. Несчастный случай… Описать боль этой потери просто невозможно. Тебя будто ударили по голове, вокруг тебя вакуум, сепия, разум отказывается верить в реальность происходящего, а с тобой остаётся лишь острое чувство оставленности, которое не проходит и в самой людной компании. Не знаю, что бы мы с папой и братом делали в то время без Славы и тёти Лизы. Мы бы просто не справились. Они заходили каждый день и буквально растрясали нас от этой летаргии, в которую мы впали. И пусть это было невозможно представить, но мы научились жить заново. Привыкли жить урезанной версией нашей семьи, без мамы — только папа, я и младший брат Серёжа. Привычка — страшная вещь, непобедимая, необходимая.

Была привычка: крепиться, радоваться сквозь зубы и никогда не плакать. Слава же сделал для меня из этой привычки вполне сносную жизнь, которую можно было бы даже назвать счастливой. Благодаря его заботе и участию (как не банальны эти слова, но другими его деятельность я описать не могу), мне удалось дожить несколько лет моего, так называемого, «детства» нормально, не хуже, чем прочие, и войти в подростковый возраст восторженным и мечтательным субъектом, то есть — обычной девочкой.

Разве могло что-то предвещать беду, когда жизнь вошла в колею, как казалось, раз и навсегда? Но беда случилась. Случилась несколько лет назад, а от её последствий мне приходится убегать и избавляться по сей день.

Сегодня это письмо разбередило ту рану, которую я старалась не трогать, тщетно уповая, что она пройдёт сама. Но она не исчезает. Возникает каждый раз, алея ещё ярче, чем казалось раньше. На старые проблемы наслаиваются всё новые, годы идут, а мой внутренний мир всё в таком же беспорядке. Нужно с этим бороться… Так, может быть, когда ты загнан в угол, пора повернуть назад?.. Посмотреть в заплаканные глаза прошлому, от которого всегда пыталась убежать.

Умный человек на моём месте прислушался бы к совету, адресованному ему таким красноречивым письмом. То есть залёг бы на дно и не совершал лишних телодвижений. Но я никогда не отличалась рассудительностью. Дело в том, что эта угроза для меня если не желанна, то уж точно ожидаема. Я надеялась, пять лет надеялась, что нечто подобное произойдёт. Я знала, что моя история не закончена.

На мой семнадцатый день рождения Слава подарил мне дневник — единственный, который я вела в жизни. Никогда не видела в них особого смыла, а в себе достаточной усидчивости, чтобы не забрасывать это дело. Но эта тетрадь с отвратительными цветочками на обложке, стала моей отдушиной в тот момент, когда жизнь приготовила очередное испытание. Я прекратила вести его так же резко, как и начала. Без всякого сожаления я оставила в родительской квартире всё, что хоть сколько-нибудь напоминало бы мне о прошлом, но с этой потрёпанной книжицей расстаться было труднее всего. Я никогда не перечитывала написанного там, просто решила, что эту часть меня нужно оставить пылиться среди прочих вещей, о которых я приказала себе забыть. В этом дневнике — всё. Вся моя жизнь с семнадцати до восемнадцати лет. Короткий период, но очень важный. Точная хронология событий — все мысли и чувства без утайки. Думаю, если бы кто-то нашёл его и прочёл, я бы не пережила. Слишком это личное. Поэтому и спрятала так тщательно.

Не уверена, что и мне теперешней стоит это читать. Воскресить то время в сознании, значит растоптать себя новую — ту, которую я собирала по крупицам с таким трудом. Но та Ника из прошлого не хотела, чтобы я забыла её и отреклась. Подтверждение тому — полученное на днях письмо.

Третья полка, с самого края, за «Сказаниями четырёх ветров»[i] — книгой, благодаря которой всё и началось. Нужно отогнуть заднюю обивку стеллажа из ДСП… И вот он вновь в моих руках: распухший, пыльный, тщательно избегаемый. Не просто тетрадь, а реликвия. Не просто текст, а оправдание всему, что со мной произошло. Не просто дневник, а вся моя жизнь.

Я помню, как он начинается. Наивно, нелепо, по-детски: корявые фразы и неправильно построенные предложения, восторженность и слёзы на пустом месте. Первые страницы ещё не ведали о трагедии последних. Юная Ника ещё не знала, чего можно ожидать от жизни.

Открыть его, значит потеряться во времени, перестать жить настоящим, снова потерять себя, перечеркнуть всё то, к чему я стремилась…

Но я открою его.

[i] Цикл романов вымышлен автором. По сути, является аллюзией на популярное эпическое фэнтези («Властелин Колец», «Хроники Амбера», «Ведьмак», «Песнь Льда и Огня» и т. п.).