Я зажмурилась, стоя на пороге ванной. Пыталась привести сознание в надлежащий вид. Уже нарушила все мыслимые и немыслимые правила, которые вдалбливал мне в голову дядя на протяжении стольких лет. О некоторых вообще только подразумевал, как о само собой разумеющихся. Не иметь с жертвой интимные отношения. Не иметь с жертвой откровенные разговоры. Не влюбляться в жертву!

Алёшка, ты неисправима. Зря, ой зря дядя потратил на тебя всю жизнь… Ну и пофиг. Я всё равно близка к цели!

Открыла глаза. Антуан смотрел на меня с усмешкой сквозь пелену душа. А потом сказал просто:

— Иди ко мне.

И я пошла.

Его руки приняли меня, обняли, успокоили. Нет, не может быть, чтобы я ошиблась. Я всё делаю правильно! Разве не говорил дядя, что нужно установить доверительные отношения? Сейчас у нас лимит доверия превышен в стопицот раз! Но я думала не только об этом. О личной стороне дела тоже. Ведь Антуан не знает, что его кольцо нужно мне. Возможно, он даже не знает, что бриллиант краденый! И тогда… Нет, всё равно я останусь в его глазах просто мелкой воровкой драгоценностей. А он… Он честный, умный, благородный! Аристократ! А я просто девчонка от матери-алкашки и неизвестного отца. Я ему совершенно не чета и даже не думаю о каких-то призрачных отношениях. Надо взять от жизни то, что она даёт, поблагодарить и идти дальше. Это моё последнее дело… От него зависит жизнь дяди. Сестрёнки, братишки… Я должна довести его до конца. Но, космос, как сложно не думать о завтрашнем дне в плену сильных рук!

— Выспалась, детка?

Он шепнул мне это на ухо, а у меня чуть ли не сознание помутилось. Нет, так нельзя! Не последний мужик, не первый, кстати! Алёшка, возьми себя в руки!

Но не я, а он взял меня в руки. Очень нежные, очень ласковые руки. А голос, тихий, вкрадчивый, обжёг ухо:

— Иди, я тебя намылю, вымою…

Я аж задохнулась. Это прозвучало так… призывно! Так страстно, так обещающе! И его пальцы с мочалкой, полной пены, заскользили по моей груди, невзначай касаясь сосков, по животу, по ногам, вернулись вверх, снова вниз… Космос, как устоять? «О, боже, какой мужчина!» Какая нежность… Полная нирвана! Дрожь охватила всё моё тело, а почему я дрожала, и сама не знала. Но машинально ухватилась за плечи Антуана, даже, можно сказать, вцепилась в них. Всё, что было между нами вчера и позавчера, не шло ни в какое сравнение с этим невинным душем… Это были притирки, намётки, а сегодня началась настоящая игра. И Антуан водил.

Он прижал меня к себе, обдав жаром распаренного под тугими струями воды тела, и спросил:

— Тебе холодно?

— Нет.

— Почему же ты дрожишь?

— Я не знаю, — призналась я, избегая смотреть ему в глаза. А ну как найдёт в них что-нибудь, да не отпустит…

— Давай я смою мыло. Согрею.

Он снял душ с подвески и начал поливать меня со всех сторон. А я отобрала мыло и неумело принялась мылить его плечи. Заодно и массировала. Как могла и знала, да. Мне просто хотелось доставить ему удовольствие после такого купания. Похоже, Антуану нравилось, потому что он жмурился и тихонько мурчал, прямо как сытый кот. Остаться бы так с ним навсегда… Вот здесь, под душем. Насовсем. Чтобы было так же хорошо… Но сколько же кубометров воды уйдёт…

К счастью, в дверь снова постучали, и Антуан услышал. Озабоченно сдвинул брови:

— Кто это, интересно?

— Наверное, Антинеа принесла завтрак.

— Я её не просил, — удивлённо сказал Антуан, потом поднял пальцем мой подбородок, заставив взглянуть ему в лицо.

— Я попросила. Там ужин остался… — запнувшись, ответила я. — Ты же обещал, что я попробую что-то необычное.

Он молчал, а потом рассмеялся, откинув голову. Потянулся, выключая душ, и бросил мне висевшее на крючке полотенце:

— Ты права. Пошли, позавтракаем.

Пока я вытерлась, Антуан уже спровадил горничную и открыл колпак на блюде. Когда я вышла, завёрнутая в полотенце, по комнате расплывался вкуснючий запах мяса и зелени. А ещё кофе! Конечно, я совсем забыла сказать Антинее про кофе, но она догадалась сама. Антуан набросил на руку салфетку и согнулся в поклоне:

— Прошу, мадемуазель, ваш столик готов.

Хихикнув, я взяла тарелку и принюхалась:

— А что это?

— Это, мадемуазель, наше семейное блюдо. Рецепт его хранится в старой тетради с выцветшими чернилами, которую моя бабушка Элизабет заполняла от руки.

— Хорошо, я поняла, — изо всех сил сохраняя серьёзный вид, ответила я. — Но конкретно вот это — что это?

— Это «лу пич». Фаршированная телячья грудинка.

Антуан тоже взял тарелку и по-простому плюхнулся на диван. Я села рядом:

— И как это едят?

— Будь мы за столом с дедом Анри, отцом и Валери, я бы взял вилку с ножом и ел бы, как культурные люди. А пока…

Он ухватил расползающийся кусок мяса с вылезающим фаршем и откусил кусок. Замычал:

— М-м-м, как вкусно!

Ах вот как это работает! Значит, при семье можно корчить из себя фиг знает что, а одному и руками кушать прилично? Ладно. Я тоже взяла кусок мяса, стараясь удержать странный зеленоватый фарш, и попробовала осторожно.

Конечно, я уже ела запечённое мясо, фаршированное всякой всячиной. Но это превзошло все мои ожидания. Мягкое, рассыпчатое, сочное, с начинкой из салата и травы, оно просто таяло во рту. Под кофе пошло на ура. Правда, Антуан с опаской косился на мой эксперимент — запивать кофе лу пич, но ничего не сказал. Хотя и слегка отодвинулся от меня.

А потом вспомнил:

— А где мой отвар от желудка? Антинеа принесла?

— На столике стоит, — я махнула рукой, облизав с пальцев сок, и допила кофе. — Мы когда едем? Уже надо собираться или…

— Сейчас, одеваемся и выезжаем.

Антуан залпом проглотил свой отвар и вытер рот тыльной стороной ладони:

— Надень что-нибудь свободное, путь неблизкий.

Через час мы уже припарковались на улочке возле отеля «Бореаль». Антуан вместе со мной вышел из машины и поставил её на сигнализацию:

— Я подожду в холле.

— Ты что, боишься, что я сбегу через заднюю дверь? — откровенно веселилась я, но маркиз был непреклонен:

— Просто подожду. Ждать вроде пока ещё не запрещено законами!

Пожав плечами, я не стала спорить. Просто возьму деньги из сейфа и одежду. Много времени это не займёт, пусть ждёт.

Поднявшись на последний этаж, я открыла дверь номера и сразу пошла к сейфу. Набирая код — всё ту же любимую дядину «жабу» — нахмурилась. Что-то в номере мне не понравилось. А вот что?

— Ничего себе, bébé, ты гуляешь!

Пачка денег чуть не выпала у меня из рук. Я обернулась. Самир лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел на меня с усмешкой. Голубые глаза с морщинками в углах, убегающими к вискам, прищурены. Какого чёрта?